На Варшавском шоссе (Документальная повесть) - Стрельбицкий Иван Семенович (читать книги без сокращений TXT) 📗
— Не найдете старика — из пулемета обстреляем ваши дома.
Но вот появились конники 2-го интернационального полка. Махновцы растерялись. Наступила тишина. Командир эскадрона на ломаном русском языке обратился к махновскому атаману:
— Приказ Фрунзе: я буду охранять Асканию-Нову. Вам, махновцам, немедленно выезжать отсюда. Быстро!
— И ушли? — тихо спросил один из курсантов.
— А вы как думаете? — спросил полковник.
— Ушли, ушли! — уверенно заговорили притихшие было курсанты.
На полковника Костина было устремлено множество восторженных глаз. «Любопытно, думал он, попросят ли они еще рассказать что-нибудь? Ведь они слушали минут десять, не меньше». Нет, никто не попросил. «Тактичные ребята», — отметил он с удовлетворением.
Полковник Смирнов, заместитель начальника училища, часто ворчал: «Не дело это, не дело! С курсантами нужна строгость. Только строгость!»
Виктор Андреевич Смирнов был своеобразным человеком. Высокого роста, с пышными рыжими усами, закрученными кольцами, несмотря на шестидесятилетний возраст, он был строен и всегда подтянут. Гордился своей принадлежностью к наиболее передовой части старого русского офицерства и тридцатилетним стажем работы в военно-учебных заведениях.
Его могли бы удивить некоторые мысли Костина о взаимоотношениях командиров и красноармейцев, проверенные им в боях. Командир силен своей душевной близостью к бойцам, которыми он командует. Костин это выверил в самых критических обстоятельствах, когда командир в глазах воинов прежде всего человек, а потом уже начальник. Смирнов вряд ли это понимал.
Через несколько дней училище было поднято ночью по сигналу воздушной тревоги. Курсанты и командиры быстро занимали места в узких щелях, специально отрытых вблизи казарм. Высоко в небе, натужно гудя моторами, летели к Москве вражеские самолеты. И опять, не пробившись к цели, фашисты сбрасывали свой груз где попало. Прогремели разрывы бомб в районе Подольска. И как всегда после взрывов, установившаяся тишина казалась мертвой.
В эту минуту откуда-то из конюшен донеслись слова команд.
— Что это такое? Что там происходит? — спросил полковник Костин у своего заместителя.
Смирнов в недоумении пожал плечами.
Вместе они направились к конюшням. Подойдя ближе, отчетливо услышали:
— По танкам, два снаряда, прицел двадцать, беглым — огонь!
В помещении ярко горел свет. Увидев командиров, ребята вытянулись по стойке «смирно». Курсант Василий Могильный, дежурный по конюшне, четко отдал рапорт.
— Что тут происходит? — спросил начальник училища.
Дежурный коротко ответил:
— Отрабатываем командный язык, товарищ полковник.
— Продолжайте, — одобрил Костин.
Выйдя из конюшни, он сказал Смирнову:
— Используют малейшие возможности…
Полковник Смирнов глубоко вздохнул.
— Чем недоволен, Виктор Андреевич? — спросил его Костин.
— Ну что это за порядок, когда и ночью не дают отдыха лошадям…
— Дорогой Виктор Андреевич, и все же пусть курсанты учатся. Кстати, прошу вас завтра же пересмотреть расчет времени на конное дело и вдвое сократить часы на верховую езду. А эти часы посвятим огневой подготовке и тактическим занятиям.
Однажды на полигоне проводились стрельбы из орудий винтовочными патронами по макетам танков. Костин заметил, что некоторые курсанты как-то по-особому на него посматривали. Ему стало не по себе. Он подошел к расчету, изготовившемуся к стрельбе, и спросил наводчика:
— Как будете стрелять?
— Точно так, товарищ полковник, как вы стреляли под Минском по фашистским танкам.
— Откуда вам это известно?
Сигнал «Огонь» прервал разговор. Промчались упряжки лошадей, тянувшие на стальных тросах макеты танков. Кое-кто из орудийных номеров нервничал, но наводчик спокойно выжидал приближения макета к красному флажку, потом очень быстро одну за другой поразил пять целей. После того как осмотрели макеты, подсчитали пробоины, полковник Костин снова спросил наводчика:
— Какие результаты?
— Курсант Позняк выполнил упражнение. Из пяти патронов три пробоины в макетах.
— Разрешите доложить, товарищ полковник, — вмешался командир батареи капитан Базыленко, — курсант Позняк неправильно сказал. Его результаты — из пяти патронов пять пробоин!
Костин осмотрел макеты: в каждом из них было попадание.
— Так почему же вы уменьшаете количество пробоин?
— Товарищ полковник, — твердо и уверенно докладывал Позняк, — два макета поражены в самой верхней части, а, как известно, там броня имеет наклон и вызывает рикошетирование снарядов. Об этом нам рассказал курсант Гиммельфарб, который был с вами под Минском заряжающим.
«Вот почему они так пытливо сегодня смотрели на меня, — подумал Костин и с уважением взглянул на краснощекого семнадцатилетнего курсанта, — ведь, пожалуй, следует внести в учебное пособие поправку. Правда, поправка несколько усложнит обучение, но зато будет осуществляться более тщательная и осмысленная наводка в танк в боевой обстановке».
— Товарищ полковник, получена телефонограмма. Вас вызывают в Кремль, к Михаилу Ивановичу Калинину, для вручения награды — ордена Красного Знамени, — отрапортовал полным голосом подъехавший на коне адъютант лейтенант Добин.
К начальнику училища торопливо подходили курсанты батареи. Глаза их искрились радостью. Послышались голоса: «А что я говорил?», «Разве не так?» Полковник с недоумением смотрел на ребят, силясь понять, о чем они спорят. Внес ясность командир батареи Базыленко.
— Товарищ полковник, еще при выезде на стрельбу разнесся слух, что вас сегодня вызовут в Москву для вручения награды…
Костин поблагодарил курсантов за отличную стрельбу и напомнил, что успешное поражение целей всегда зависит от слаженной работы номеров орудийного расчета.
Прошло уже больше месяца, как полковник Костин принял училище. Ребята мужали на глазах. Он ввел новую методику огневой подготовки. Результаты учебных стрельб были отличными. Трудно было даже подумать, что курсанты смогут так метко стрелять из этих старых, изношенных орудий. Многие в училище увлеклись рационализаторством. Каждый день поступали предложения, иногда очень дельные, касающиеся усовершенствования обучения стрельбе и ремонта орудий. Повышению творческой активности людей способствовала и обстановка, сложившаяся на фронте. В районе восточнее Смоленска вражеские войска перешли к обороне. В газетах публиковались материалы о боевых подвигах советских воинов. И это находило отклик в училище: командиры батарей с гордостью докладывали о новых отличниках. Полковник Костин чутко следил за настроением курсантов.
Как-то вечером после напряженного учебного дня Костин беседовал с курсантами 2-го дивизиона. Смотрел на ребят и чувствовал, что они чем-то удручены.
— Что вас беспокоит, расскажите? Только откровенно!
Некоторое время все молчали, потом на задних скамейках зашушукались. Поднялся невысокий с румяными щеками курсант — старший сержант Геннадий Позняк.
— Товарищ полковник, нельзя ли тех, кто пришел из спецшкол, выпустить раньше? А то так и война закончится!
— Курс надо пройти полностью, — коротко, без лишних объяснений ответил начальник училища.
Его ответом курсанты были огорчены. Ах эти буйные ребячьи головы! Им не терпится скорее попасть на фронт.
Полковник Костин что-то вспомнил и не мог скрыть улыбку. Курсанты притихли.
— В двадцатом году я был таким же молодым и рвался на фронт. Помню адъютанта нашего дивизиона. Небольшого роста, лет тридцати пяти, с темной бородкой и лихо закрученными вверх усами, — начал разговор полковник. — Адъютант прошел перед строем, остановился, не спеша вытащил из кармана очки и принялся читать приказ. Читал он медленно и, дойдя до четвертого параграфа, еще раз окинул взглядом строй красных командиров, потом продолжал: «Командиров взводов Костина Ивана и Рушанга Карла за недисциплинированность и дерзкое требование отправки на фронт взять под арест. Первого на пять суток, второго на трое суток с содержанием на гарнизонной гауптвахте.
