Приключения женственности - Новикова Ольга Ильинична (книги регистрация онлайн бесплатно .txt) 📗
— Мне пора… — сдавленно прошептала Женя.
— Нет, так нельзя, почему ты посуровела?
Женя угрюмо смотрела на проклятые тапки. Сказать, что больно? Даже здесь, в этой маленькой комнате, за эти короткие два-три часа, его другая жизнь, для него настоящая, высовывается то телефонным звонком, то женской обувью, то собранием сочинений. Какое огромное, безмерное пространство — его жизнь, как удобно он там расположил и меня, и свою работу, и поездки, и семью. Кто угодно еще там поместится.
Захотелось встать и уйти отсюда. Навсегда? Женя поборола гнев и через силу заговорила:
— Я для вас пирожное, без которого можно и обойтись…
— И еще какое вкусное! — обрадованно перебил Рахатов. — Кто раз попробовал, уже без него не сможет. Все вкусное! От первого кусочка до последнего! Да, пока не забыл. Эти цветы — тебе. — Он достал гладиолусы из трехлитровой банки. — И вот еще, тут конвертик… — Застенчивая улыбка раздвинула его лицо. — Купи себе на день рождения французские духи.
— За цветы спасибо, а денег я не возьму.
— Ну вот, опять обижаешь. Ведь этим ты лишаешь меня удовольствия — как сладко знать, что они каждый день прикасаются к моим самым любимым местечкам! — Рахатов ткнулся губами в Женину шею возле уха, а рукой нежно погладил ее грудь…
Украдкой сунула Женя конверт под его подушку и выскользнула за дверь.
Гневные слова, доказательства своей правоты, боль, а главное — недоумение, непонимание того, как его такое красивое, избирательное чувство не страдает, не замечает разлук, — заняли в дневнике четыре страницы. Выговариваться было приятно — «скрипта» так и скользила по тонким, гладким листам, разлинованным чуть заметными рядами жмущихся друг к другу точек. Темно-зеленую толстую книжку с золотыми буквами «Союзгосцирк» на крышке-по-душке балакронового переплета подарил Саша, от себя оторвал. Сначала Женя даже не поверила счастью — ведь она всегда считала, что писчебумажные принадлежности он любит больше всего на свете. Ошибалась.
18. РЕДАКТОРУ НЕЛЬЗЯ
Редактору не пристало брезговать никакой информацией. Правда, надо уметь отделять пересказы от наговоров, которые и составляют кентавра, именуемого сплетней, слухом, молвой.
Не то закажешь статью деятелю, якобы назначаемому главным редактором толстого журнала, а он, оказывается, проштрафился на предыдущем месте — чуть ли не уголовное дело заведено: печатал только тех, кто жертвовал часть гонорара. Лично ему. Какую, зависело от воображения рассказчика.
А что делать, если не подписывает Альберт Авдеич договор с автором за уже написанную статью? Оказывается, вместе учились — давние счеты. Воленс ноленс, а держи в уме список тех, кого не стоит без нужды подставлять под начальственную секиру. Альберт ведь еще и писателем заделался, причем сразу во всех жанрах: композитор песню на его текст сварганил («борзой щенок» известного поэта-песенника за «Избранное»), в разделы сатиры и юмора запихнул стихотворные басни и афоризмы (шуткам начальника положено смеяться, читателю бы еще это объяснить), книжечку пьес для сельского самодеятельного театра тиснул и, конечно, роман под завлекательным названием «Оленька». Но не уследил, промелькнули саркастические отклики. Не забыть их авторов включить в черный список…
И все-таки приятно за вечерним чаем намекнуть на тайны партийного или писательского двора, без ответственности за достоверность информации и без указания источника.
В издательство заглядывал газетчик Гера, который, не дожидаясь вопросов, невозмутимо сообщал: Верченко идет министром культуры, Кожевников на место Маркова, а Марков — генеральным директором ЮНЕСКО. И потом пространно рассуждал, какие выгоды получает им назначенный, повышение это или понижение, с точностью до рубля называл сумму премиальных в ЮНЕСКО. Не совсем лишенные чувства юмора начальники, завидев его, интересовались: «Ну, кем ты меня назначил?» Но некоторые Герины прогнозы сбывались.
Кладезь сплетен — приходящие авторы. Один демонстрирует причастность к высшим сферам и выдает за свою историю, подслушанную в ресторане ЦДЛ, где за соседним столом обедали два консультанта Союза писателей. Другой — добровольный доносчик, стукач по призванию, что и помогло ему дослужиться до высокого чина. А этот полгода писал в одиночестве роман, и сейчас как губка впитывает все новости и так же легко отдает их первому встречному.
Перемещения в редакционно-издательской сфере волновали всех-всех авторов. А те, кто мог, старались повлиять на ход игры: от охранника многое зависит. Правила везде одинаковы, но назначают нового смотрителя — и режим меняется. Человек определяет — в какую сторону.
«Я написал книгу» — в этой фразе соединены два деяния, для которых нужны совершенно разные навыки. Как родить ребенка и — вырастить его, вывести в люди. Можно написать стихотворение, повесть, роман, но пропасть между рукописью и книгой огромна, перескочить ее удается далеко не каждому. И дело отнюдь не только в качестве текста. Попадется редактор-убийца, редактор-завистник — и приговор обжалованию не подлежит, ведь многие из них не любят или не умеют читать, и всякая рукопись, не снабженная устной рекомендацией начальника или нужных людей, попадает под высокомерную статью: «Не надо». Просьбы простых знакомых не считаются.
А сколько ступеней должна преодолеть рукопись, сколько колесиков в издательской машине надо смазать! У опытных авторов есть в стенном шкафу полка с заблаговременно припасенными подарками, иногда и добровольными, для работников книжно-журнальной сферы: шоколадка — техреду, коробка конфет — редактору (для щепетильных — дитю редактора), духи — завредакцией, и каждой обязательно комплимент: «Как вы хорошо выглядите!», «Какие на вас чудесные бусы!» И дальше — чем выше начальство, тем серьезнее плата: печатают того, кто может издать твой собственный опус (термин даже есть — «перекрестное опыление»), устроить шубу жене, квартиру сыну. Подношения принимаются как должное, за которое сам берущий ничего не должен.
Многое еще от характера автора зависит. Легче тому, кто сдал рукопись и находит в себе силы заниматься другими делами, но есть и такие, кто следит за превращением рукописи в книгу как за ребенком, которого впервые одного отправили в школу: вот сейчас он сел в лифт… что-то долго из подъезда не выходит… ага, появился… теперь, наверное, переходит дорогу… подождал ли, пока зеленый загорится?.. сел в троллейбус… снова перешел дорогу… Некоторые не выдерживают и мчатся в школу, чтобы убедиться, что чадо добралось благополучно.
Точно так и писатели. Звонят: «Что-то долго верстки нет, не выкинули из плана?» До того надоедают начальнику производственного отдела, что тот оповещает об этом сотрудников, и те под любым предлогом услужливо не подпускают зануду к своему шефу. Именитые авторы смиренно ездят выступать в типографию — вот это полезный шаг: неизбалованный рабочий класс из признательности делает все, что от него зависит.
Ну и, безусловно, банкеты. Поводов множество — сдача рукописи в производство, первая корректура, вторая, главлит подписал… Наконец, книга вышла.
Валерия Петровна в банкетном деле была незаменимым специалистом. С ней советовались, решая, что надо отметить, кого пригласить. Человеческий принцип — к кому душа лежит — здесь неприменим: и в сроках обманули, и лучшее стихотворение сняли, и бумагу плохого качества подсунули, и тираж срезали. Но, может быть, в следующий раз…
Само собой разумеется, всякое правило имеет исключения. Иван Иваныч, например, и не знал почти никого из издательских работников, никакой пропасти не ощущал, банкетами не расплачивался… Нет, один банкет все-таки был, на средства Союза писателей, по случаю его юбилея.
Чтобы не мозолить глаза писателям, был арендован ресторан Дома архитектора. В основании буквы «Ш» — именно так расставили столы — разместились именинник с супругой, министр культуры и ни разу не улыбнувшийся незнакомец, которого по наружности никак не заподозришь в причастности к интеллектуальному труду. «Завотделом ЦК по прозвищу „Великий немой“», — шепнул директор, наливая Жене напареули. Он пристроился на соседний стул после того, как, здороваясь, его знакомые подмигивали: «Смотри-ка, какую Юлька с собой привез!» Женя виновато улыбалась и еще больше трусила.
