Русская народно-бытовая медицина - Попов Г. (чтение книг TXT) 📗

Присутствием духа, в кликуше объясняется одно из самых постоянных и главных явлений, сопровождающих кликушечный припадок – это запамятование того, что происходит с кликушей во время припадка. Все, что говорит и проделывает в припадке кликуша, делает и говорит не она, а сидящий в ней дух и потому то она ничего не помнит о припадке: «это бес кличет, а сама баба и не знает, кого она называла». Это состояние амнезии относительно припадка очень решительно объясняется крестьянами тем, что черт «отшибает» у кликуш всякую память (Ливенск. и Орловск. уу. Орловск. г.).

Тем же присутствием духа объясняется и другое, не менее постоянное явление, наблюдаемое у кликуш – это их видение. Существуют многочисленные факты, что кликуши различают св. воду, оказывают противодействие и впадают в припадок при попытках, тайком, надеть на них крест, узнают приближение знахаря, приглашенного для лечения кликуши, предчувствуют приезд врача в деревню и, особенно часто, чувствуют приближение священника, особенно со Св. Дарами или крестом [398]. «Несет его нелегкая, провалиться бы ему, ноги бы ему сломать», ругает священника кликуша, задолго до его приезда (Вязниковск. у. Владимирск. г.).

«Вон, там, далеко, за горкой, поп едет, не пускай его, не хочу, чтобы тут он был», – кричит кликуша в припадке и верно предсказывает приезд священника, через час являющегося в деревню (Брянск, у. Орлов, г.). «Пошли мы ноне, – рассказывает одна баба, – встречать Тольскую Божью Матушку и взяли с собой кликушу – Акулину. Дорогой сели отдохнуть, так, около дороги, за бугорком. Только видим, что с Акулиной стало что-то неладное твориться. Мы, это, посматриваем на нее, а она как закричит: ай, ай, поп идет, икону несет, ах, матушка, задави меня! Смотрим, немного погодя, и вправду, из-за бугорка икону подносят» (Ливенск. у. Орл. г.).

Но ясновидение кликуш не ограничивается одной только религиозной сферой. Существует уверенность, что во время припадка кликуша не только верно определяет прошедшее, но может предсказывать и будущее, узнать, какое с кем будет несчастье или радость, кому грозить смерть и т. п. Она, будто бы, все знает, все выводит на чистую воду, может сказать, кого испортили, подожгли, обокрали, указать виновное лицо, описать его наружный вид и указать место покражи. В некоторых деревнях, как только с кликушей начинается припадок, к ней со всех сторон бегут узнавать будущее. Женщины спрашивают о детях и мужьях, живущих на чужой стороне, девушки о том, когда они выйдут замуж и какой у них будет муж, а мужики, продать ли муку или овес, покупать ли лошадь, что делать с больной скотиной и т. д? Всего чаще мужики пользуются кликушами для определения покражи, причем приводятся довольно многочисленные факты верного указания на лицо, совершившее покражу и местонахождение пропавшей вещи, наряду с такими, где такой способ розыска являлся источником печальных недоразумений [399]. Для большого успеха предсказания иногда необходимо навесить на кликушу замок или надеть хомут, так как при этом, будто бы, всего лучше «сказывается» производящий предсказание бес. Чтобы его задобрить и расположить к предсказанию, хорошо называть его ласкательным именем или величать по имени и отчеству. – «Скажи мне, Кузюшка, – обращается баба к кликуше-угадке, – отдавать мне дочь в Ястребинку, аль нет?» – «Отдавай, не раздумывай, сама после узнаешь». – «А что, мой сын, жив? – спрашивает другая. – «Жив, в трактире сидит, чай пьет, тебе скоро письмо пришлет». – «Скажи, Кузюшка, что, у меня будут дети?» – обращается к кликуше третья. – «Нет, не будут: у тебя и твоего мужа кровь запортили, еще, когда вы были молодые». – «Скажи и мне, Кузюшка»… – «Не скажу больше, пошли вон», – гонит баб кликуша и снова начинает кричать «на голоса» (Орлов, г. и у.).

«– Приехали мы, – передает баба, – к крикуше вечером. Народу понаехало – конца нет. По утру встаем, идем к ней в хату, видим: сидит на перехрестках, под святыми, старая старуха, растопыривши ноги, голову в коленки вогнувши. Смотрим, народ к ней подходит, кладет ей в коленки булки и кричит: погадай, Михайла Иваныч! Начинает она сначала ржать по лошадиному, по собачьему брехать, а как, эта, откричит, глаза у нее сделаются все одно, как огонь, и начинает она угадывать, кому что будет. Рассказывает, кто испорчен, кому привороты сделали, кому насмешка делается. К ней в хату при нас народу нашло и наехало столько, что мы промеж их насилу вышли из избы, я даже поневу тут на себе, в народе порвала» (Кромск. у. Орловск. г.).

Иногда, чтобы узнать правду, необходимо бывает рассердить кликушу, напр., взведя поклеп в пропаже, на нее. – «Не я брала, не я, – кричит тогда кликуша: – украл дворковский мужик Костя, а положил в сарай за сено» (Мещовск. у. Калуж. г.). Это ясновидение кликуши в некоторых случаях находит себе совершенно особенное объяснение: будто бы, в то время, когда, после бурных проявлений припадка кликуша лежит без движения и как бы спит, бес выходит из нее, рыскает по свету и разузнает о спрашиваемом (Пензенск. г. и у.). В тех случаях, когда заболевание кликуши приписывается не пребыванию в ней беса, а душ удавленников и утопленников, им же приписывается, хотя и не без подмоги черта, ясновидение кликуши «известно, утопленнику говорит черт, а утопленник нам», – утверждают на этот счет орловские мужики [400].

Объясняется ли эта способность ясновидения кликуш особенной изощренностью их чувств во время припадка, сводится ли к чтению мыслей и двигательным внушениям, или зависит от каких-либо других еще неизвестных условий, она стоит вне всяких сомнений и представляется в высшей степени интересной. Интерес ее еще боле увеличивается, если ее рассматривать в связи с амнезией о припадке кликуш и необыкновенно сильной внушаемостью: кликуши в высшей степени легко впадают в глубокий гипнотический сон, не только от краткого словесного внушения, но даже от простого закрытия век, с надавливанием пальцами глаз (Краинский). Эти три явления невольно сближают кликушество с сомнамбулизмом, где также легко наступает гипнотический сон, существует такая же амнезия и где сомнамбула определяет задуманное имя и число, называет зажатую в руке монету, отыскивает спрятанные предметы и т. п. [401].

Разница между этими двумя состояниями заключается лишь в том, что внушение со стороны экспериментатора при сомнамбулизме заменяется самовнушением кликуши, которое так же парализует ее волю и делает ее рабой самовнушенной идеи, как внушение экспериментатора делает рабой его воли сомнамбулу (Charcot). Такое состояние пассивности и полного бессилия лица совершенно верно понимается, по существу, и самими кликушами, и народом. По всеобщему и единогласному утверждению кликуш, слова и поступки их зависят не от них, а от сидящего в них духа, которому они противиться не могут: «оно само крикнуло», – так определяют иногда кликуши бессилие своей воли в некоторые из моментов припадка. Точно также думаете и народ: ни площадная ругань кликуш, ни богохульные слова их и кощунственные поступки им не ставятся в вину, так как, по мнению народа, все это делается не по их воле.

Этот взгляд народа на кликуш определяет и его отношения к ним. Едва ли какие другие больные встречают столь же их сочувственное отношение к себе, как кликуши. Освобождение от тяжелых работ, ласковость обращения, стремление угодить и, насколько можно, облегчить их страдания наблюдаются почти повсюду. В некоторых случаях в лице их видят не только несчастных, страдающих безвинно, но считают даже мученицами [402]. Помимо непритворных страданий, которые испытывают, кликуши, такое участливое отношение к ним объясняется еще и тем, что они почти никогда не делают вреда окружающим, не внушают страха и для домашних не составляют такой обузы, как многие другие больные. В некоторых местах, в противоположность буйно-помешанным, сам бес, входящий в кликушу, не причисляется к разряду злостных, а считается силой, более или менее, легкого порядка: он называется иногда «шутом» (Муромск. у. Владим. г.), а иногда «кикиморой» (Орловск. у. Вятск. г.).