РАМ-РАМ - Костин Сергей (бесплатные версии книг .txt) 📗

Сергей Костин

РАМ-РАМ

Часть первая

Тель-Авив

1

Ее первые слова, обращенные ко мне, были такие:

— Мне нравится только один тип мужчин. Высокий блондин с длинными волосами, очень мускулистый, с сильными руками и узкими бедрами. Просто имей в виду.

Я, если кто со мной еще не знаком, среднего роста — 1 м 75, смуглый — я же наполовину испанец, волосы у меня очень темные, почти черные, но их в мои 47 лет становится все меньше и меньше, так что я их стригу совсем коротко. Культуристом меня тоже не назовешь, хотя я и стараюсь поддерживать свою телесную оболочку в форме.

Обидно? Нет совсем, какой есть, такой есть! Я лишь пожал плечами, хотя желание зацепить меня, по-моему, налицо. А я всего-то предложил Маше выпить чего-нибудь покрепче.

Мы с ней сидели рядом в салоне эконом класса: Маша у окна, я — в проходе. Боинг израильской авиакомпании «Эль-Аль» набрал высоту, и смуглая стюардесса с роскошными переливающимися, как в рекламе шампуня, волосами подкатила к нам со своей тележкой с напитками.

— Что будете нить?

— А что у вас есть? — проявил осторожность я.

— У нас есть все!

В начале первого выпить мне обычно не хочется. Но после вчерашнего! Противоядие в виде принятого мною с утра пива радикально мое самочувствие не улучшило. Короче, сегодня в исключительном порядке рюмка была бы совсем не лишней. Однако прежде чем сделать заказ, не предусмотренный нашим контрактом с авиакомпанией, я, естественно, предложил сделать то же самое даме. Нормальный же вопрос! Вдруг она боится летать, и глоток виски придется в самый раз? Тем более что мы с Машей изображаем мужа и жену, а познакомились с ней только вчера, и времени толком поговорить друг с другом у нас не было. И вот такая реакция!

С Машей мы разговаривали по-русски, так что стюардесса, пока моя спутница деликатно сообщала мне, что я никогда и не приближался к ее эталону мужской красоты, только выжидательно смотрела на нас с милой улыбкой. Она, в отличие от половины израильтян, родилась в Палестине и говорила, кроме иврита, только на английском.

Форма у бортпроводниц «Эль-Аль» продумана. С одной стороны, предельно строгая: черный костюм с белой блузкой. Намек на максимальную, почти полицейскую дисциплинированность работников компании, даже хасиды против такой цветовой гаммы не стали бы возражать. Но к этому придается шелковый шейный платок в сине-зеленых тонах. Подчеркивает женственность и намекает, мол, ничто человеческое нашим сотрудницам не чуждо, включая некоторое кокетство. Толково? Толково! Я прямо увидел совет директоров компании «Эль-Аль», утверждающий эскизы формы: тучных сопящих умных евреев в кипах, сидящих за овальным столом. Но это во мне пары говорили. Я перестал пялиться на стюардессу и — чего-нибудь обжигающего, правда, хотелось — попросил граппу.

— Простите, граппы нет, — извиняясь, смешно сморщила нос стюардесса. «Что, может, ограничиться пивом?» — спросил я свой организм, но голова и желудок дружно запротестовали.

— Хм! Что бы тогда попроще? Ну, а текила?

Стюардесса расцвела. Мне была немедленно выдана маленькая, на рюмку, бутылочка Хосе Куэрво, правда, серебряной — я-то предпочитаю золотую. Стюардесса, пока я расплачивался, продолжала улыбаться. Не просто дежурной улыбкой обслуживающего персонала, а вроде бы лично мне — их, наверное, этому специально обучают. Израильтянки из сефардов — привычные нам ашкенази совсем другого типа, хотя и среди них попадаются красотки — часто бывают совершенно сногсшибательны. Вот и эта стюардесса была такая: с прямым носом, глубокими карими глазами и нежного изгиба губами, не тонкими и не слишком полными, не маленькими и не слишком большими — как я люблю.

А вот Маша-то точно была не в моем вкусе. Лицо у нее правильное, но какое-то мальчишеское: короткая, почти как у меня, стрижка ежиком, уши аккуратные, но немного горчат в стороны, глаза серо-голубые, очень светлые, без бархатного рельефа, знаете, как бывает на крыле бабочки? И вообще, какое-то в ней все угловатое: скулы выпирают, щеки чуть впалые, подбородок торчит вперед — нет в нем женской мягкости. Фигура? Тоже вроде бы ладная: длинные ноги, грудь слегка, но все же выступает. При этом, опять же, Маша слишком поджарая, без искусительных округлостей и изгибов. И что, я тоже должен был заявить, что и она не в моем вкусе? По мне-то и хорошо, что так — лишние мысли не будут отвлекать от дела. Но сообщать ей об этом необязательно: ничто не ранит людей так больно, как отсутствие сексуальной привлекательности или сомнение в ее наличии. Так что я сделал вид, будто и не заметил ее ничем не спровоцированного выпада: выпил залпом свою текилу и уткнулся в книгу. Учитывая предстоящее задание, я перед отлетом заскочил в «Барнз-энд-Нобл» рядом с домом, на Лексингтон-авеню, и купил там «Автобиографию йога» Йогананды.

Из Тель-Авива до Дели лететь около четырех часов. Вообще, когда вам предстоит работать в паре и, тем более, изображать супругов, хороший человеческий контакт необходим. Но нарываться на новые выпады я не стал. А все, что Маша сказала мне до конца полета, было:

— Выпустишь меня?

Мы, хотя и были едва знакомы, обращались друг к другу, как полагается, на ты.

Хотя нет! Возвращаясь на место, она мне сказала еще: «Прости». Так что это было три слова за остававшиеся три часа.

Я потому и предпочитаю работать один или с давними партнерами, ти-па Лешки Кудинова или того же Ромки. Но после памятной поездки в Афганистан, где я с моей полудюжиной языков оказался в положении глухонемого, контора, заглаживая вину, решила непременно навязать мне в напарники человека, говорящего на хинди. Как будто моего английского в Индии будет недостаточно! Или как будто у меня там не будет других проблем, кроме как разбираться с капризами напарницы!

Ну ладно, все по порядку.

2

Я прилетел в Тель-Авив из Нью-Йорка накануне рано утром. Лешка Кудинов с Машей ждали меня там уже сутки. А Ромка к тому моменту уже три дня как лежал в холодильнике делийского морга. Хотя нет — лучше начать с самого начала.

Итак, Ромка. Ромка Ляхов был фигурой заметной. Он был под два метра ростом, очень плотным — не атлетического сложения, а такой, мясистый. Лицом он удался не очень: нос крупный, глаза маленькие, глубоко посаженные, кожа бугристая. Говорил он неожиданно высоким для его комплекции голосом, со странными интонациями и поначалу даже производил впечатление человека заторможенного, чуть ли не умственно отсталого. Это, если не прислушиваться к тому, что он говорил. Если прислушиваться, вы через считанные секунды забывали обо всех его странностях. Знаете такое выражение — «обаяние интеллекта»? Вот Ляхов был просто хрестоматийным примером.

Я сейчас пытаюсь вспомнить какой-нибудь эпизод, чтобы дать вам это почувствовать, но почему-то в голову не приходит ничего конкретного. Дело в том, что Ромка не был мастером чеканных формулировок, а — я искренне верю в магию слова — именно они остаются в памяти. На самом деле, он больше молчал и никогда не подавал коротких реплик. Он ждал, пока все выскажутся, то есть, когда ситуация, которая в начале разговора каждому казалось ясной, запутывалась вконец. Это как наложить один на другой несколько слайдов одной местности, снятой разными фотоаппаратами с разными объективами и под немного разными углами. Каждый добавил свой слайд, и прозрачная картинка стала мутной и темной. Вот тогда все взгляды обращались к Ляхову, и он бросал свое обычное: «Можно я тоже скажу?» И начинал своим высоким, почти срывающимся голосом, как будто он очень волновался, хотя взгляд его, спрятанный под козырек белесых бровей, оставался спокойным и уверенным И это было, как если бы он все наши слайды подгонял один под другой: какой-то укрупнял, какой-то уменьшал, совмещал контуры, убирал случайное — и мутная картинка вдруг становилась резкой. И в том видении проблемы, которое становилось нашим общим, каждый и узнавал свой кадр, и признавал то, чего не видел раньше.