Болтливые куклы (СИ) - Кочешкова Е. А. "Golde" (электронная книга TXT) 📗
В конце концов, это было уже не важно.
Мысленно Хекки простился с жизнью в храме, танцами и своей любимой ролью Маленькой Сио.
Он ничего не стал говорить друзьям — не хотел пустых уговоров и предостережений. Конечно, побег был вопросом решенным, но Хекки опасался, что лишние слова заставят его усомниться в своей правоте. Да к тому же боялся слишком расстроить Шена, которому никак нельзя было терять самообладание накануне своего долгожданного выступления в роли Лунной Девы.
Пробираясь в зал, битком набитый зрителями, Хекки смотрел на все как будто немного сверху, со стороны — театр уже перестал занимать центр его мира. Но все же этого представления он очень ждал и заранее волновался. Ему очень хотелось, чтобы Шен Ри оказался самым лучшим, затмил даже этого выскочку Лоа, который почему-то искренне считал себя непревзойденным мастером.
Хекки внутренне усмехнулся, вспоминая, как отчаянно завидовал своему другу, когда сам еще был учеником. Тогда он даже представить себе не мог, что однажды и сам станет одним из лучших. И вскоре после этого так стремительно скатится в пропасть.
Хекки занял свое любимое место в одной из ниш театра. Довольно высоко поднятая от пола, она позволяла видеть все происходящее поверх голов остальных зрителей. Времени до начала представления было еще достаточно, и люди пребывали неспеша. Нарядные и радостные, они смеялись, живо говорили о каких-то своих, мирских делах, делились новостями и сплетнями, иногда даже обменивались подарками. Все же День явления Вершителя был одним из самых значимых в Таре.
А для Хекки он значил только одно — в этот день на алтаре обычно появляется множество невероятно вкусных подношений. В такой день маленький храмовый воришка никогда не оставался без особенного угощения. Впрочем, на сей раз он не думал о таких глупостях. Вкусной еды ему хватило в те вечера и ночи, когда он сполна вкушал своей свободы. Теперь все мысли были о другом.
Наконец все лампы на стенах оказались потушены, остались гореть только небольшие фонарики свисающие с главного канделябра над сценой. Это была красивая большая конструкция с каким-то хитрыми механизмом. В его работу Хекки никогда не вникал, но от слуг в театре слышал, что когда свечи в фонариках нужно зажечь или потушить, для этого достаточно нажать на несколько рычагов за сценой. Огромный обруч при этом легко опускался вниз, позволяя служителям без труда управляться с этой работой.
Но на сей раз Хекки, конечно, смотрел не на светильники. Он с трепетом ждал выхода своих друзей. Зара в роли демона ему приходилось видеть не раз, но вот каким будет Шен Ри в наряде Лунной Девы — об этом приходилось только догадываться.
Что ж… лучший друг его не разочаровал.
Когда Хекки увидел эту Лунную Деву, это почти неземное существо, у него перехватило дыхание — Шен Ри показался ему невыразимо прекрасным. Куда там чванливому Лоа! У него никогда не было такой поистине летящей походки, таких естественно свободных движений, чарующей легкости. Рядом с Шеном Лоа показался бы просто стариком.
Представление длилось, и Хекки смотрел на сцену, время от времени забывая о том, что нужно дышать. Ему так нравилось то, что там происходило. Ведь если уж быть честным с собой до конца, он все равно никогда не смог бы стать таким же безупречным танцором, как Шен. Некоторые люди просто созданы для этого.
И когда пришло время Прерванного Полета, Хекки даже закусил губу и изо всех сил вытянул шею, вглядываясь даже не в движения — в лица своих друзей. Они остались вдвоем на сцене, только Шен Ри и белый Зар. Всегда такие странные и непостижимые. Всегда обращенные лицом друг к другу.
Всегда чуть в стороне от других актеров и… да — от Хекки тоже. Сколько бы он ни старался, сколько ни тянулся к старшим, ему было не под силу стать для них равным.
Увидев, как безупречно легко и почти нежно Зар поймал своего партнера, летящего на едва заметном канате, Хекки изо всех сил стиснул зубы. Он ощутил вкус крови во рту и навсегда запомнил его — вкус ревности и обиды. Вкус зависти.
Вкус прощания.
Он хотел запомнить своих друзей такими.
Хекки так и не понял, что произошло спустя несколько минут, но над огромным залом вдруг пронесся страшный, неестественный для этого места звук. И прежде, чем хоть одна догадка мелькнула у него в голове, Хекки увидел самое жуткое зрелище из всех, что когда-либо ему приходилось лицезреть.
Тот самый огромный канделябр, годами освещавший сцену, оторвался от потолка и рухнул вниз.
Хекки не сдержал крик, полный ужаса. Его ладони сами собой взметнулись ко рту, когда увидел, как эта проклятая конструкция с треском проломила пол, придавив одного из танцоров.
Одного из самых близких ему людей.
— Шен! Ох, нет! — Хекки сорвался со своего места и бросился к сцене, не разбирая пути.
Он успел преодолеть половину расстояния, прежде, чем оказался сметен и сбит с ног кричащей, обезумевшей от страха толпа.
Люди бежали прочь из театра. Не разбирая, куда ступают, они спасались от пламени, что стремительно вспыхнуло на сцене, разгорелось среди деревянных сидений и принялось жадно набрасываться на всех и вся.
В одно мгновение Хекки оказался придавлен ногами и телами тех, кто жаждал поскорее убраться подальше от пожара. Он успел только накрыть голову руками и сжаться в комок, надеясь, что эта безумная лавина схлынет прежде, чем растопчет его окончательно.
Сознание вернулось вместе с болью.
Хекки с трудом разлепил залитые уже подсохшей кровью глаза и огляделся.
Кто-то сердобольный вытащил его из горящего театра и отнес в дом к целителям, но раненых и обожженных людей вокруг было так много, что до Хекки лекари еще не добрались.
С трудом сев, он увидел десятки стонущих и таких же окровавленных, как он сам, людей.
— Шен… — язык с трудом ворочался, во рту совсем пересохло. Хекки тихонько всхлипнул и на четвереньках отполз прочь от громко стенающего рядом раненого. Еще немного — и ему удалось встать на ноги. Кто-то из целителей заметил это и жестами велел лечь обратно, но Хекки сделал вид, будто не заметил сердитого взгляда, и так же осторожно, придерживаясь рукой за встречные колонны, направился в сторону выхода.
Он и сам не понимал, куда идет. В голове все еще шумело, а ноги казались непослушными, как у той тряпочной куклы, что всегда таскала с собой Жун.
— Шен… — снова пробормотал Хекки. Он больше не представлял, как сможет найти друга в этой обители демонов. И, если уж говорить по правде, был почти уверен, что искать-то больше некого…
Он просто шел. Медленно, как во сне.
Пока не обнаружил вокруг себя темную ночь, обжигающе-холодные струи дождя и тишину. Все крики и стоны остались за спиной, в Доме целителей. А впереди были только водяная завеса, да блестящая от влаги дорожка из камня. И Хекки знал, что если очень старательно и долго переставлять ноги, то этот путь приведет его к выходу из храма.
В речной харчевне дядюшки По было шумно, весело и тепло, несмотря на сильный дождь снаружи.
Хекки отчетливо слышал обрывки разговоров и грубоватые шутки хозяина через тонкую стенку, что разделяла зал для посетителей и внутреннюю часть дома. Сам он сидел рядом с женой дядюшки По, дородной и добродушной поварихой. Тетушка Тэпи вдохновенно месила тесто для большого вечернего пирога и рассказывала Хекки байки из своего прошлого. А было оно богатым на события и разных людей…
Хекки слушал надтреснутый и хрипловатый, но такой добрый голос тетушки и осторожно прихлебывал горячий бульон из глубокой пиалы. Ему было тепло, удобно на большом мешке с рисом и очень хотелось спать.
Он все еще не пришел до конца в себя после страшных событий в храме, хотя минуло уже почти два дня.
В ту ночь Хекки без труда смог выйти через главные храмовые ворота: людей, покидающих святую обитель было очень много, и никто не разбирал, есть ли среди них служители Небесной Богини. Оказавшись в городе, он спрятался под навесом чьего-то дома в первом же переулке, что попался на глаза. Там было темно, тихо и почти не мокро. Хекки заполз под большую плетеную корзину, свернулся клубком и крепко уснул до утра. А когда проснулся, все произошедшее стало казаться ему далеким страшным сном.
