Дорога на две улицы - Метлицкая Мария (читать полную версию книги .TXT) 📗
Новый год шумно отметили на работе – деваться некуда и объяснять неохота. Ушла, правда, быстро. Точнее – сбежала.
Тридцать первого решила не вылезать из кровати – пошло все к чертям!
Надоело «брать» себя в руки. Надоело держаться.
Хочется согнуться, сгорбиться, втянуть голову в опавшие плечи и… Спрятаться от всех, что ли?
Ночнушку не снимала, волосы не расчесывала. Стакан чаю выпила в постели. Полистала журнал – боже, какую же пишут чушь! И еще получают за это деньги!
Громко зевнула и приготовилась уснуть.
Подумала: «Как же я устала! Даже в той, прежней, полной забот и хлопот, жизни, никогда я не чувствовала себя такой разбитой, расквашенной и опустошенной».
Звонок в дверь раздался через пару минут после того, как она блаженно закрыла глаза, поджала под себя ноги (поза эмбриона, любимая с детства) и положила ладони под щеку. Уже чуть-чуть начала «плыть» – самое сладкое мгновение.
Звонок настойчиво повторился.
– Вот какого урода, мать твою, – она села на кровати, чуть не заплакав. – Ну нет мне покоя! Нет и не будет!
Нашарила тапочки, накинула на сорочку халат, нацепила очки и поплелась в прихожую.
А «урод» – или уродка – продолжал настойчиво и нагло названивать.
– Палец не отсохнет? – проворчала Ольга. – Кто? – грубо спросила она.
– Я, – ответил радостный мужской голос.
– И кто у нас «я»? – ядовито переспросила она. – Не Дедушка ли Мороз?
– Почти, – засмеялся «голос».
Ольга откашлялась и сурово сказала:
– Дверью ошибся, дедушка! Мы подарков не ждем.
– А вот это напрасно, – продолжал острить «Дед Мороз». И добавил: – Открывай, Лелька! Открывай! Свои!
Она вздрогнула, узнав наконец его голос.
Зашелестела замком и распахнула дверь.
На пороге стоял вовсе не Дед Мороз. Там, широко улыбаясь вновь обретенными белоснежными зубами, стоял Дмитрий Андреевич Колобов. В коротком кашемировом вишневом пальто, в яркой клетчатой дурашливой кепочке с помпоном и широком зеленом шарфе, переброшенном, по последней небрежной моде, через плечо.
– Господи! – произнесла Ольга и сморщилась, словно от зубной боли.
– Вот тебе и «господи», – подтвердил он и шагнул в глубину квартиры. – Новый год, Леля, все-таки. Праздник! – сообщил он. – А ты… – Он оглядел ее с головы до пят. – А ты, право слово! – И он осуждающе покачал головой, доставая из многочисленных пакетов какие-то коробки и бутылки.
– Только тебя мне еще не хватало! Для полного счастья! – простонала она, плюхнувшись на табуретку.
– Неласковая ты, Оля. Нечесаная, неласковая и невоспитанная! – Он укоризненно вздохнул.
– Ну а посмотреть на тебя – так тут сплошные манеры! Припереться в чужой дом без приглашения. А ведь не день рождения, между прочим. Когда могут приходить все желающие. Хотя это я тоже не одобряю. Это – Новый год, Дима! Семейный и интимный праздник, между прочим! И с какого боку тут ты, позволь поинтересоваться? В каком статусе ты выступаешь? Тебя манерам вроде бы учили. Даже слишком рьяно занимались твоим воспитанием – лет до сорока, кажется?
Он усмехнулся:
– Так, по порядку. Первое – приперся я сюда, как ты изволила выразиться, на правах: а) старого друга и б) будущего родственника. А по второму вопросу – мамы моей так давно нет в живых, что трогать ее не надо, как мне кажется. И в-третьих, – он усмехнулся, – про интим. Я все про тебя знаю, Леля. Знаю, что ты одна. Извини, если эта информация засекречена. Ну-с! – оживился он. – Смотри, какие деликатесы! Прямо из Лиона! Свежак!
Он доставал яркие коробочки, баночки, контейнеры и с явным удовольствием оповещал:
– Фуа-гра! Устрицы в винном соусе! Устрицы в собственном соку! Террин! Мидии с лимонным соком! Паштет из прованской утки! Сыр… Сыр… Ветчина… Пирожные… Ну? – Он оглядел Ольгу взглядом победителя.
– Баранки гну, – буркнула Ольга. – Вот и ешь все это сам! А я пошла спать. Нечесаная, невоспитанная и грубая.
– Отдыхай, – легко откликнулся он, – а я пока тут похозяйничаю.
Она укрылась с головой одеялом и застонала: вот, опять подчинение чужой воле и чужим интересам! Надо было гнать Колобка прямо с порога. А считается, что она – сильная женщина. Глупости все это. Ерунда. Она-то про себя все знает. Всех жалко и всех за все готова простить. Потому что дура. Он так решил, видите ли! Захотелось ему поностальгировать с бывшей любовницей. Душевности захотелось, тепла. Видно, совсем ему там хреново, в этом Лионе. При хорошей жизни он бы про нее и не вспомнил. Пижон в идиотской кепульке.
Не заснула, только голова разболелась. От злости на него и главным образом на себя.
В одиннадцать встала, умылась, причесала волосы и подкрасила губы. Потом стерла – много чести! Еще возомнит, что это я для него стараюсь.
К столу, украшенному скатертью и еловыми ветками (подумайте только!), вышла в джинсах и майке.
Дима суетливо пытался ухаживать.
– Сядь! – пригвоздила она его. – Не трать понапрасну силы!
Он вздохнул и начал разливать шампанское – разумеется, «Дом Периньон».
Она вяло ковыряла вилкой французские деликатесы. Дима Колобов трещал без умолку и закусывал с явным удовольствием, постоянно интересуясь Ольгиными ощущениями.
– Вкусно, – однообразно отвечала она. – Вкусно. Отстань.
В два часа ночи под «грохот канонады» – так обозвал остряк Колобок взрывающиеся под окнами петарды – отправилась спать.
Кинула комплект постельного белья на диван в гостиной:
– Располагайся.
Дима тяжело вздохнул и принялся застилать постель.
Выспаться ей не удалось – за стеной раздавался мощный храп Димы Колобова.
– Женишок, – усмехнулась она. – Кавалер.
Завтракали молча. Ольга хмурилась и смотрела в окно. За ночь намело много снега, и трудолюбивые среднеазиаты с терпением и упорством боролись за удобство и комфорт столичных жителей, с больной головой и все еще хорошим аппетитом доедающих вчерашние подкисшие «оливье», «мимозы» и «селедки под шубой».
Дима предложил прогуляться по свежему снежку.
Она повернулась к нему со взглядом, полным тоски:
– Слушай, тебе надо – ты и прогуляйся! И по свежему, и по несвежему. Сходи на Арбат – это близко, если ты помнишь. На Красную площадь. В зоопарк. Куда еще ходят туристы?
Он пропустил ее остроты мимо ушей – планы были другие. И ссориться с ней в эти планы не входило.
Он помыл кофейные чашки – под ее насмешливым взглядом, протер кухонный стол и раковину.
– Пылесос в коридоре, – подсказала она.
– Наглостью ты прикрываешь смущение, – пояснил он. – И еще – радость. Радость от моего приезда, – продолжал хохмить Колобок.
– Это – да! – согласилась она. – Вот как ты догадался? Что радость моя огромна? Просто необъятна моя радость, думаю так!
В коридоре он долго надевал пальто, поправлял пижонистую кепочку и тщательно завязывал шарф.
– Значит, так, – лицо его было бледно и серьезно, – я ухожу. Чтобы вернуться. Завтра или через день. Двух дней тебе хватит?
– На что? – спросила она.
– На принятие решения. Я делаю тебе предложение. Второй раз в жизни и совершенно серьезно. Подумай! Всем обидам давно вышел срок. Амбиции тоже остались в молодости. А сейчас… Сейчас есть два одиноких и немолодых человека. Остро нуждающихся в близком плече и сочувствии. Имеющие огромный и непростой жизненный опыт за плечами. Горький опыт, надо сказать. Такие я сделал важные выводы, – назидательно проговорил он и поднял пухлый указательный палец.
– Я подумала, Дима. Однажды. Крепко тогда подумала и многое поняла. Так много поняла, что и вспоминать не хочется. Например, если человек предатель – это даже не надолго. Это – навсегда. И если человек трус, это тоже вряд ли временно. И если человек жлоб, подкаблучник и хам. Все это – навсегда, Дима. Невзирая на возраст и жизненные обстоятельства. И это мои важные выводы, Дима. И мой непростой жизненный опыт.