Приключения женственности - Новикова Ольга Ильинична (книги регистрация онлайн бесплатно .txt) 📗
Женя говорила о Никите как о постороннем. Ни волнения, ни боли, ни надежды…
17. ПЯТНИЦА
Пятница стала любимым днем недели. Многие считают ее лучшей потому, что выходные — впереди, впереди отдых от постылой службы, впереди предчувствие праздника, которое чаще всего не сбывается. Вместо этого к воскресному вечеру собирается вся горечь — раздражение от пропавших впустую дней, от предстоящей рабочей недели, от тупой передачи по телевидению.
У Жениной любви были совсем другие причины: по пятницам в редакции ошивалось всего два-три человека: летом выгадывали, чтоб дольше побыть на даче, зимой — съездить с профсоюзной скидкой в Прибалтику, Грузию, по Золотому кольцу, закончить ремонт квартиры, да и просто потому, что лучше отдыхать три дня, чем два.
Производственные службы, которые должны были отбухать все пять дней недели от звонка до звонка, то и дело восставали против этой редакторской привилегии. На издательском уровне сталинское утверждение об усилении классовой борьбы в нашем обществе временами подтверждалось. Шепнут в райком партии, оттуда прибывает подлая комиссия с проверкой дисциплины. Потом несколько дней народ судачит о результатах, кто злорадствуя, кто сочувствуя. Зам главного сказал секретарше, что уезжает в министерство, а проверяющие его там не обнаружили. Одна редакторша написала в объяснительной, что была у врача — вычли из зарплаты пять рублей, столько она за день зарабатывает.
Издавали приказ — кого лишить премии, кому поставить на вид — тут уж все зависело от расположения родного начальства. Заводили книгу местных командировок даже для завредакциями. Правда, в графе, где надо было назвать причину отлучки, обычно ставили две горизонтальные линии, разорванные двумя вертикальными черточками — знак повтора. Причин более или менее мотивированного отсутствия на службе очень мало, а этот знак, спускаясь с верхней части страницы, где написано «работа в ГБЛ», действовал безотказно, хотя встретить в Ленинке коллег было большой редкостью, ведь некоторые даже не знали, как попасть в огромный замысловатый Пашков дом.
Но у райкома были и другие дела. По инерции соблюдали указания, а потом… Если протоптали тропинку, укорачивающую путь к автобусной остановке, то бесполезно втыкать щит: «По газону ходить воспрещается», бесполезно огораживать кусок земли веревкой с красными тряпицами и даже колючей проволокой. В Англии, говорят, такую дорожку просто асфальтируют. У нас пока что нет.
Пятницу Женя любила как раз потому, что в редакции было мало мешающих работе. Короткий день, а кажется, что часов в нем больше, чем в любом другом. В понедельник — летучка, заседание главной редакции, во вторник — профком, в среду — комиссия по премиям, в четверг — отчетно-выборное собрание, а в промежутке — чаепития. За утренним рассказывается, кто как спал или как не мог заснуть и всю ночь якобы читал корректуру (польза от такой работы сомнительная!). После обеда — как плохо кормят в столовой, что будут продавать в буфете, кто сегодня пойдет в соседний магазин… Часов в пять — пришел благодарный (даже если не за что — все равно положено благодарить, а забудет — напомнят) автор с тортом и шампанским, или чей-нибудь юбилей, или Кузьминична привезла из заграничной командировки «ихние» сладости. Это все еще ничего, можно вытерпеть. Но ведь и в каждой комнате свой чай, свои приглашенные и демонстративно неприглашенные.
Совсем недавно испортили и дорогую пятницу. Женя сперва не поняла, почему в редакции так много суетящихся коллег — варят картошку, с рынка соленые огурцы принесли, зелень. Потом появилась киоскерша. От нее многое зависело: все чаще книг всем недоставалось, их разыгрывали, а уж о том, чтобы получить второй экземпляр дефицитного, значит, нужного позарез, издания и речи не было. Если не дружишь с киоскершей. А книги — конвертируемая валюта, за нее в банке дают новые купюры для зарплаты, за нее добываются билеты в театр, ею расплачиваются с певцами и чтецами, когда по праздникам они выступают в издательстве. Это все общественные нужды, есть и личные: врачу, портнихе, мяснику, учителю детей, друзьям, наконец. Но приглашать ее на свой день рождения? Эту хмурую толстую тетку, хамящую без повода, как многие советские продавцы, правда, не всем, а, как говорится, взирая на лица.
Хотя если сравнить ее с именинницей, то, пожалуй, никакой дисгармонии. Тоже толстая, тоже грубая. Сколько сил ушло, чтобы перестать улыбаться ей при встрече, чтобы замедлить шаг и не идти рядом с этой Черновой от метро до работы, даже если опаздываешь. После того как та обругала Женю и все руководство издательства, поручающее неопытной пигалице редактировать высокое начальство. Сначала Женя не догадывалась, откуда такая ревность, ведь Чернова, попросту говоря, ничего в литературе не смыслила, редактировать была неспособна, а с начальственными опусами надо возиться, до пристойного вида необидно для автора доводить. Потом ушлые коллеги растолковали: опытный редактор — это тот, кто умеет автора доить. А пигалица Женя была для нее, в случае с Иваном Ивановичем например, как собака на сене.
Ну и вот, в четыре часа редакция опустела, даже Валерия Петровна виновато проскочила мимо открытой Жениной двери. Все забились в соседнюю маленькую комнату, откуда сразу донеслись обидный смех и глухой стук стаканов. Жене почудилось, что смеются над ней, что упомянули ее имя. Совсем бы не хотелось сидеть вместе с ними, но то, что ее не позвали — до слез обидно. А тут еще запыхавшаяся секретарша главного: «Где ваши? Ты чего не идешь?» Прикусив дрожащую губу, Женя объяснила, что торопится, собралась и, плюнув на дисциплину, на недочитанную рукопись, поплелась домой.
И заметила Машу Майкову, тоже выходящую с вещами — обе не с коллективом. Тяжело, когда твой позор кто-то видит, быть свидетелем унизительного положения другого тоже не сахар, а когда всё вместе? Медленно, не говоря ни слова, добрели до конца коридора. Ждать вместе лифта или спускаться по лестнице уже не было сил, и Женя не выдержала, пробормотала «до свиданья» и спряталась за дверью туалета.
Но сегодня — двойной праздник, предвкушение завтрашнего дня рождения. Правда, государство нарушило его экологию, построило рядом с детским садом химический комбинат: по мелочному, недостойному расчету, исходя из копеечной выгоды перенесло День Конституции именно на 7 октября, чтобы еще два года он сливался с субботой и воскресеньем. Давно уже эти так называемые всенародные праздники воспринимаются только как дополнительный выходной. Да перед ним положен укорот на час, но издательское начальство только тут и вспоминало, что тоже ведь люди, добрело и отпускало в двенадцать или в час дня.
Все ушли стройными рядами. Отбившись от любопытных не вызывающим зависть предлогом — срочной работой, Женя осталась ждать обещанного звонка Рахатова, чтобы договориться о завтрашней встрече — главный гостинец к дню рождения.
— Женечка, дорогая моя! Шестого ко мне Сима приедет, я не мог ей отказать — праздник, право жены… Давай сегодня повидаемся… Ты когда работу заканчиваешь?
— Два часа назад. — Женя сглотнула нечаянную слезу. «Шестого» — так буднично о ее дне рождения!
Когда-то давно, в детстве, она задолго до праздника намекнула родителям, что мечтает о детской швейной машинке. Настало утро. Мама торжественно преподносит огромный сверток, а там — валенки. Все внутри сжалось, а ведь надо сделать вид, что обрадовалась… Потом оказалось, что родители пошутили. Машинку подарили вечером.
— Как два часа? Почему?
— Сегодня короткий день, я тут одна сижу, жду вашего звонка.
— Ради бога, извини. Раньше никак не мог позвонить, все надеялся, что Сима передумает. Приедешь?
Знает ведь, что свидания с ним — самое для нее главное. Если и было что назначено, отменила бы все равно. Спрашивает, как будто у меня есть выбор. Из принципа не поехать? Кого накажу? Себя.
— Хорошо, через час буду.
Выскочив из опустевшего издательства, Женя сразу вскинула руку. Ручейки служак, только что отпущенных из соседских контор, сливались у метро. Остановился «москвич», набитый черноволосыми пижонами.
