Угол покоя - Стегнер Уоллес (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений TXT, FB2) 📗
Немного погодя выглянула в широкое окно, смотревшее на реку, и увидела его, Оливера и Олли, за которыми наблюдали Нелли и Бетси, – всю семью, кроме себя самой, – за разбором палатки. Его складная кровать, столик, складная табуретка и сундук стояли на вытоптанном и выцветшем прямоугольнике, который был его полом. Его жизнь была теперь выворочена напоказ, как мышиное гнездо у подножия лавового утеса.
Еще немного погодя она протянула ему руку и сдержанно попрощалась. Если Оливер заметил, что она не поцеловала его, как поцеловала Уайли, то не подал виду.
Перепрыгиваем в лето 1885 года. Она была раздавшаяся, одышливая, срок подходил. Будь она коровой – ушла бы, нагруженная ожиданием, в кусты. Будь собакой – забилась бы под какой‑нибудь сарай. Но она была Сюзан Уорд и пыталась работать. К этому времени, после трех лет существования Горнодобывающей и ирригационной компании Айдахо, Сюзан обеспечивала более половины дохода, на который они жили. Из любого мельчайшего эпизода, как из рудной жилы, старалась добыть полезное, любое событие проирригировать; она не проживала свою жизнь как жизнь, она писала и рисовала ее.
В каменном доме-землянке, занавешенном в жару, было тихо. Миссис Брискоу – это недоразумение, которое должно было сойти за акушерку, – куда‑то ушла. Оливер возился со своей миниатюрной оросительной системой для огорода, Вэн, как всегда по субботам, проводил выходной день в городе. Она чувствовала себя одинокой, брошенной; она с материнской теплотой думала об Уайли, который с ними переписывался, и с тревожным смущением – о Фрэнке, который бесследно пропал, продвигаясь с “Орегон шортлайн” к тихоокеанскому побережью.
Из комнаты Нелли донесся невнятный обрывок то ли урока, то ли разговора. В своем отупелом состоянии Сюзан не сразу отличила его от жужжания мухи, застрявшей между занавеской и окном.
Работать было невозможно. Взгляд то и дело терял четкость, в голове пульсировало. Каждые несколько секунд живое внутри нее перекатывалось или брыкалось. Сюзан понесла его в спальню и легла на спину, чтобы дать ему как можно больше простора, но даже тогда оно не успокоилось. И в спальне тоже была муха, большая противная мясная муха, жужжавшая, как шмель.
Сюзан лежала неподвижно, широко раскинув руки и глядя на грубые стропила и кровельные доски. Там виднелись отпечатки ступней и тачечных колес, оставшиеся с тех пор, когда с цементным раствором на подошвах все устремлялись то к корыту для перемешивания, то к куче досок и балок. Эти следы могли бы навести ее на мысль о хорошем времени до того, как ожидание стало для них безнадежной рутиной. Маленькие, оставшиеся навечно отпечатки детских ножек могли бы настроить ее на сентиментальный лад. Но нет – она почувствовала спазм отвращения из‑за того, насколько тут все неотделанно и неопрятно, и подумала, что неплохо бы Оливер пришел с кистью и ведром и отскреб потолок, привел его в должный вид.
Ее ноги судорожно дергались – в ее поколении подобное называлось болями роста. Изучив болезнь, поразившую мой собственный скелет, я мог бы сказать ей, что они говорят о нехватке кальция, – я, страдая от избытка кальция там, где не надо, ничего бы против них не имел. Она считала, что это у нее нервы, что ей передается нетерпеливое беспокойство еще не родившегося ребенка. Она бы не смогла намного дольше держать в себе эту раздражительную и раздражающую жизнь.
Эта жизнь лягала ее крепко, и сейчас в диковинной апатии Сюзан разгладила сорочку на бугре живота и, приподняв голову, стала смотреть, пока не ощутила мягкий удар и не увидела еле заметное быстрое выпучивание ткани. Она не хотела этого ребенка. Ее тоска брала от мысли, во что ему предстоит родиться.
В животе опять брыкнулось, ноги дергало невыносимо. Она села, поднялась на ноги и тяжело пошла к двери.
– Миссис Брискоу!
Акушерки по‑прежнему не было поблизости. Сюзан прошла через общую комнату, задержалась у входа в детскую, куда вела очень узкая дверь рядом с печкой. Заглянула – пусто. Отметила про себя, что скоро уже Бетси и Олли надо будет разделить. Бетси становится слишком большая, чтобы жить в одной комнате с братом. И как с этим быть? Пристроить еще одну комнату? А куда девать нового ребенка, когда он вырастет из корзины?
– Миссис Брискоу!
Тихие голоса в комнате Нелли умолкли. Сюзан постучалась и открыла дверь. Нелли вопросительно подняла худое лицо, приобнажив сусличьи зубы; ее руки, вязавшие крючком, замерли, качалка остановилась. Кружева на ее шее и запястьях крахмально белели, как на женских портретах у старых голландцев, – она вечно вязала, стирала, гладила воротники и манжеты. Какая неосложненная, нетребовательная жизнь!
На полу лежала ее коробка для рукоделия – вещь в технике маркетри, инкрустированная слоновой костью, черным деревом и перламутром, с изысканными ящичками и закрывающимися коробочками внутри, которые были наполнены булавками, наколотыми на бумажки, мотками хлопчатобумажной и шелковой ленты, ярдами льняного шнура и тесьмы, катушками, пуговицами, крючками, петлями. Бетси, сидя на полу, высыпала промеж колен один ящичек и сортировала пуговицы. Она даже не подняла головы.
– Нелли, вы не видели миссис Брискоу?
– Она сказала, что пойдет погулять.
– Она? В такую жару?
Настолько же раздосадованная тем, какая недобрая у нее вышла усмешка, насколько отсутствием миссис Брискоу, Сюзан оглянулась через плечо: вдруг, чего доброго, это свиного вида существо, эта любительница отлынивать сейчас подошла и слушает?
Нелли отложила вязание и встала.
– Могу я чем‑нибудь вам помочь?
– Нет. Спасибо, Нелли. Я подумала, я бы выпила чаю. Ничего, приготовит, когда я ее найду. Хоть на что‑нибудь она должна быть годна. – Посмотрев на светлую головку дочери, прилежно склоненную над пуговицами, сказала: – Как ты у Нелли все рассыпала.
– Я ей позволила, – сказала Нелли. – Она любит пуговицы. Она маленькая хозяйка, очень аккуратная. Она все положит обратно, правда, голубушка?
– Надеюсь, что положит. А где Олли? Я думала, он дома, занимается.
– Он пошел помочь отцу с ветряком.
– Его отцу известно, что ему надо налечь на чтение. У него лучше с этим сейчас?
– Он старается, старается.
– Но по‑прежнему мало что получается.
– Он очень любит слушать, когда читают. Не то чтобы ему не нравилось чтение. Просто ему бывает нелегко распознать слово, даже когда оно не раз уже попадалось. Как будто он никогда этого слова не видел.
Дислексия, говорю я сегодня. Бедный мальчик был дислексиком за восемьдесят лет до того, как это нарушение было открыто и названо. И кто – сын моей бабушки!
– Он обязан заниматься, – сказала Сюзан. – Когда по‑настоящему старается, он может. Вы должны проявлять строгость, когда он отвлекается. Хоть он и рад любой возможности поиграть с отцом в инженера.
– Он нисколько не тупой мальчик, – сказала Нелли. – В математике он очень хорош. Он такие трудные вещи узнал от отца, от мистера Сарджента и мистера Уайли, каких мне не понять. Только с чтением неладно.
– И все равно, – сказала Сюзан. – Вот ему сейчас было велено оставаться дома и трудиться над тем, в чем он слаб, а он отправился налаживать орошение. Так он никогда не попадет в хорошую школу на Востоке. Да куда же она подевалась, эта миссис Брискоу?
Она отвернулась от комнаты Нелли и подошла к заднему окну, в которое виден был ручеек под пригорком. Проходящие отары овец затоптали ручеек и частично его погубили, и теперь там был колодец, а над ним ветряк, который должен был, когда дует ветер, качать воду на самодельное водяное колесо; вода по желобу должна была поступать оттуда в гидравлический таран, поднимающий ее на бóльшую высоту, а дальше по другому желобу течь в канаву, идущую достаточно высоко, чтобы орошать огород. У неподвижного колеса Сюзан увидела Оливера, он был один, наклонился, разбираясь с какой‑то трудностью. Солнце делало его еле видимым, стертым. Голая земля, которая при обычном освещении была цвета какао, блестела, как снег. Оливер покрутил ветряк рукой, пока в верхнюю чашку водяного колеса не вылилось немного воды. Колесо повернулось на несколько дюймов, вода выплеснулась в подставленную шляпу, и он надел мокрую шляпу на голову. В одиночестве, поглощенный пустым маетным делом, он был похож на здешнего фермера-переселенца.
