Год Дракона - Давыдов Вадим (книги без регистрации .TXT) 📗
– Прекратите.
– Нет, правда. Вы в зеркало вообще смотритесь?
– Ну, все, – рассвирепела Елена и поднялась. – До свидания, пан Данек. На сегодня хватит.
– Как скажете, дорогая, – Майзель оскалился, достал брелок и распахнул двери. – Завтра в шесть. Пожалуйста, осторожно на поворотах.
Не говоря больше ни слова, Елена стремительно вышла.
Как же упоительно ты хороша, когда сердишься, улыбнулся Майзель ей вслед. Смотрелась ли ты в зеркало и уверилась ли ты... Ангел мой... О, Господи, испугался он. Это же невозможно. Господи, да что же это такое?!
ПРАГА. ИЮЛЬ
А ведь мне действительно придется это все проштудировать, все эти труды, названиями которых он сыпет, словно у него библиотечный каталог перед глазами раскрыт, сердито подумала Елена. Вот уж не было печали. Хотя бы для того, чтобы оперировать теми же понятиями, что и он, иначе с ним по-настоящему непросто спорить. А он ведь, наверное, в подлинниках все это читал, аж завидно. Что за невозможный тип! И так смотрит на меня все время. Он даже меня не клеит, это правда, – просто так смотрит. И так часто произносит мое имя! Конечно, он знает, что это мне нравится, как и всем остальным. А я?! Что же это такое, Господи?!
Этим утром они едва успели поздороваться, – и Елена опять бросилась в схватку, которую посчитала незаконченной. Она просто не умела отступать. Как и он.
– Но все-таки, почему именно монархия? Что такого не устраивает вас по-настоящему в демократической форме правления?
– В демократической – все устраивает, дорогая. В республиканской – не все. И пожалуйста, не нужно совмещать эти два понятия. Они вовсе не тождественны, пани Елена. И наша страна – один из ярчайших тому примеров.
– А еще?
– Вы знаете историю про датского монарха и евреев, которых он не выдал нацистам в период оккупации?
– Ну, все было вовсе не так сказочно.
– Но было, пани Елена. Или не было?
– Было. Я и не собиралась это оспаривать.
– И народ – весь народ – поддержал своего монарха. Хотя речь шла всего о каких-то восьми тысячах человек. Евреев, дорогая. Которые наверняка не были ангелами и уж точно не пользовались никакой особенной любовью датчан. Может, их и не ненавидели, но и любить наверняка не любили. Зато датчане любили своего короля и безгранично доверяли ему. Его благородству и чувству справедливости. И сделали так, как он повелел.
– Евреев спасали от нацистов везде. И в самой Германии, и в Чехии, и в других странах – везде. При чем здесь монархия?
– Везде, это так. Но везде это был личный душевный порыв честных, благородных, справедливых людей. Но не было, да и не могло быть, государственной волей. А в Дании – было. И в Болгарии. И в Испании, хотя вместо короля там был кровавый деспот и диктатор Франко. Который позже вернул народу монархию, потому что понимал, что это значит, хотя у него и не все получилось, как он задумывал. Только настоящий государственный муж способен на поступок. Только сильная власть. Сильная и честная. Как у нас. И заметьте, пани Елена – даже нацисты, у которых не было ничего святого, утерлись и проглотили это – и в Дании, и в Болгарии. Не посмели открыто нарушить королевскую волю. Да они убили Бориса Третьего, но волю его нарушить не осмелились. Вот что такое настоящий монарх. А князь Лихтенштейна? Эту историю вы знаете?
– Вы о нынешнем?
– Нет. О его отце, Франце-Йозефе. Некоторым казачьим частям и подразделениям Русской освободительной армии удалось в мае сорок пятого прорваться в княжество. По договору со Сталиным союзнички обязаны были выдать этих людей на смерть в ГУЛАГе. А князь сказал – через мой труп. В самом прямом смысле. Хотите – попробуйте прийти и взять силой. И узнаете, кто в этих горах хозяин. И что вы думаете? Проглотили. Великие державы. Победители Гитлера. Столпы демократии. Утерлись, как сявки. И Сталин утерся. Об этом мало кто знает, увы, ведь казаки и крестьяне из РОА – не евреи. Не такие голосистые и писучие.
– Сколько их было... Единицы, – вздохнула Елена.
– Сотни. С женщинами и детьми, – прищурился Майзель, и желваки скакнули у него на щеках. – Какая разница, сколько их было?! Была воля монарха. Настоящего мужчины, благородного, честного и отважного. Хотя наверняка и ему было, что терять. И страшно ему тоже было, уж я-то знаю. Но он дал слово. И никто из этих продажных болтунов и соглашателей не посмел даже вякнуть. Или, упаси Господь, что-нибудь предпринять. И сам Гуталин не посмел. Потому что власть монарха на земле подобна власти Всевышнего на небе, дорогая. И только так это работает. А теперь скажите, что я дикарь, чудовище и что у меня мифологическое сознание.
– Это так. И иногда ваши сказки приводят меня в самое настоящее бешенство.
– Какие же это сказки, что вы, пани Елена? – удивился Майзель. – Разве я выдумал все это?!
– Нет. Но это сказки, потому что случаются они в обыденной жизни так редко. И в этом их прелесть. В этом смысл чуда, если хотите. А вы... Вы обладаете непостижимым умением доводить концентрацию сказки в жизни до такого градуса, что граница между жизнью и сказкой перестает быть видна! Так не бывает, понимаете?!
– Просто вам нечего возразить по существу.
– Есть. Все на самом деле гораздо сложнее!
– Потому, что вы этого хотите. А мы не хотим. Мы хотим простоты, настоящей простоты, – когда враг – это враг, а брат и друг – это брат и друг, а не баланс интересов, когда отвага и мужество – это отвага и мужество, а любовь – это любовь. Когда данное слово – умри, но сдержи. И если смерть – то смерть в бою, стоя, с мечом в руках, на вершине горы мертвых вражеских тел. А не в подворотне от передозировки наркотиков, потому что нет ни настоящего дела, ни даже работы. А только телевизор с сисястыми девками и рекламой пиццы, зажаренной гламурчиками в фирменной духовке прямо вместе с зубной пастой с соседней кнопки!
– Это просто ужасно. Так не бывает, черт вас подери совсем!!!
– Будет, пани Елена. Хотеть – значит мочь, – и Майзель оскалился отчаянно-весело.
Им пришлось срочно оборвать разговор, потому что позвонил король. Поговорив с ним буквально несколько секунд, Майзель, пробормотав извинение, опять включил «глушилку» – устройство, не позволявшее Елене слышать, о чем он говорит со своими собеседниками. Она очень смутно представляла себе, как работает эта штуковина, но догадывалась, что в области всяких приспособлений и технологий с Майзелем мало кто может поспорить. Не даром же он так обожает японцев.
Ей ничего другого не оставалось, как наблюдать за его мимикой – и, судя по обозначившемуся на лице Майзеля драконьему оскалу, происходили какие-то не слишком веселые вещи. Елена направилась к дивану, где оставила портфельчик, вытащила свой «макинтош» и быстро просмотрела несколько новостных лент в Интернете, – в кабинете действовала радиорелейная локальная сеть, к которой Елене разрешили подключиться. Ничего заслуживающего внимания ей обнаружить не удалось, – Майзель, как всегда, все новости узнавал первым и регулировал их дальнейшее продвижение в медиа-контент. Во всяком случае, те новости, которые каким-то образом имели к нему касательство.
По донесшимся до нее звукам Елена поняла, что «глушилка» выключилась. Она закрыла крышку компьютера и посмотрела на Майзеля:
– Что-нибудь случилось?
– Случилось, – он взглянул на нее, и драконий оскал медленно превратился в грустную усмешку. – Ничего страшного, слава Богу. Очередной обдолбанный сопляк взорвался возле нашего посольства в Малайзии. Это они нас так оскорбляют и позорят. Идиотизм.
– Ну, отчего же. Очень даже по-самурайски, – смертельно оскорбить врага, вспоров себе живот на пороге его дома.
– Ну, если бы я хотел оскорбить их чувство святости, я бы, возможно, так и поступил. Но я ведь хочу совсем другого. Я просто хочу, чтобы люди были людьми. Нет, никогда я этого не пойму, – Майзель горько вздохнул. – Если бы он эту дурацкую бомбу попытался подложить. Или бросить. И при этом погиб. Это смерть в бою, достойная места в Валгалле. Но взорваться самому, чтобы развесить свои кишки на оконных решетках?! – он пожал плечами, покачал головой. – Что это за религиозные авторитеты, которые такое санкционируют? Это даже не религия. Это сатанизм какой-то, – мир так плох, что нужно уничтожить его и себя к бениной матери!
