Красные ворота - Кондратьев Вячеслав Леонидович (читать книги без .TXT, .FB2) 📗
Потом Володька подумал: что разведка? Вот рассказать бы о штрафном! И его мысли перекинулись к тому страшному рассвету…
~~~
…После слов Генки Атласова «Была не была!» разговор угас. Все молча смолили самокрутки. Через полчаса вернулся капитан Ширшов и сказал:
— Наше предложение командованием принято.
Он не сказал «мое предложение», сказал «наше», и всем в землянке показалось, что и верно, они все надумали эту предрассветную отчаянную атаку без перебежек.
— Начнем затемно. Вначале ползком, пока немцы не обнаружат. Надеюсь, метров двести — триста мы таким макаром продвинемся, ну а потом… Потом только бегом, молча, без «ура» и перебежек, — тихо, но отчетливо произнес Ширшов. — Сейчас комбат и его заместитель доводят до всех это решение. Итак, товарищи, все зависит от нас самих. Возьмем деревню, возможно, искупим свою вину. Понимаете?
— Ясненько, капитан, — воскликнул Генка.
— Мне надо быть первым, — вырвалось у Вадима, видать, непроизвольно, так как он сразу смутился, покраснел и опустил голову.
— Даешь, младшой, — усмехнулся Генка.
— Всем надо быть первыми, — спокойно и веско бросил Ширшов, словно точку поставил.
Заснуть Володька не мог. Не спали, как казалось ему, и остальные. Так, подремывали, может, с потухшими цигарками в зубах. Часто ворочался и покряхтывал подполковник, несколько раз постанывал Вадим, иногда глубоко вздыхал Атласов. Капитан Ширшов сидел у печурки, глядел в огонь и беспрерывно курил.
Тихое «подъем» сразу подняло всех на ноги. После тепла землянки обожгло холодом. Холодом изнутри и снаружи — наступает самое главное. Сейчас они выйдут к полю и… поползут… А затем атака!
В штрафбате, хоть и числился он батальоном, было около полутораста человек — негусто… Подтянувшись к кромке леса, держа интервал, по шепотливой команде «вперед», передаваемой по цепи, они поползли…
Поле было в серой предрассветной дымке… Немецкие ракеты все реже и реже взлетали в небо, уже бессильные пробить своим светом предутренний туман. Батальон полз, полз быстро, умело хоронясь за трупами, и Володьке думалось, что метров на двести, если не больше, они продвинулись. Деревня все яснее и яснее вырисовывалась острыми крышами изб… Скоро, скоро надо будет подниматься в атаку… Рядом полз Генка, с другой стороны Вадим, подполковник приотстал — возраст.
— Ну, значит, в последний, решительный? — прошептал Генка, криво усмехнувшись.
И сразу же после его слов с левого фланга немецких позиций застрочил трассирующий пулемет. Красные нити заметались над людьми — надо подниматься. Без всякой команды, как один, поднялись с земли и побежали… Поначалу бежали молча, потом кто-то выматерился, а за ним и другие…
Немцы усилили огонь. Вся немецкая передовая расцветилась огоньками выстрелов, но рев матерных вскриков, густо нависший над полем и перекрывающий, пересиливающий пулеметный бред, дал понять немцам, какое подразделение прет на них, и огонь начал угасать, а мины, перелетая, рвались уже позади батальона. Володька видел, как немцы стали покидать свои позиции — орущие, с разодранными ртами и налитыми кровью глазами штрафники приближались к их окопам.
Володька бежал, запыхавшийся от быстрого, безостановочного бега, но внутренне почему-то очень спокойный, почти уверенный, что его сегодня не убьют… Соскочив в немецкий окоп, он наткнулся на здоровенного фрица, бросившегося к нему с винтовкой, нацеленной штыком в живот. Вот когда впервые за всю войну пригодилось Володьке фехтование на штыках, которым с увлечением занимался в дальневосточном полку, он отбил вниз винтовку немца, и ее штык только чуть скользнул по ноге. Ударом приклада по виску свалил его, а потом выстрелил в упор. Из всего этого оставалось в памяти лишь одно — аккуратная заплата на брюках немца, которую увидел, когда распахнулась шинель. Выскочив из окопа, он побежал дальше, догонять других, уже забрасывающих гранатами избы деревни…
Немцы выбегали полураздетые, отстреливались, но штрафников уже не остановить — минут через двадцать деревня, за которую положили столько жизней, была взята!
Несколько десятков человек в запале боя бросились преследовать немцев уже за деревней, но их остановили. Подоспевший к тому времени станковый пулемет расстреливал бегущих в спину, пока не добежали они до небольшого леска и не скрылись в нем… Все было кончено. Была победа!
Володька снял сапог, хотел задрать штанину, но рана оказалась почти у самого бедра. Пришлось спускать бриджи. На левой ляжке, залитой кровью, он увидел рваную полоску сантиметров в пять, но, по всей видимости, не очень глубокую. Достав индивидуальный пакет, он перевязался сам и, чуть прихрамывая, пошел к капитану Ширшову, стоящему рядом с командиром штрафбата. У того было радостное раскрасневшееся лицо, кубанка набекрень еле держалась на голове, а выбившийся светлый чуб полоскало ветерком.
— Вышло, черт возьми! Вышло! Ну, капитан, прошла твоя задумка. Благодарю, — говорил он Ширшову, а когда увидел прихрамывающего Володьку, спросил: — Что, долбануло? Сильно?
— Ерунда. Царапнуло штыком ляжку…
— Все равно искупил кровью. Иди в тыл… Надо же, взяли все-таки! Эту деревеньку чертову! Взяли!
Володька побрел уже спокойным, неспешным шагом через то поле, по которому они неслись всего полчаса тому назад, и даже не верилось в это, будто все во сне… Потерь в батальоне было немного, но все же несколько убитых увидел он на поле. И среди них Вадима. Он лежал на спине с полуоткрытым по-детски ртом, раскинув как-то беспомощно руки… Володька нагнулся, закрыл ему глаза, накрыл лицо шапкой. Потом взял его винтовку и двинулся дальше. Очень жалко, конечно, этого мальчика, но столько смертей уже видел Володька, что притупились чувства, да и знакомы-то были они всего два дня…
— Погоди, старшой! — услышал он сзади крик, сразу узнал голос и остановился.
Генка с перевязанной рукой подошел и с расплывшейся по всему лицу улыбкой обнял Володьку.
— А молодцы мы! А? Разве не так? Здорово мы их, гадов, разделали!
— Здорово! — ответил Володька. — Тебе свернуть?
— Да. Самое время покурить.
Они присели прямо на землю и запалили. И только тут почувствовал Володька огромное облегчение — бой позади, вину искупил… Теперь неделька санбата, а там резерв, формирование… На месяц-два уйдет от него война. А красноармейскую книжку, выданную ему, как и остальным, где записано: звание — старший лейтенант, должность — рядовой, подразделение — штрафной батальон — сменят на офицерское удостоверение.
— Повезло нам, Генка! — Володька хлопнул его по плечу.
— И не говори…
~~~
…Кто-то ухватил Володьку сзади и ладонями закрыл глаза.
— Кто? — спросил он, стараясь освободиться от крепко держащих его рук.
— Не узнаешь, командир? — прошепелявил знакомый голос.
— Гошка! — радостно вскрикнул Володька, узнав своего бывшего разведчика.
— Он самый, командир! Во где встретились! — Гошка отпустил руки, повернул Володьку к себе. — Живой, значит? С рукой что?
— Отняли полпредплечья.
— В штрафном долбануло?
— Нет. Там я легко отделался… А тебя-то как выходили? Вроде бы мертвого притащили — две пули в грудь, одна почти у сердца. Мне в санвзводе говорили — не выживешь.
— Живучий я оказался… И еще воевал.
— В разведке опять? — спросил Володька.
— Где же еще мне? Сами знаете, разведчиком был классным… А что вытащили тогда с поля, век буду помнить.
— Брось выкать, Гошка. Не в строю.
— Привык, товарищ командир. Уважал я вас очень. Вот выпьем сейчас на брудершафт, тогда, может…
— С деньгой у меня туговато, Гоша…
— А я на что? Думаете, у Гошки денег нет? Во-во, — он похлопал по оттопыренному карману гимнастерки. — И у вас, командир, будут. Я такое дело открыл…
— Ты проездом в Москве?
— Нет. Живу у одной девахи… Ладно, командир, где тут шалман поближе? Зайдем, и Гоша все по порядку вам выложит.
— Пошли. У бывшего торгсина «деревяшка» есть.
Они быстренько дотопали до пивнушки. Гоша оглядел незавидное сие заведение, поморщился:
