Комната - Донохью Эмма (книги полностью txt) 📗
Доктор Клей, слушая Ма, все время кивает.
— Мы делали тесто из муки, но оно было белым. — Голос Ма звучит сердито. — Если бы у меня была разноцветная паста для лепки, я бы давала ее Джеку каждый день.
Доктор Клей называет Ма ее вторым именем.
— Мы не собираемся давать никаких оценок вашему выбору способов действия.
— Норин говорит: если класть в тесто столько же соли, сколько муки, оно будет более прочным, вы знали об этом? Я не знала, откуда же мне знать? И мне даже в голову не приходило попросить пищевых красителей. Если бы мне хоть кто-нибудь подсказал…
Ма все время говорит доктору Клею, что с ней все в порядке, но по ее разговору этого не скажешь. Они с доктором говорят о когнитивных нарушениях, потом делают дыхательные упражнения, а я играю с куклами. Потом он поднимается, чтобы уйти, потому что ему надо еще поиграть с Хьюго.
— А Хьюго тоже жил в сарае? — спрашиваю я.
Доктор Клей качает головой.
— А что с ним случилось?
— У каждого своя история.
Вернувшись в свою комнату, мы с Ма ложимся в постель, и я напиваюсь до отвала. Из-за кондиционера для волос Ма пахнет совсем по-другому, слишком шелковисто.
Но и поспав, я не чувствую себя отдохнувшим. Из носа течет, и из глаз тоже, как будто у меня внутри все тает. Ма говорит, что я подхватил свою первую простуду, вот и все.
— Но ведь я носил маску.
— Тем не менее микробы все-таки проникли внутрь. И я, наверное, тоже завтра заболею — заразившись от тебя.
Я плачу:
— Но мы еще не наигрались.
Ма обнимает меня.
— И я не хочу еще возвращаться на небеса.
— Милый мой, — Ма никогда еще меня так не называла, — не бойся, если мы заболеем, доктора нас вылечат.
— Я этого хочу.
— Чего ты хочешь?
— Я хочу, чтобы доктор Клей вылечил меня сейчас же.
— Ну, он не лечит простуду. — Ма жует губу. — Но через несколько дней она пройдет сама собой, обещаю тебе. Послушай, хочешь, я научу тебя сморкаться?
После четырех попыток я наконец высмаркиваю все сопли в бумажный платок, и Ма хлопает в ладоши.
Норин приносит нам обед — суп, кебаб и рис, который не совсем настоящий и называется киноа. После обеда мы едим салат из фруктов, и я пытаюсь догадаться, из каких фруктов он сделан. Здесь есть яблоко и апельсин, а те фрукты, которые я не знаю, — это ананас, манго, черника, киви и арбуз. Значит, два фрукта отгадал правильно, пять — неправильно, это минус три. Бананов в этом салате нет.
Мне хочется снова увидеть рыбок, поэтому мы спускаемся в комнату под названием «приемный покой». Все рыбки покрыты полосками.
— Они что, больные?
— С чего это ты взял? По мне так они очень живые, — говорит Ма. — Особенно вот эта большая, с важным видом, спрятавшаяся в водорослях.
— Да, но все ли в порядке у них с головой? Может, они все сумасшедшие?
Ма смеется:
— Не думаю.
— А может, они решили здесь немного отдохнуть, потому что они знаменитые?
— На самом деле эти рыбки родились здесь, в аквариуме. — Это говорит женщина по имени Пилар.
Я вздрагиваю, потому что не видел, как она подошла.
— Почему?
Она смотрит на меня, улыбаясь.
— А?
— Почему они здесь?
— Чтобы мы на них смотрели, наверное. Они ведь хорошенькие, правда?
— Пойдем, Джек, — говорит Ма. — Я уверена, что у нее много работы.
В окружающем мире все время фиксировано. Ма постоянно говорит мне: «Помедленнее, Джек», или «Задержись», или «Заканчивай сейчас же», или «Поторопись, Джек». Она часто произносит мое имя, чтобы я знал, что она обращается ко мне, а не к кому-нибудь другому. Я с трудом могу понять, сколько сейчас времени, часы висят везде, но у них острые стрелки, и я не знаю, в чем тут секрет. Наших часов со светящимися цифрами здесь нет, поэтому мне все время приходится спрашивать Ма, а она устает от моих вопросов.
— Ты знаешь, сколько сейчас времени? Время идти гулять.
Я не хочу гулять, но она все время предлагает:
— Давай попробуем, только попробуем. Прямо сейчас, почему бы и нет?
Ну, во-первых, мне придется снова надевать свои ботинки. Во-вторых, нам нужно будет надеть куртки и шапки и помазать лица под маской и руки какой-то липкой смесью, потому что солнце может сжечь нашу кожу из-за того, что мы все время жили в комнате. С нами идут доктор Клей и Норин, без всяких очков, мазей и масок.
Путь наружу проходит не через дверь, а через сооружение, похожее на тамбур космического корабля. Ма не может вспомнить его названия, и доктор Клей подсказывает:
— Это — крутящиеся двери.
— Ах да, — говорю я, — я видел такие по телевизору. — Мне нравится крутиться вместе с ними, но вскоре мы оказываемся на улице. Через темные очки мне в глаза бьет свет, ветер шлепает меня по лицу, и я поворачиваю обратно и ныряю внутрь двери.
— Не бойся, — говорит мне Ма.
— Мне тут не нравится. — Но дверь уже больше не вращается, она застряла и выталкивает меня наружу.
— Держись за мою руку.
— Нас сейчас унесет ветром.
— Да это всего лишь легкий бриз, — говорит Ма.
Свет здесь совсем не такой, как в окне, он приходит со всех сторон. Когда я совершал свой Великий побег, он был совсем другим. Все вокруг слишком ярко сверкает, а воздух чересчур свеж.
— У меня вся кожа горит.
— Ты — просто великолепен, — говорит Норин. — Делай глубокие и медленные вдохи, и все будет отлично.
Как это все будет отлично? Здесь нет никаких вдохов. Только пятна на стеклах очков, бешеный стук сердца банг-банг-банг и громкий свист ветра, из-за которого я ничего не слышу.
Вдруг Норин делает что-то страшное — она снимает с меня маску и прикладывает к моему лицу какую-то бумагу. Я тут же сдираю ее своими липкими пальцами.
Доктор Клей говорит:
— Я не уверен, что это так уж…
— Дыши в мешок, — велит мне Норин.
Я дышу, воздух в нем теплый, и я просто пью его. Ма обнимает меня за плечи и говорит:
— Пойдем домой.
Дома, в комнате номер семь, я ложусь на кровать прямо в ботинках и, не очистив лица и рук от крема, сосу мамину грудь.
Позже приходит бабушка, я уже узнаю ее лицо. Она принесла нам книги из своего дома с гамаком: три без картинок для Ма, которая очень радуется, увидев их, и пять — с картинками, для меня. Откуда бабушка узнала, что пять — это мое самое любимое число? Она говорит, что эти книги принадлежали Ма и дяде Полу, когда они были маленькими. Я не думаю, что она врет, но мне трудно поверить, что Ма тоже когда-то была ребенком.
— Садись на колени к бабушке, и я тебе почитаю.
— Нет, спасибо.
Она принесла мне «Очень голодную гусеницу», «Дающее дерево», «Беги, собака, беги», «Лоракса» и «Сказку о кролике Петре». Я рассматриваю картинки.
— Я все тщательно продумала, — очень тихо говорит маме бабушка. — Я справлюсь.
— Сомневаюсь.
— Я готова ко всему.
Но Ма качает головой:
— К чему это, мам? Все закончилось благополучно, я теперь живу по эту сторону.
— Но, милая моя…
— Прошу тебя, не вспоминай об этом всякий раз, когда смотришь на меня, хорошо?
По лицу бабушки снова текут слезы.
— Малышка моя, — говорит она, — всякий раз, когда я смотрю на тебя, я говорю: «Слава Тебе, Господи!»
Когда она уходит, Ма читает мне книгу о кролике, которого зовут Петр, но он совсем не святой. Он одет в старинную одежду и удирает от садовника. Не понимаю, зачем ему понадобилось воровать с огорода овощи? Конечно, воровать нехорошо, но, если бы я был воришкой, я бы крал что-нибудь приличное, например машинки или шоколад. Эта книга мне не очень нравится, зато очень нравится то, что у меня было пять книг, а теперь стало на пять больше, значит, всего десять. Правда, старых книг у меня уже нет, и я понимаю, что мне придется довольствоваться новыми. Те, что остались в комнате, наверное, никому уже больше не принадлежат.
Бабушка сегодня ушла очень быстро, потому что к нам пришел еще один гость, адвокат Моррис. Я и не знал, что у нас есть адвокат, как на судебной планете, где люди всегда кричат, а судья стучит молотком по столу. Мы встречаемся с ним не в комнате наверху, а в другой комнате, где стоит стол и пахнет чем-то сладким. У него вся голова в мелких кудряшках. Пока они с Ма беседуют, я тренируюсь сморкаться в платок.
