Из тупика - Пикуль Валентин Саввич (книги онлайн полностью .txt) 📗
- Из Петрограда - курьерский, "14-бис". Прошел станцию Лопарская, на подходе Тайбола... Приготовьте пути. Мурманск, Мурманск! Почему молчите? Кто принял?
"Кто принял?" - подумал Небольсин и ответил:
- Как всегда - начальник дистанции... Соедините с Колой.
- Закрутилось, - гыгыкнул дядя Вася, дымя.
- Кола, Кола, - звал Небольсин. - Кола, из Петрограда - курьерский, "14-бис", первый курьерский на Мурманск... Освободите свои пути, пропустите на Мурманск!
Он повесил трубку и улыбнулся:
- А чего же тут удивляться, дядя Вася? Дорога всегда есть дорога. И на то она создана, чтобы люди по ней спешили..
* * *
Люди спешили, задумываясь над счастьем.
Надо было готовить пути - под бегущее мимо окон счастье.
В добрый час!
Глава десятая
В снежном завале за Печенгой бойцы отыскали пограничный столб. Сбили с него орла, размахнувшего крылья над полярной теменью, и развернули красную звезду на запад. Так был возвращен народу громадный Северный край - на грани ночи, над обрывом в океан.
640 000 квадратных верст с населением тоже в 640 000 человек. Восхитительно точно на каждую душу по целой версте. До чего же широко и просторно живется человеку в этом краю!
Шумит над крышею звонкий лес под Шенкурском, стреляет по елкам красная белка, проходит медведь, вытряхивая из-под снега белую куропатку; а в реке плещется красноперая рыба.
Тогда мы еще не ведали, как подспудно богат русский север. Затаенно лежали, издревле храня свои тайны, нетронутые дикие земли Тогда - в эти первые годы - мы черпали богатства только поверху, что бросалось в глаза то и орали. Рыбу - сетями и мережами, белку - пулею в глаз, молевое бревно крутилось в порогах, и его хватали баграми дюжие дядьки на весенних запанях.
Северная красавица стыдлива: прошло немало лет, прежде чем нам до конца открылось ее лицо.
Это прекрасное лицо - лицо моей первой любви.
Я ничего не знаю прекраснее русского севера!
Глава одиннадцатая
Год 1920-й - год больших надежд и пламенных мечтаний.
Год холодный, голодный - замечательный год.
Люди оглядели друг друга и задумались о любви.
"Теперь - можно!"
* * *
- Что вы отворачиваетесь? - сказал Женька Вальронд. - Я вам говорю о деле... Теперь можно подумать о технике, пришло время. Флот разорен, и его надо создавать заново...
Молодой комдив ходил по тесной каюте сторожевика, а перед ним навытяжку стоял дивизионный механик.
- Вам, наверное, кажется, - продолжал Вальронд, - что если война закончилась, то подшипник гребного вала пускай купается в манной каше, а не в тавоте... Кстати, вы дутье Гоудена опробовали?
- Забыл, - слабенько оправдался механик.
- Вот видите... А из машины у вас тянет виндзейль, стационары же холостят. Так дальше нельзя! - произнес Вальронд. - Флот у нас пока маленький, и каждый вымпел этого флота, особенно здесь - на севере, должен быть начеку... И наконец, последнее, - заметил Вальронд строго. - Все мы, моряки, никогда не были в дураках по части выпивки и закуски... Вы разве сомневаетесь?
- Да нет, не сомневаюсь, - охотно согласился механик.
- Но надо знать меру и время. Вот скажите по чести, стармех, вы меня когда-либо видели выпившим?
- Нет, товарищ комдив, никогда не видел.
- А я ведь тоже... не дурак, далеко не дурак! Ладно, - отпустил Женька механика на покаяние. - На первый раз я делаю вам выговор. А потом поставлю вопрос о списании вас с флота. Это как раз тот случай, когда бравые специалисты валяются на улице без работы, и мы подберем на дивизион механика более расторопного... Осознайте весь ужас своего равнодушия - и можете идти!
Продраив механика с песком и мылом, комдив стал бриться - с песком и с мылом. Буквально так, ибо в куске мыла, который он разводил на блюдечке самодельной паклевой кисточкой, попадался мелкий речной песок... Под чьими-то пальцами напористо дребезжала дверь каюты: дру-дру-дру.
- Войдите! - разрешил Вальронд, и в каюту к нему вошел мрачного вида мужчина в штатском пальто; пучки седых волос торчали из ноздрей.
- Я техник с завода... Ваш дивизион вызывал меня. Сверка артиллерийских прицелов на панораме... Так?
- Так точно, - ответил Вальронд. - Садитесь, товарищ.
Заводской техник долго приглядывался к Вальронду:
- А вы меня, комдив, никак не хотите узнать?
- Нет. Помилуй бог - не узнаю.
- Да, - призадумался техник.
- Тогда ведь было темно... в августе восемнадцатого! Да и вы с Павлухиным сидели под капотом. Было нам не до милых, разговоров... Однако "ямайку" вы расхряпали и даже спасибо мне не сказали... Помните?
- Так это вы?! - воскликнул Вальронд.
- Я. Катеришко-то у меня свой. Когда и семгу поймаешь. Когда и так: семью посадишь в воскресенье - и в море! За ягодами также, за грибами... Катер иметь - дело хорошее, особенно здесь.
Вальронд наспех вытер лицо мокрым полотенцем.
- Послушайте, - сказал, - у меня к вам один вопрос. Весьма конспиративного свойства. Здесь, в Архангельске, при интервентах была такая княгиня Вадбольская, она-то и устроила нам спасение с помощью вас и вашего катера...
Техник удивленно пожал плечами:
- Поверьте, я не знаю никакой княгини.
- Но, помилуйте, дорогой товарищ, кто же в таком случае просил вас спасти меня и Павлухина?
Техник поднялся, построжал лицом.
- Николай Александрович Дрейер, вечная ему память.
- Николаша Дрейер? - удивился Вальронд.
- Да. Мы состояли с ним в одной партийной ячейке.
Вальронд куснул в раздумье пухлую губу.
- Опять я запутался... Если это так, то каким же образом сюда могла затесаться княгиня? Большевик Дрейер и... княгиня?
- Я тоже ума не приложу, о какой княгине вы говорите...
Они сообща проверили схему стрельбы, после чего Вальронд получил у начфина дивизиона жалованье (теперь оно стало называться зарплатой). Под флагами Советской страны вмерзли в лед до весны три сторожевика его дивизиона: "Заряд", "Патрон" и "Запал". Как командир этих кораблей, Женька получил сегодня приличное вознаграждение - в миллионах. Реформа еще не была проведена в стране после разрухи, и все исчислялось гигантски - миллионами, причем в ход шли наряду с совзнаками и екатеринки, и керенки, и даже облигации займа Свободы. Один номер газеты "Правда" стоил тогда две тысячи пятьсот рублей, одна почтовая марка обходилась в триста двадцать рублей... Это было время, когда пели:
Залетаю я в буфет
Ни копейки денег нет:
- Разме-еняйте
сорок миллионов!..
Перейдя Северную Двину по льду от самой Соломбалы, Вальронд прыгнул на ходу на подножку трамвая, который дотащил его, тарахтя и названивая, до губисполкома.
Самокин встретил его дружески:
- Садись, морской. Потолкуем...
Странно прозвучал первый вопрос:
- Ты против Советской власти, Максимыч, не возражаешь?
Вальронд подмигнул Самокину:
- А возможно и такое?.. Чего это ты, Самокин, посадил меня под лампой и рассматриваешь? Возражаю - не возражаю...
Самокин сказал ему:
- Я тебе, Вальронд, хочу посоветовать, чтобы ты подумал о вступлении в партию. Тебя знают на флоте как хорошего товарища. Оборона Мудьюга в августе - отлично! Прошлое - чистое...
Вальронд ответил:
- Самокин, ты же знаешь: я окончил перед войной Морской корпус его величества. Там великолепно давали навигацию, тактику, историю флота, языки, артиллерию, минное дело, гальванное, пороховое и прочее. Но - вот беда! - там не давали нам Маркса...
- А своя голова у тебя на што? - спросил Самокин.
- В том-то и дело, дорогой товарищ Самокин, в этой башке есть все, от навигации до тактики, но вот Маркса... увы, не содержится! Я ведь не поручик Николаша Дрейер, который на лекциях по такелажу Карла Маркса штудировал. Мне давали брамшкотовый узел - вязал брамшкотовый, давали выбленочный - пожалуйста, я тебе и сейчас с закрытыми глазами свяжу. Но Карла Маркса при этом я под партою не держал. И скажу тебе честно, Самокин: быть в партии только по билету, чтобы ушами хлопать, я не желаю. Дайте мне Маркса, как раньше давали курс артиллерии, - тогда дело другое. Советской власти трудно - я ей от души сочувствую. И вы меня занесли в число сочувствующих. А в партию, прости, Самокин, рановато мне... Дай осмотреться. Поразмыслить.
