Из тупика - Пикуль Валентин Саввич (книги онлайн полностью .txt) 📗
Просыпались, звякая кружками, бойцы, тащили с хвоста эшелона фыркающие чайники. Спиридонов тронул Небольсина за плечо:
- Ну, ладно, путейский. Пройдусь...
- Стой... - прошептал Небольсин, не отрываясь от окна.
Взметнулась его рука, пальцы стиснули рычаг, и Небольсин рванул на себя стоп-кран. На полном разгоне затихала скорость.
- Константиныч, куда?.. - крикнул Спиридонов.
Взвилась шинель - инженер спрыгнул под насыпь, рухнул в сугроб; из окон вагонов пялились бойцы, дивясь остановке среди тундры. Летела вдаль пыль облаков, жестко торчали черные, словно обгорелые, сучья кочкарника.
Тоска... ветер... безлюдье...
Закрыв ладонями лицо, Небольсин заплакал, и это видели все.
Спиридонов тоже спрыгнул под насыпь: он сразу все понял. Ему не хотелось сейчас смотреть на то, что разрыл Небольсин среди сугробов. Но взгляд упал искоса, невольный, - и увидел чекист... Он увидел всю неприглядность людского праха: истлевший погон прапорщика на шинели, клочья нетленных рыжих волос, облипавших оскаленный череп.
- Это... Соня! - сказал ему Небольсин. - А он вот тут, где-то рядом с нею... Остальные тоже здесь, двадцать три человека...
Схватив инженера в обнимку, Спиридонов потянул его в вагон.
- Пойдем, пойдем. Не мучь себя, Константиныч, ей-ей, ничем не поможешь. Таких-то могил, ежели у каждой нам остановки делать, так мы и до Мурманска не доберемся...
И, сказав так, махнул в сторону паровоза:
- Машинные! Крути далее. Остановка была по частному поводу и боевого значения не имеет!
От переднего вагона, где размещались партизаны Колицкого отряда дяди Васи, пробежал вдоль всего эшелона боец.
- Впереди дрезина! - кричал он. - Эй, Спиридонов, где он?
Иван Дмитриевич уже шагал в головной боевагон, крепко ставя ноги на площадках переходов, лязгающих и воющих под ним. Осатанело неслись мимо шпалы, в ряби и грохоте, выли рельсы, стелясь.
Телефонист прижимал трубку зуммера к вспотевшему уху.
- Что сказать на паровозы? - спросил.
- Скажите: пусть едут, как ехали...
С площадки, где торчал одинокий пулемет "шоша", уже открывалась дорога - дорога, до самого океана. Спиридонов и без бинокля отчетливо видел, как ползет впереди жучок дрезины с бронеколпаком. Напором ветра прижимают к стене, высекались из глаз ледяные слезы, но ветер был чист - без единой соринки, как и положено в зимней тундре.
"Мурманчанин" нагонял дрезину: два локомотива терлись локтями - в яростном паре, в масле и горячности неустанного бега. Но, видать, на дрезине были не простаки: бронеколпак развернулся, сыпанув по составу затяжной очередью (патронов не пожалели).
Спиридонов захлопнул за собой блиндированную дверь.
- Пусть нажмут! - крикнул телефонисту, и тот передал:
- Машинные, клади березу... оставь осину!
Удиравшие на дрезине попали впросак: теперь им не было смысла останавливаться - их бы расплющило натиском брони, прежде чем беглецы успели бы махнуть под насыпь. Разрывные пули крепко и больно стегали по блиндам переднего вагона.
- Приготовься, товарищи, - тихо приказал Спиридонов.
Бойцы заталкивали в оружие свежие обоймы, снимали шинели, чтобы быть налегке для боя. Спиридонов, стережась пуль, искоса выглянул в окно. Ага! Дрезина мчалась уже под самыми буксами вагона, в прорези бронеколпака, над самым прицелом, Иван Дмитриевич увидел узкие от бешенства щелки чьих-то глаз... Две пары глаз!
Удар! И сразу завизжали тормоза, бронепоезд вздрогнул, осаживая назад, - это машинисты дали контрпар.
- Вперед! - И распахнули настежь двери...
Дрезину ударом букс отбросило в сторону, два человека улепетывали прочь, цепляясь за кусты, они тонули в сугробах.
Их, конечно, взяли сразу - взяли обоих. Живыми, теплыми.
Это были поручик Эллен и "комиссар" Тим Харченко...
- Можете опустить руки, - распорядился Спиридонов и затолкал обратно в кобуру свой тяжелый и длинный маузер. - Кому я сказал: бросай оружие!
Бросили в снег оружие, и Эллен сунул руки в карманы шинели (на это тогда, в горячке, не обратили внимания).
- Товарищи... ридные, - заговорил вдруг Харченко.
- Цыц! - велели ему. - Не роднись!
Довели до вагонов. Вскрыли чемодан, набитый фунтами.
- Унести под расписку начфина...
Каратыгинский чемодан утащили бойцы.
- Ну, ты, - сказал Спиридонов поручику Эллену, - ты отойди в сторонку. С тобой разговор будет особый. И не со мною, а займутся тобой другие люди... повыше меня да поумнее!
Эллен, усмехнувшись, покорно и молча отошел от Харченки.
- А с тобою, Харченко, - сказал Спиридонов, - разговора вообще у нас не будет. Шлепнем - и всё! Хотя и не видались мы с тобой никогда, но я о такой суке, как ты, немало наслышан...
Харченко затравленно озирался:
- Граждане... вышла ошибка! Все силы свои до последнего издыхания согласен угробить на народ... А может, я нарочно стал комиссаром, чтобы вам помогать? Ну, кто из вас теорему товарища Гаккеля знает?
Никто, увы, не знал теоремы Гаккеля (даже Небольсин).
- Не разводи баланду, и без того тошно, - сказал Спиридонов, поворачиваясь к вагону. - Умей помереть, Харченко, чтобы мы тут с тобой не возжались... У нас нет времени!
- Товарищи! - зарыдал Харченко. - Кого стрелять будете? Комиссара стрелять, да? Да я ж сын народа... кровью своей... Ежели не верите, любого с "Аскольда" спросите.
- А где "Аскольд"?
- Увели его проклятые интервенты... увели союзники!
- Союзники... - грубо выругался Спиридонов. - Какой ты для нас комиссар? Ты - шлюха продажная, тебя кто хотел, тот и ставил раком на любом перекрестке.
- Послушайте, уважаемый! - раздался голос Эллена. - А мне что, так и стоять тут, выслушивая эту ахинею?
Грянул выстрел.
Это Небольсин выстрелил в Эллена - в упор.
- Брось! - гаркнул Спиридонов.
Эллен стоял - как ни в чем не бывало, только синева обозначилась под его глазами - резко-резко.
- Плохо стреляешь, Аркашка! - сказал он с язвой.
Спиридонов вырвал из пальцев Небольсина браунинг, когда-то подаренный на дружбу; рука уже вздернулась, чтобы дать (опять-таки по дружбе) хорошего леща.
- Ну, Константиныч, - сказал в гневе, - другому я такого самоуправства не простил бы... Только из уважения к тебе. Уйди от греха. И никогда не лезь в мое дело, как я в твое не совался!
Небольсин, качаясь, поднялся в вагон. Остановившись на площадке, он злобно выкрикнул в сторону поручика Эллена:
- Правда - на моей стороне! А я тебе предрек: ты будешь мертвым... ты будешь мертвым, подлец! За всех тех мертвых, которые сейчас лежат вдоль дороги...
На снегу совсем замирал Харченко: трусил.
- Харченко, умей помереть, - повторил ему Спиридонов. Харченко не умел помереть. Дело даже не в пуле. Пуля - дура, это верно. Дело в том, как ты встречаешь свою последнюю пулю. Харченко слопал ее, стоя на коленях...
- Готов? - спросил Спиридонов. - Проверьте.
- Готов, - ответил боец, заглянув в лицо убитого.
- Ну и порядок. - Спиридонов стал подниматься в вагон. В этот момент Эллен спросил у охранявших его:
- Этот, который вами командует... такой молодой, такой красивый... Это и есть знаменитый товарищ Спиридонов?
- Да, - ответили ему, - это и есть товарищ Спиридонов.
- Ну, хорошо... - И лицо Эллена скривилось, как от боли.
Спиридонов уже ступил на последнюю подножку.
- Получай! - выкрикнул Эллен.
Из кармана его шинели взметнулось пламя и веселой змейкой пробежало поверху, до самого воротника, обжигая ворс ткани. Иван Дмитриевич охнул, пальцы его сорвались с поручней, и чекист рухнул обратно - спиной в снег. Он был жив, глаза его глядели осмысленно. Он пытался сесть и вдруг закричал от боли.
- Нет, нет! - говорил он бойцам, подбегавшим отовсюду. - Не бойтесь: я жив... Но... Где он? Не убивайте его, это не наше дело... Я живой! Я буду жить...
