Петербург как предчувствие. Шестнадцать месяцев романа с городом. Маленькая история большого приключ - Макарова Дарья
В гардеробе одеваемся, на всякий случай, быстро. Мало ли что. На улице пытаюсь объяснить Руслану, зачем я потрогала шедевр, и начинаю сама «путаться в показаниях»:
– Это так красиво.
– Ага.
– А охранница стояла далеко…
– Угу.
– Такое произведение искусства! В XVIII веке благодаря этим фрескам произошло развитие общеевропейского стиля – неоклассицизма! А Неаполь, где они хранились, стал популярен…
– Конечно.
Я умолкаю и закусываю губу: «Ну да, ты прав. Я поступила глупо. Больше так не буду. Зато теперь… – Я торжественно поднимаю вверх свою „провинившуюся“ руку. – Теперь я чувствую себя чем-то большим, чем есть на самом деле. Вот так».
– Статуя Свободы! – фыркает Руслан, однако мы оба понимаем, что последнее слово остается за мной.
Дома ношусь со своей рукой и по-прежнему чувствую значимость. Заодно готовлю простой, но странноватый салат: маринованная сельдь, тертое яблоко и французская горчица. В оригинале еще присутствуют зеленые листья салата, но я их игнорирую. К салату варю картофель. Блюдо получается что надо. Правда, Руслан в некотором шоке от полученных вкусовых ощущений. Зато я сегодня могу отговариваться своей «значимостью»…
На следующий день за обедом из котлетки, пюре и под громкий шум, производимый группой девочек-гимнасток, я рассказываю Вике и Мише про поход на выставку. Вика слегка завидует – она попасть не успела. Миша спокоен как танк – ему Геркуланум мало интересен. Вот если бы про него делали компьютерную игру, тогда другое дело.
– Оскар вчера ночью лаял на окно, – сообщает он, – боюсь, как бы не привидение.
– А звуки посторонние были? – заинтересовывается Вика.
– Да полно, дом-то старый, – грустно отвечает Миша и, подперев рукой голову, задумывается.
Я пытаюсь отвлечь его от грустных мыслей и рассказываю про «диверсию» на выставке. Вика улыбается и качает головой. Миша слегка хихикает. Оба посматривают на меня с удивлением.
– А вы делали когда-нибудь нечто такое, за что вам потом было стыдно? – задаю я сакраментальный вопрос.
Миша усмехается чему-то и уже открывает рот, но неожиданно закрывает. Вика пожимает плечами. Все ясно, им просто не хочется вспоминать неприятное. В конце концов, у каждого из нас есть свой Геркуланум, похороненный под пеплом. Так стоит ли его откапывать?
Болеть нельзя
Когда мы собирались в Петербург, родные, друзья и знакомые хором твердили нам, что климат здесь сырой, «гнилой» – сплошные болота. Так что ехать лучше не надо. А если все же решимся, то будем болеть всеми простудными заболеваниями, какие есть на свете, причем сразу с того момента, как сойдем с трапа самолета. У нас будут вечно заложенный нос, покрасневшее горло и воспаленные глаза. Ужас. Невские зомби какие-то, право слово.
Несмотря на пессимистичные прогнозы, мы с Русланом «держались». Всю первую здесь весну, лето и начало зимы нам лишь изредка требовались походы в аптеку за очередным «противопростудным».
Климат на самом деле оказался не самый мягкий. Но ведь и мы приехали с Урала, где зимы суровые, а лета редко бывают хорошими – все дожди да слякоть. Прямо как в Петербурге. Так что знакомая картина.
Первый месяц зимы вообще прошел как на курорте с учетом плюсовой температуры и бесснежного сухого асфальта. Я такое и не припомню на своей памяти. Тем более еженедельно, как по расписанию, посещала баню, грела там озябшие на балтийском ветру легкие. А еще придумала свой простейший рецепт «зимнего лимонада»: в горячую воду выжимается досуха кусочек лимона, и напиток цедится медленно – вместо чая. Можно сладкой конфеткой заесть.
Так что на расспросы родных и друзей, как же мы здесь поживаем, больные и хворые питерские страдальцы, довольно бодро отвечали им, что все О’К: если и заболеваем, то ненадолго, и не чаще, чем в родном климате. Словом, развенчали, можно сказать, на собственном примере миф о том, что в Питере обитать невозможно. Возможно, да еще как!
Однако наступил февраль… Месяц обычно сам по себе нелегкий: ветреный, хмурый, тоскливый. Организм к этому моменту уже исстрадался по солнечным лучам и витаминам, хандрит, брюзжит, требует весны, а лучше сразу лета, чтобы не ждать, а – раз! – и окунуться в благословенное тепло.
В начале февраля я заболела. Ничего серьезного: сопли, кашель – все как обычно. Напилась таблеток и быстро выздоровела. На улице сырой воздух хватал меня за горло, но я сопротивлялась, дышала в варежку, куталась в капюшон. Словом, выдержала.
В середине февраля симптомы повторились. Поступила аналогичным образом, да еще в помощь достала привезенные с Урала шерстяные носки – паркетный пол в нашей съемной квартире не особенно теплый, лучше поберечься.
Но вот в двадцатых числах начавшиеся «несерьезные» симптомы неожиданно перерастают в хронические. Я, как и раньше, пью противовирусные таблетки, бегаю на работу, обедаю с коллегами в кафе, готовлю вечерами дома ужины. Взять больничный мне и в голову не приходит. Кто в наши времена берет больничный? На это нет времени, сил и нервов – пробиваться сквозь очереди в поликлинике и доказывать, что ты нетрудоспособен. А все ради маленькой бумажки с печатью, которая даст тебе всего лишь пару дней форы, чтобы отсидеться дома. А на работе, как обычно, полно дел…
Поэтому я держусь, как стойкий оловянный солдатик, и таскаю с собой небольшую аптечку. И тактично стараюсь чихать в угол, а не на коллег. С коллегами же – Викой и Мишей – мы по-прежнему ходим обедать в кафе школы для минигимнасток.
Поглощаем как-то на неделе наш скромный бизнес-ланч. Я уминаю горячую солянку, согревающую щеки и кровь после холодного уличного воздуха. Миша тоже предпочитает солянку остальным блюдам, да еще не устает нахваливать. Вика солянку не любит, а потому довольствуется щами.
– Как поживает твой песик? – интересуюсь я у Миши в перерыве между его кулинарными восторгами.
Миша неожиданно и резко мрачнеет. Я пугаюсь: неужели животное заболело? Нет, оказывается, не заболело, вполне живо, здорово и даже слегка упитанно для небольшого годовалого чихуахуа. Однако…
– Оскар по-прежнему лает на окно, – уныло признается Миша, – вскакивает на стол и лает…
– Возможно, он лает на шум проезжающих мимо машин? – пытается утешить его Вика.
– Но у нас мимо дома проезжает мало машин. Окно выходит во двор.
– И ты все-таки склоняешься к версии о привидении? – затаив дыхание, спрашиваю я.
Миша пожимает плечами.
Его дом расположен на Петроградской стороне, недалеко от Австрийской площади. Старинное и уютное место, застроенное бывшими доходными, довольно красивыми, на мой взгляд, домами начала ΧΧ века.
Здесь Миша, его жена, кот и злополучный Оскар делят большую коммунальную двухкомнатную квартиру напополам со старушкой-соседкой. Старушка, по словам Миши, невредная, но у нее есть противная внучка, которая периодически является переночевать. Тогда нередко вспыхивают скандалы по разным поводам.
– Нелегко жить в коммуналке? – сочувствую я, аккуратно чихая в носовой платок.
Миша вновь пожимает плечами. Да и что он может ответить? Я уже в курсе того, что комната в этой коммунальной квартире принадлежит Мише и его жене, а потому они свободны от аренды квартиры, в отличие от нас с Русланом, например. Живут себе и живут, не хуже и не лучше многих жителей города, который был и, увы, остается «коммунальной столицей» России. Сейчас в Петербурге осталось более сотни тысяч подобных квартир, в них обитает примерно девятая часть жителей города. Такие грустные цифры официальной статистики…
Минусы коммуналки нам с Викой более-менее понятны: мы обе когда-то проживали в студенческом общежитии, а потому нам не понаслышке известны тяготы совместного быта. Хотя, конечно, одно дело – временное проживание, а другое – на постоянной основе.
Минусы проживания в старинном доме нам с Викой знакомы лишь со слов Миши: плохое состояние коммуникаций и, соответственно, низкое качество воды, бегущей из крана, давно не проводимый капремонт, ветхие стены, проблемы с отоплением, электричеством, а главное – болезненная тема для Миши – перебои с Интернетом.
