Глобальная культура коммуникаций - Макаревич Эдуард Федорович (читаем книги онлайн бесплатно без регистрации txt) 📗
Уже в 1884 г. Рачковский заведовал в Париже заграничной агентурой российского политического сыска. Но главное его дело той поры – создание системы информирования о русской политической эмиграции, ее связях с революционным подпольем в России. В течение восемнадцати лет русский агент был своим человеком в кабинетах французских министров и полицейских чиновников. Неугодных он убирал их руками. В круговерти дел не забывал и себя: играл на бирже и имел немалые счета в банках.
А в 1902 г. Рачковский опять попал в неприятную историю: написал письмо вдовствующей императрице Марии Федоровне о том, что ее сын Николай II общается с французским гипнотизером, медиумом Филиппом, агентом масонов. Сыскной чиновник лезет в личные дела императора?! Дело кончилось увольнением сыщика из Департамента полиции.
Но Трепов любил Рачковского за ум, за легкий, отзывчивый нрав. Когда император поручил Трепову отвечать за внутренние дела, генерал сразу понял, что ему нужен Рачковский как советник, консультант. И он добился, чтобы его вернули на службу. В начале 1905 г. на правах вице-директора бывший «французский» агент стал заведовать политической частью Департамента полиции, а также курировать деятельность политической полиции в Петербурге.
Но когда начались серьезные дела и нужно было действовать решительно, Трепов понял, что охранным отделением должен руководить человек действия, мастер сыска с волей боевого офицера. Понял он и другое: революция – это политика, безопасность власти – тоже политика. А потому пусть у полковника Герасимова будет политический советник Рачковский.
Политический игрок и жандармский полковник не ужились. Герасимова раздражало, что, вместо того чтобы организовать розыск преступника, арестовать, в крайнем случае ликвидировать, Рачковский все время уповал на деньги: этому нужно дать, того можно купить, а тому – показать через агента, сколько бы он получил, если бы сделал то, что нам нужно. Гибкость тактики, политические комбинации раздражали полковника, напоминали ему Зубатова, и это усиливало неприязнь к советнику.
17 февраля 1905 г. Герасимов вступил в должность начальника Петербургского отделения по охранению общественной безопасности и порядка. Пришлось заниматься двумя делами сразу: ломать оперативные порядки в отделении и познавать революционную ситуацию в столице. В Петербурге его поразила активность интеллигенции. Еженедельно рождались организации, объединения, союзы инженеров, профессоров, учителей, врачей, адвокатов и даже чиновников. Потом они объединились в Союз союзов со своим центральным комитетом, который, презрев профессиональные интересы, возглавил антиправительственное движение интеллигенции. Дискутировались политические вопросы, вырабатывались программы и выдвигались лозунги, причем откровенно республиканские. Эти интеллигентские союзы вели себя как политические партии, а Союз союзов, по сути, стал теневым правительством. И его идея была понятна и привлекательна для интеллигенции: власть на основе объединения людей всех профессий.
Во время очередного доклада губернатору Герасимов ставит вопрос о ликвидации союзов. Рачковский осторожно предупреждает, что будет слишком много шума. Сошлись на том, что арестуют только руководителей Союза союзов, антигосударственная деятельность которых будет «достаточно задокументирована».
«Союзников» арестовали, а дальше, как и предполагал Рачковский, пресса подняла шум. И Трепов приказал всех арестованных выпустить.
Герасимов негодовал, доказывая, что такими мерами ничего не добиться. А Рачковский стоял за продолжение уступок. Хотят собраний – разрешим собрания, требуют университетскую автономию – разрешим автономию. Герасимов пытался объяснить, что у него нет своих людей в руководстве студенческих организаций, что автономия не успокоит студенчество и профессуру, а приведет лишь к сходкам и митингам. Рачковский был уверен, что все образуется.
…И все образовалось, причем довольно скоро. Студенты проводят митинг за митингом, сходку за сходкой. Герасимов ставит задачу своим офицерам: их агенты должны знать о каждом собрании, сходке, митинге, товарищеской вечеринке. Следует все знать о руководителях и активистах организаций и союзов: адрес, состав семьи, связи, окружение, финансовые дела. Он занимался с каждым из офицеров: детально оценивал ситуацию по организациям и людям, разбирал оперативные планы, размышлял над докладами. Работалось трудно, не хватало опытных агентов, новых находили с трудом.
А чем занимался Рачковский? Его постоянно встречали в кабинетах высоких лиц, с коими он обсуждал политическую ситуацию. Но чаще всего он бывал у председателя Совета министров С. Ю. Витте. На этих встречах и родилась «рачковско-виттевская» идея: чтобы избежать надвигающейся анархии и революционного хаоса, нужно договориться с интеллигенцией и торгово-промышленными кругами, наиболее авторитетных лиц пригласить на государственную службу, включить в состав правительства. Именно они помогут расколоть общественное мнение и привлечь на сторону власти всех мыслящих либералов. А анархистов и радикалов, играющих в революцию, тогда можно будет изолировать. И Рачковский стал действовать: определять кандидатуры, планировать встречи.
Но по решению революционных партий началась Октябрьская всероссийская политическая стачка. Бастовали все: заводы, банки, магазины, управы, железные дороги, почта и телеграф. Даже в полиции, среди городовых заговорили о забастовке.
Власть спасала себя манифестом «Об усовершенствовании государственного порядка», текст которого сочинил Витте. Уже 17 октября 1905 г. манифест был подписан российским императором. Даны свободы, вводится народное представительство. Но жандармского полковника Герасимова это не успокоило. Он был уверен, что революции не избежать. В полицейских сводках отмечается, что на улицах Петербурга идут демонстрации, митинги, появились красные знамена, выступают революционные ораторы.
В эти дни Витте ведет переговоры с представителями либеральной интеллигенции и общественности о новом правительстве. Профессора и земцы уверили, что войдут в его состав. Но обманули. Для Витте это стало ударом. Пообещать поддержку и потом уйти в сторону! Бросить страну в самый тяжелый час! И это интеллигенция?
Революция, стоп!
После царского Манифеста 17 октября 1905 г. начался развал власти. Из тюрем выпустили революционных деятелей, из-за границы вернулись революционные эмигранты. Петербург стал «городом митингов». Революционная активность поддерживалась выступлениями прессы, которая почувствовала себя свободнее благодаря тому, что власть наполовину сняла цензурные барьеры. Открыто, на уличных лотках предлагали большевистскую «Искру», «Революционную Россию» и массу других изданий, отпечатанных в лондонских, парижских, женевских и даже петербургских типографиях. Недавно еще подпольная, теперь эта литература открыто демонстрировала свои революционные девизы – «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» или «В борьбе обретешь ты право свое!». А в сатирических листках и журналах зло смеялись над императором и российской властью.
Министр внутренних дел П. Н. Дурново почти каждый день требовал доклада от начальника охранного отделения. Не скупясь на резкие выражения, А. В. Герасимов откровенно говорил о развале государственности. Однажды между ними состоялся весьма характерный диалог, который вспоминает в своей книге Герасимов [359] :
...
«Так скажите: что же, по-вашему, надо делать?» – «Если бы мне разрешили закрыть типографии, печатающие революционные издания, и арестовать 700–800 человек, я ручаюсь, что успокоил бы Петербург». – «Ну конечно. Если пол-Петербурга арестовать, то еще лучше будет. Но запомните: ни Витте, ни я на это нашего согласия не дадим. Мы – конституционное правительство. Манифест о свободах дан и назад взят не будет. И вы должны действовать, считаясь с этими намерениями правительства как с фактом».
Еще в дни Октябрьской стачки революционные партии создали Совет рабочих депутатов. Постепенно Совет набрал силу и повел себя как второе правительство, будто продолжил дело Союза союзов. Он направлял запросы, требовал объяснений, проводил проверки государственных учреждений, причем очень жестко. Удивительно, но ему отвечали, объясняли, показывали. Настал момент, когда Совет поставил вопрос о своей милиции. Полиция растерянно взирала на происходящее.
