Возвращение с Западного фронта (сборник) - Ремарк Эрих Мария (читать книги полностью txt) 📗
– Да, но на него имеются две закладные. Следовательно, практически дом принадлежит банку, – довольно торопливо проговорил Аммерс.
– Истинный партайгеноссе, к тому же домовладелец, ни в коем случае не может быть ветрогоном, у которого нет соответствующих денег в банке. На сколько мне подписать вас?
Аммерс нерешительно посмотрел на него.
– Именно теперь это будет совсем неплохо для вас, – подбодрил его Штайнер. – Список мы отошлем в Берлин. Думаю, можно подписать вас на пятьдесят франков.
Аммерс сразу почувствовал себя легче. Он полагал, что меньше чем сотней не отделается. Уж он-то знал, как ненасытна его партия.
– Само собой разумеется! – поспешно согласился Аммерс. – Или, быть может, шестьдесят, – добавил он.
– Хорошо, пусть шестьдесят. – Штайнер записал. – Вас зовут просто Гайнц или как-нибудь еще?
– Гайнц Карл Госвин! Госвин с одним «с».
– Госвин довольно редкое имя.
– Да, но зато истинно германское! Древнегерманское. Некий король Госвин жил еще во времена переселения народов.
– Верно, что-то припоминаю.
Аммерс положил на стол две кредитки – пятьдесят и десять франков. Штайнер спрятал деньги.
– Расписка исключается, – сказал он, – и вы понимаете почему!
– Само собой разумеется! Все должно быть строго секретно! Особенно здесь, в Швейцарии! – Аммерс хитро подмигнул.
– И не поднимайте больше излишнего шума! Учтите это, партайгеноссе! Бесшумность – половина успеха! Никогда об этом не забывайте!
– Слушаюсь! Теперь буду знать. Просто со мной произошел несчастный случай.
По узеньким улицам и переулкам Штайнер вернулся к доктору Беру. Он довольно улыбался. Рак печени! Ай да Керн! У него глаза на лоб полезут, когда я вручу ему шестьдесят франков – трофеи этой карательной экспедиции.
В дверь постучали. Рут насторожилась. Она была одна – Керн отправился на поиски работы. С минуту Рут колебалась.
Затем поднялась, тихо перешла в смежную комнату Керна и прикрыла за собой дверь. Обе комнаты находились на стыке двух коридоров, что давало немалое преимущество при облавах – из каждого номера можно было выйти в коридор, оставаясь незамеченным для полицейского, стоявшего у другой двери.
Рут бесшумно притянула наружную дверь комнаты Керна и, обогнув угол, пошла по коридору.
Перед ее дверью стоял мужчина лет сорока. Рут знала его в лицо. Это был некто Брозе, живший тут же в отеле. Семь месяцев его больная жена лежала в постели. Оба жили на скудное пособие от Организации помощи беженцам и небольшие деньги, привезенные ими с собой. В этом не было никакой тайны. В отеле «Верден» люди знали друг о друге почти все.
– Вы ко мне? – спросила Рут.
– Да. Я к вам с просьбой. Ведь вы фрейлейн Холланд, не так ли?
– Да.
– Меня зовут Брозе, живу этажом ниже, – смущенно проговорил он. – Там у меня больная жена, а мне необходимо уйти справиться насчет работы. Вот я и хотел спросить, не сможете ли вы уделить ей немного времени…
У Брозе было узкое измученное лицо. Рут знала, что постояльцы отеля, едва завидев его, пускались наутек – он вечно искал собеседницу для своей жены.
– Она очень много времени проводит в одиночестве… вы сами понимаете, как это трудно… можно впасть в отчаяние. Бывают дни, когда она особенно печальна. Но стоит кому-нибудь посидеть около нее, и ей сразу становится лучше. Я подумал, а вдруг вам тоже захочется немного поболтать. Моя жена умница…
В эти дни Рут пыталась научиться вязать пуловеры из кашемировой шерсти; кто-то ей сказал, что на Елисейских Полях есть русский магазин, который скупает такие вещи и затем перепродает втридорога. Рут хотела продолжить работу и, пожалуй, не пошла бы. Но от этого беспомощного расхваливания жены – «она умница» – ей почему-то стало стыдно.
– Подождите минутку, – сказала она. – Я возьму кое-что и пойду с вами.
Она взяла шерсть, рисунок-образец и вместе с Брозе спустилась вниз. Его жена лежала в маленькой комнате, выходившей окнами на улицу. Когда Брозе, пропустив перед собой Рут, вошел в комнату, он переменился в лице. Хотя явно силился показать, будто радуется.
– Люси, вот фрейлейн Холланд, – быстро проговорил он. – Она охотно составит тебе компанию.
Два темных глаза на восковом лице недоверчиво уставились на Рут.
– А теперь я пойду, – добавил Брозе. – Вечером вернусь. Сегодня мне наверняка повезет. До свидания.
Он улыбнулся, шутливо помахал рукой и ушел.
– Ведь он сам привел вас, правда? – спросила бледная женщина немного погодя.
Рут хотела было солгать, но, подумав, кивнула.
– Так и знала. Спасибо, что зашли. Но я отлично могу быть одна. Кажется, вы работаете. Я не стану мешать вам. Посплю немного.
– Никаких особых дел у меня нет, – сказала Рут. – Просто учусь вязать. Этим я могу заниматься и здесь. Я захватила с собой шерсть и спицы.
– Есть вещи более приятные, чем сидеть у постели больной, – устало проговорила женщина.
– Конечно, но все-таки лучше это, чем торчать одной у себя.
– Так говорят все, чтобы утешить, – пробормотала женщина. – Я знаю, больных всегда хочется утешить. Уж сказали бы прямо, что вам неприятно сидеть с незнакомой больной женщиной, у которой к тому же плохое настроение, и что делаете вы это только по просьбе моего мужа.
– Это верно, – ответила Рут. – Но я вовсе не собираюсь утешать вас, просто рада случаю поговорить с кем-нибудь.
– Почему бы вам не пойти куда-нибудь развлечься?
– Это я не очень люблю.
Не услышав ответа, Рут подняла глаза. Она увидела лицо, полное растерянности. Привстав на постели, больная безмолвно уставилась на гостью, и вдруг из ее глаз потекли слезы. В одно мгновение лицо стало совершенно мокрым.
– Боже мой, – всхлипывала она, – вы это говорите просто так…
А я… Если бы я только могла выйти на улицу…
Она откинулась на подушку. Рут встала. Она видела серовато-белые вздрагивающие плечи больной, видела убогую кровать, освещенную каким-то пыльным предвечерним светом, видела за окном залитую солнцем холодную улицу, а над крышами домов – огромную светящуюся бутылку – электрорекламу аперитива «Дюбонне», неизвестно зачем включенную в этот ранний час, и на минуту ей показалось, будто все это где-то далеко-далеко, на какой-то другой планете.
Женщина понемногу успокоилась. Она снова привстала на постели.
– Вы все еще здесь? – спросила она.
– Да, я здесь.
– Я нервна и истерична. Бывают у меня такие дни. Пожалуйста, не сердитесь…
– Сердиться? Что вы! Я вообще ничего не заметила.
Рут уселась у постели. Она разложила перед собой образец пуловера и принялась копировать его, стараясь не глядеть на больную, на ее измученное, горестное лицо. Ей казалось, что рядом с этой женщиной она как-то вызывающе, неприлично здорова.
– Вы неправильно держите спицы, – сказала жена Брозе. – Так много не наработаете. Надо по-другому.
Она взяла спицы и показала Рут, как ими действовать. Затем внимательно осмотрела уже вывязанную часть пуловера.
– Тут у вас не хватает одной петли, – заметила она. – Придется распустить этот кусок. Вот как это делается.
Рут с благодарностью посмотрела на больную. Та улыбнулась. Теперь ее лицо выражало внимание и сосредоточенность, она полностью погрузилась в работу. От недавнего надрыва не осталось и следа. Легко и быстро мелькали спицы в бледных руках.
– Вот… – удовлетворенно сказала она. – А теперь попробуйте-ка сами.
Вечером вернулся Брозе. В комнате было темно. На фоне зеленоватого, как яблоко, вечернего неба броско выделялся сверкающий красный контур огромной бутылки «Дюбонне».
– Люси! – спросил он в темноту.
Женщина пошевельнулась на постели, и Брозе увидел ее лицо. От огней световой рекламы оно казалось чуть розовым – точно свершилось чудо, и она внезапно выздоровела.
– Ты спала? – спросил он.
– Нет, просто лежала.
– Фрейлейн Холланд ушла уже давно?
