Северное сияние - Робертс Нора (читать книги бесплатно .TXT, .FB2) 📗
Собаки первыми увидели его, а скорее – учуяли. Воздух прорезал лай, нарушив гармонию природы и музыки. Псы рванули к нему со скоростью пули.
Он хотел было спрятаться в машине, но побоялся, что это лишь укрепит его положение чичако и козла.
Он остался стоять и принялся мысленно уговаривать собак, как заклинание повторяя одни и те же слова: «Хорошие собачки, добрые, умные собачки».
Он приготовился отразить бросок, молясь, чтобы тот пришелся не в горло. Взметнув столб снега, собаки остановились в каком-то футе от его ног. Они нетерпеливо подрагивали боками, обнажив зубы. Боевая стойка.
У обоих псов глаза были льдисто-голубые – точь-в-точь как у хозяйки.
Нейт выдохнул, выпустив клуб пара.
– Господи, – проговорил он. – Какие же вы красавцы!
– Рок! Булл! – позвала собак Мег. – Это свой.
Псы мгновенно расслабились и принялись обнюхивать пришельца.
– Если погладить – руку не откусят? – прокричал он.
– Теперь уже нет.
Поверив на слово, он, не снимая перчатки, погладил и даже потрепал одну собаку, потом другую, а те уже дружелюбно жались к нему.
– А ты не робкого десятка, Бэрк.
– Я рассудил, что в их представлении не являюсь лакомым куском. Это у тебя ездовые собаки?
– Нет. – Она уже подошла. Щеки от мороза порозовели. – Я на собаках не езжу, но предки у них – ездовые. А эти тут со мной наслаждаются жизнью.
– Глаза у них – в точности как у тебя.
– Наверное, в прошлой жизни я была лайкой. А ты тут как оказался?
– Да так… А что это у тебя за музыка?
– Лорина Маккеннит. Нравится?
– Потрясающе! Божественный голос.
Она улыбнулась:
– Ты не в честь праздника решил прокатиться?
– Праздника? – Он напрягся.
– Ну, как же, Новый год.
– Ах, да! Нет. У нас на Озерном небольшое ДТП случилось. И я ищу главного свидетеля. Может, ты его видела. Здоровенный тип, на четырех ногах, в смешной шляпе. – Он изобразил руками рога.
«Милашка, – подумала Мег, – что же у тебя глаза такие грустные? Даже когда смеешься».
– Вообще-то, я тут таких даже двух видела.
– В таком случае придется снять с тебя показания.
– Не исключаю, что мне, возможно, понравится давать показания, это я решу позже. А сейчас мне нужно слетать в одно место. Я как раз шла загнать собак и выключить музыку.
– А куда конкретно?
– Да вот, взялась отвезти кое-какой груз в одно местечко. И надо поторапливаться, а то на праздник не успею. – Она вздернула подбородок. – Не хочешь составить компанию?
Нейт глянул на самолет и подумал: «В этой колымаге? Да ни за какие коврижки».
– Я на службе. Может, как-нибудь в другой раз.
– Конечно. Рок, Булл, домой! Я сейчас, – добавила она, повернувшись к Нейту.
Собаки резво побежали к будке – таковой оказалось одно из строений во дворе. Усовершенствованный вариант, украшенный тотемными рисунками в стиле первобытного искусства.
«Наслаждаются жизнью», – мысленно повторил он.
Мег скрылась в доме. В следующий миг музыка смолкла.
Она снова показалась в дверях, но уже с рюкзаком на плече.
– Пока, шеф. Потом решим, когда ты снимешь с меня то, что ты называешь показаниями.
– Буду ждать. Удачного полета.
Она снова тряхнула головой и зашагала к самолету.
Он проводил ее взглядом.
Зашвырнув поклажу внутрь, она залезла в кабину.
Было слышно, как завелся мотор, его оглушительный рев прорезал тишину. Завертелся винт, и самолет двинулся по льду. Лопасти крутились все быстрее, и в конце концов самолет оторвал лыжи ото льда и взмыл в небо.
В окно пилотской кабины он видел ее черные волосы и красную парку, потом осталось лишь смутное пятно.
Задрав голову, он смотрел, как она описывает круги, набирая высоту. Один раз она даже качнула крыльями, – попрощалась, решил он.
А потом растворилась в синеве.
Глава 5
По шуму можно было догадаться, что подготовка к празднику в разгаре. Лестничный проем и даже вентиляционные шахты сотрясались от танцевальной музыки. Гудели голоса – казалось, звук отлетает от стен и половиц. Раздавался смех. И топот ног – по-видимому, танцы уже начались.
Он сидел один в темноте.
На него накатила депрессия. Неожиданно, без предупреждения. Только что он сидел за столом и разбирал бумаги – и вдруг на него обрушилась черная тяжесть и придавила страшным весом.
Так случалось и раньше, и всякий раз – абсолютно внезапно. Ни малейшего замешательства, никакой тоски, и вдруг – резкий переход от света к тьме.
Это была не безнадежность. Безнадежность – это отсутствие надежды, а для этого надо иметь четкое представление о самой надежде. И это не было горе, отчаяние или гнев. С любой из этих эмоций он бы справился.
Это была пустота. Бездонная, пустая черная дыра, в которой нечем было дышать и которая поглощала его целиком.
Функционировать он мог и в этой пустоте, этому он уже научился. Если ничего не делать, люди не оставят тебя в покое, а их сочувствие и беспокойство будут лишь сильнее заталкивать в пучину.
Он мог ходить, говорить, существовать. Он только не мог жить. Такое у него было ощущение, когда на него накатывала эта пакость. Ходячая смерть – вот как он себя чувствовал.
Такое же ощущение у него было после гибели Джека, когда под действием наркотиков боль пузырилась и отступала, а мысли о случившемся устилали дорогу к забытью.
Но функционировать он мог.
Он закончил работу, запер участок. Приехал назад в «Приют», пошел наверх, к себе в номер. Разговаривал с людьми. Не помнил, с кем и о чем, но помнил, как двигал губами и изо рта вылетали слова.
Он поднялся к себе и запер дверь. И теперь сидел в темноте.
Какого черта он здесь делает, в этом захолустье? Холод, мрак, безлюдье… Неужели он такой прямолинейный, такой предсказуемый, что ничего другого не придумал, как выбрать себе город вечной зимы, в точности отражающий его внутреннее состояние?
И что он хотел доказать своим выбором? Тем, что приехал, нацепил жетон и делает вид, что ему по-прежнему нравится его работа? Прячется – вот что он на самом деле делает. Прячется от себя, от того, кем он был раньше, от того, что потерял. Но это же невозможно – прятаться от того, что сидит в тебе каждый час и каждую минуту и только того и ждет, чтобы выскочить и плюнуть тебе в лицо.
Он запасся таблетками. А как же! Привез с собой немалый запас. Таблетки от депрессии, таблетки от бессонницы, чтобы уснуть глубоко – без ночных кошмаров.
Все это он давно бросил пить, поскольку от депрессии или бессонницы лекарства не спасали, зато он переставал ощущать себя.
Вернуться он не мог, двигаться дальше – тоже, почему бы тогда не осесть тихонько здесь? Погрузиться в этот мрак. Погружаться в него все глубже и глубже, до тех пор, пока не останется никакой возможности выползти на свет из этой пропасти. В глубине души он понимал, что здесь ему самое место – в этой темноте и пустоте, здесь он может упиваться собственным страданием.
А что? В этом состоянии даже хозяйство вести можно. Находятся же чокнутые, которые живут в картонных коробках под каким-нибудь мостом. Простая, незатейливая жизнь в картонной коробке – никому от тебя ничего не нужно.
Ему вспомнилась поговорка: «Как дерево упало, так пусть и лежит». Что зря трепыхаться?
Сама мысль о том, чтобы осесть здесь и хоть как-то наладить свою жизнь, была ему отвратительна.
Так. Если сейчас не спуститься на первый этаж, кто-нибудь явится к нему наверх. А это будет еще хуже. Он поднялся, не сдержав проклятий, – таких усилий от него потребовало это простое перемещение в пространстве. Неужели эти смутные шевеления в душе, похожие на проблески жизни, были не более чем насмешкой? И судьба лишь показывает ему, что значит жить, прежде чем снова спихнуть его в темную дыру, откуда нет выхода?
Что ж, сегодня у него еще достанет сил выползти на свет, хотя бы из злости. И сил пережить эту ночь, последнюю ночь в году. А раз так, то почему бы хоть сегодня не отвлечься?
