Немцы в городе - Оутерицкий Алексей (версия книг txt) 📗
И не я один был таким успешным. Относительно удачно прошла неприятную процедуру вся основная масса, включая даже служивых из хозяйственного взвода. Всего двое или трое таковых выскочили из палатки с выпученными на красных физиономиях глазами, в соплях и слезах, и их, вопреки прозвучавшим ранее угрозам, даже не стали запихивать обратно, хотя такие вещи и практиковались обычно для профилактики и лучшего освоения бойцами военного дела.
Отбывших газовую повинность офицеры на перекур не отпустили, дожидаясь полного завершения полевого учебного занятия, поэтому освободившийся народ нетерпеливо топтался возле палатки, от нечего делать комментируя происходящее.
Оставалась последняя пятерка, в которую угодил Петров, когда в стане стартовиков произошло кое-что меня насторожившее. Я заметил, как Сулейманов подмигнул Корнееву, они одновременно посмотрели на сержанта Гуляева и тот, поколебавшись, кивнул. Стало понятно, что затевалась какая-то гадость, которую они придумали заранее, но окончательное добро на которую Гуляев дал только сейчас, в последний момент. И, ясное дело, гадость это была замышлена против Петрова. Очевидно, старослужащие не простили ему того наглого поведения на озере и сейчас посчитали, что настал удобный момент свести счеты.
Ну да, они же специально сделали так, чтобы оказаться с ним в одной пятерке, точно. И для этого Гуляев договорился с нашим замкомвзвода, потому что тот в какой-то момент отослал Петрова с каким-то поручением на позиции и он пропустил свою очередь. Очевидно, замышлялось что-то вроде неожиданного срыва маски, чтобы Петров наглотался отравляющей гадости. К тому же, я заметил, что уже прошедший палатку Гуляев заранее встал возле входа и смысл этого маневра не вызывал никаких сомнений – он изготовился запихивать рвущегося наружу Петрова обратно. Но там же торчит капитан Лубяной в качестве наблюдателя, он же не допустит, чтобы…
Я повернул голову, неожиданно увидел капитана, разговаривающего с солдатами, и у меня неприятно похолодело в желудке. Он вышел на свежий воздух, не дожидаясь окончания учебных занятий, просто я не засек, в какой момент это произошло. Ну да, капитану попросту надоело торчать в этой газовой камере, поскольку все шло гладко и, к тому же, оставалась всего пара последних заходов.
Я стал лихорадочно сигнализировать изготовившемуся Петрову об опасности, но тот, уже натянувший противогаз, моих стараний, разумеется, попросту не замечал.
– Вперед, – скомандовал Гуляев и последняя пятерка бойцов осторожно, один за другим, проскользнула за коричневый брезент.
У меня лихорадочно заколотилось сердце. Потянулись секунды ожидания, во время которых я не мог решить, что предпринять и стоит ли вообще что-то предпринимать. С одной стороны, ничего страшного не произойдет, даже если Петров наглотается этой остропахучей мерзости, поражающей легкие и слизистые оболочки организма. Ну, прослезится, прокашляется, на худой случай проблюется. С другой стороны, с какого черта Петрову нужно проходить через все это по прихоти желающих отомстить ему придурков. С третьей стороны, не закладывать же мне капитану этих уродцев, тем более, заранее, до того, как что-то произошло. Ведь это всего лишь мои догадки.
Пока я обо всем этом думал, из палатки вывалилась четверка возбужденных стартовиков. Сорвав противогазы, они развернулись к палатке и стояли, глубоко и часто дыша, а Гуляев на входе напружинился, явно готовясь пресечь попытки Петрова вырваться из брезентовой ловушки.
Минуло секунд десять, но ничего не произошло. Я посмотрел в сторону Лубяного и обнаружил, что вступившие в сговор стартовики из компании сержанта отвлекают его внимание, задавая какие-то вопросы и нарочно расположившись так, чтобы заслонить ему обзор сектора перед входом в палатку.
Прошло еще секунд десять и ехидные улыбки предвкушающих скорое развлечение стартовиков сползли с их довольных физиономий. Четверо с откровенной растерянностью уставились на Гуляева, а тот с не меньшей растерянностью пожал в ответ плечами и с усилием сглотнул.
– Твою мать… – прошептал он, – не дай бог, если из-за какого-то салабона мой дембель медным тазом накроется… А главное, ведь всего пара недель осталась…
Прошло еще секунд десять.
– Товарищ капитан! – с тревогой сказал я, подойдя к Лубяному. – Товарищ капитан, там боец… это…
– Чего «это»?
– Ну, не выходит.
– Вашу мать! – моментально во все вклинившись, сквозь зубы прошипел Лубяной и быстро зашагал к палатке. – Гуляев, вы что там вытворяете!
– Да мы ничего, товарищ капитан… – испуганно выдавил из себя сержант и его бледный вид окончательно подтвердил догадки Лубяного.
– Ну, я вам потом устрою. Будет вам дембель… – Было видно, как перепугался и сам капитан, который нес ответственность за происходящее. – Величко, ты где! – рявкнул он, и к нам, придерживая рукой увесистую медицинскую сумку на лямке через плечо, на полных парах понесся рыхловатого телосложения фельдшер с округлым лицом, младший сержант из призыва Гуляева. Кажется, он курил втихаря где-то углом казармы.
Лубяной уже протянул руку, чтобы откинуть брезентовую ткань, и тут появился Петров. Без маски, держа противогаз в руке, он спокойно миновал остолбеневшего капитана и вышел на утоптанный снег перед палаткой. Потом, словно спохватившись, повернулся к капитану, переложил противогаз в левую руку и козырнул.
– Виноват, товарищ капитан, – сказал он. – Задумался, не заметил вас.
– Н-ничего… – пробормотал Лубяной. Он снял шапку и рукавом шинели промокнул повлажневший лоб.
– Рядовой Петров норматив сдал.
Капитан молча смотрел на него, держа шапку в руке.
– Всем строиться! – через десяток секунд окончательно придя в себя, крикнул он и еще раз поднес рукав ко лбу. – И быстро!
А еще через несколько десятков секунд я стоял в строю и вертелся, пытаясь рассмотреть, как себя чувствует Петров. Потом, получив от старослужащих пару чувствительных тычков в бок и наказ стоять ровно, успокоился. Если бы с Петровым было что-то не в порядке, рядом с ним происходило бы какое-нибудь шевеление, да и капитан Лубяной, расхаживавший перед строем и дававший указания относительно дальнейших действий личного состава, не был бы так спокоен.
– Сдаете комплекты химической защиты, затем перекуриваете десять минут, затем построение на плацу для подведения итогов учебного занятия… – закончил капитан. Он взял паузу и пошарил взглядом по строю. Почему-то я был уверен, что он ищет Петрова. – Вольно, разойдись, – в итоге сказал Лубяной и, потеряв к нам интерес, развернулся и направился к казарме.
Строй рассыпался и трое делопутов окружили Петрова. Я, несмотря на окрики дедов, приблизился к стартовикам и навострил уши.
– Ну как? – ехидно спросил Корнеев. – Понравилось?
– Как дышится без масочки? – поддакнул Сулейманов.
Сержант Гуляев промолчал. Он просто стоял и рассматривал невозмутимого как автобус Петрова.
– Чего молчишь, – с раздражением сказал Корнеев. – Брезгуешь разговаривать с дедушками?
– Да пошли вы, – сказал Петров.
– Чи-во! – заорал, разъярившись, Сулейманов. Он подскочил к Петрову вплотную и замахнулся.
Не знаю, хотел ли он ударить или решил просто попугать, но у него не получилось ни первого, ни второго. Петров неожиданно подул на него и Сулейманов переломился в поясе. Схватившись за горло, он судорожно хрипел, задыхаясь в черном облаке вырвавшегося изо рта Петрова пара или газа, или чем там еще было это чертово облако. Остро запахло хлорпикрином, так, что у бойцов, оказавшихся невдалеке от Петрова, защипало глаза. Они закашлялись и поспешно отскочили.
– Твою мать! – растерянно выкрикнул Гуляев, когда Сулейманов рухнул на колени, а его лицо сделалось таким багровым, что могло посоревноваться с каленым кирпичом, из которого была сложена нижняя треть высокой водокачки на территории нашего дивизиона. – Величко!
Но пока прибежал опять куда-то запропастившийся фельдшер, Сулейманова подняли и он уже довольно сносно стоял, хотя по-прежнему держался за горло, сипел и пошатывался, словно пьяный.
