Валентина. Мой брат Наполеон - Кеньон Фрэнк (читаем книги .TXT) 📗
— Попробуйте встать мне поперек дороги в этом деле, и я отберу у вас все почести, чины, состояние и отошло обратно в родную деревню в лохмотьях.
Мюрат подчинился, и Наполеон потом насмехался над ним:
— Мюрат — настоящий лев на поле битвы и баба во всех других отношениях.
Принимая во внимание все обстоятельства, я полагаю, что Мюрат все-таки исполнил бы приказ; передав пленника министру Савари, мы оба вздохнули с облегчением, радуясь тому, что люди никогда не смогут обвинить Мюрата в смерти герцога Энгиенского.
Трибунал заседал всю ночь, и хмурым ранним утром приговоренного вывели из крепости и поставили у наружного рва. Здесь он стоял лицом к лицу с кучкой специально отобранных жандармов, готовых исполнить порученное им дело при свете горящих факелов. Герцог Энгиенский с негодованием отверг предложение завязать ему глаза. Савари скомандовал, жандармы взяли ружья на изготовку, прозвучали залпы. Герцог упал. Не думал ли он за мгновенье до смерти о короле Людовике XVI, сложившем голову на гильотине?
— Тело подняли и бросили в неглубокую могилу, — рассказывал мне потом Мюрат. — В могилу, вырытую еще до официального вынесения приговора. Савари станет отрицать, но я сам видел могильщиков за работой.
— Наполеон с самого начала решил его казнить, — без всякой надобности констатировала я.
— Герцог Энгиенский… — задумчиво проговорил Мюрат. — А я, милостью Божьей, продолжаю жить… Или ты думаешь, что только из-за моей нерешительности?
— Ты был бессилен спасти его.
— Я мог бы помочь ему бежать. Мне стыдно за самого себя.
— А мне стыдно за Наполеона.
— Наполеон! Теперь мы знаем совершенно точно, с каким человеком нам приходится иметь дело. Он не задумываясь отправит и меня на тот свет, если это будет способствовать достижению его целей.
— Мы должны быть очень осмотрительными, Мюрат, — сказала я, невольно содрогнувшись.
— Конечно. И стараться извлечь для себя наибольшую выгоду.
— Какой ты все-таки циник!
— Но ты ведь согласна со мной?
— Разумеется, согласна.
Некоторое время я усиленно размышляла, потом спросила:
— Почему же Наполеон совершил столь безрассудный поступок, хорошо сознавая, что весь мир осудит его?
— Весь мир, за исключением Франции. Он показал французам, как он относится к Бурбонам и роялистам вообще, продемонстрировал беспощадно и жестоко. Рисковал ли он чем-либо во Франции? Нужно еще подождать.
Ответ на этот вопрос мы получили через несколько дней, когда Наполеон отправился с пышным сопровождением в оперный театр, впервые появившись на публике после казни герцога Энгиенского. Сперва он колебался и все откладывал выезд, ибо его одолевали некоторые сомнения. Как народ примет его теперь? Но толпы людей радостно приветствовали его на всем пути от Тюильри до театра и с еще большим энтузиазмом, когда он и Жозефина вышли в ложу. Наполеон пригласил к себе и меня с Мюратом. Пригласил, а не приказал явиться. Входя, мы услышали как Жозефина сказала:
— Париж — это еще не Франция.
На что Наполеон уверенно ответил:
— А для меня Париж олицетворяет всю Францию.
— Общественное мнение вновь выдержало испытание, — заметил вполголоса Наполеон, повернувшись к Мюрату и смотря к нему прямо в глаза. — Моя жизнь была в опасности. Все поняли, что я имею право защищаться от врагов-роялистов. Теперь путь свободен. Ничто меня не остановит. Вы, Мюрат, готовы подняться со мной еще выше?
— Слушаюсь и повинуюсь, — ответил Мюрат без всякого энтузиазма.
Наполеон наклонил голову и, будто разговаривая с самим собой, продолжил еще тише:
— Говорят пожизненное консульство дало мне больше абсолютной власти, чем когда-либо ею располагали прежние французские короли. И это так. Говорят также, что не просто нанести смертельный удар Республике и, таким образом, убить революцию. С этим я не согласен, как и, я убежден, подавляющее большинство французов. Если бы последний король Франции сам покончил с феодализмом и возглавил революцию, он пребывал бы и сейчас на троне. Но он, не поняв чаяний людей, швырнул корону в сточную канаву. Я подниму ее и пожалую Франции не только короля, а императора.
Я взглянула на Жозефину; ее лицо выражало сострадание. Она втайне очень хотела восстановления на престоле Бурбонов, правда, ради своих личных интересов. Нетрудно было догадаться, о чем она думала в данный момент.
«Как долго еще этот новоиспеченный император согласится терпеть в надежде взять на руки в конце концов собственного сына?» Я отвернулась. Я ее не жалела, но от всей души желала, чтобы Жозефина оставалась женой Наполеона до конца ее или его жизни. Ведь нужно было учитывать интересы и моего сына Ахилла.
Глава восьмая
Чрезвычайно важное событие, — произнес Жозеф, оглядывая собравшихся за обеденным столом.
— Очень важное, — хором повторили мы, сосредоточив наши взоры на Наполеоне.
— Даже сверхъестественное, — добавил Жозеф.
— Сверхъестественное, — повторили мы, словно стая попугаев.
— Мы должны теперь называть тебя «Ваше Величество»? — спросил Жозеф хмуро.
— Пока еще этого не требуется, — ответил Наполеон довольно напыщенно.
Он не терял времени и действовал быстро. Еще не прошло и месяца после расстрела герцога Энгиенского, а в Трибунате уже выступил один из ставленников Наполеона — как их именовал Люсьен — и заявил, что настала пора распрощаться с политическими иллюзиями; победа, мол, принесла во Францию спокойствие, казна пополнена, законы обновлены, и теперь нужно закрепить достигнутое на вечные времена путем установления высшей наследственной власти в лице Наполеона Бонапарта и членов его семьи. Не только на Наполеона произвела сильное впечатление фраза: «В лице Наполеона Бонапарта и членов его семьи». Учреждая новую династию, Наполеон, не рассчитывая на возможность иметь собственных детей, решил использовать для придания веса и силы своим честолюбивым планам уже существующую семью. В дальнейшей речи депутат показывал, что титул «император», который следует присвоить Наполеону, более всего соответствует высокому престижу нации. Таково, по его словам, желание армии и народа. Всесильная армия стояла на первом месте, хотя данное обстоятельство старались не подчеркивать.
Только один депутат высказался против наследственной монархии. Но никто его не слушал. Предложение приняли и передали в Сенат. Исход был заранее предопределен — почти немедленное согласие с тем, чтобы, учитывая волеизъявление всех французских департаментов, провозгласить Наполеона Бонапарта императором Франции. Вот мы и собрались в Тюильри отметить это событие семейным обедом. Присутствовали вновь избранный император с Жозефиной, Жозеф и его жена Жюли, Луи и Гортензия (все еще вместе, но по-прежнему несчастливые в браке), Элиза с мужем, Мюрат и я, Люсьен пребывал все еще в ссылке, и мама, по собственному выбору, с ним. Полина находилась в Риме, а Жером, насколько известно, проявляя непослушание, путешествовал по Америке.
— Вопрос о твоем преемнике… — начал Луи, взглянув на Наполеона.
Мы все в ожидании посмотрели на него.
Наполеон внимательно оглядел нас по очереди и тихо рассмеялся.
— По этому вопросу, мой друг Луи, вскоре появится сенатус-консульт или постановление.
— Но можно ли узнать содержание этого важного постановления? — спросил Жозеф.
Лицо Наполеона сделалось непроницаемым.
— Ты хочешь, чтобы я выдал государственную тайну.
— Поскольку это затрагивает жизненно важные интересы членов семьи… — осмелилась я вставить.
— Зачем мучить нас неизвестностью? — заметил Луи раздраженно.
— Чтобы вы преждевременно не вцепились друг другу в глотки, — пояснил с таким же непроницаемым выражением на лице Наполеон.
— Или чтобы не вцепились в твою, — пробовала пошутить я.
— Бонапарт, пожалуйста! — умоляющим голосом проговорила Жозефина.
— Хорошо, — пожал плечами Наполеон, уступая. — В постановлении будет указано примерно следующее: «Империя — моя империя — наследуется по прямой мужской линии (он сделал паузу и, как мне показалось, с упреком взглянул на Жозефину). Если же у меня не окажется сына, то я имею право избрать своим преемником любого сына или внука кого-либо из моих братьев».
