Комната - Донохью Эмма (книги полностью txt) 📗

Нам придется теперь жить в окружающем мире, мы никогда не вернемся в свою комнату. Ма говорит, что я должен радоваться этому. Я не знаю, почему нам нельзя хотя бы ночевать в нашей комнате? Интересно, мы теперь все время будем жить в клинике или переедем в какой-нибудь дом вроде дома с гамаком, где живет мамина семья? Кроме моего настоящего дедушки, который поселился в Австралии, очень, очень далеко отсюда.

— Ма?

Она стонет:

— Джек, я только начала засыпать…

— Сколько времени мы живем здесь?

— Всего двадцать четыре часа, тебе просто кажется, что больше.

— Нет. Сколько мы еще пробудем здесь? Сколько дней и ночей?

— Этого я не знаю.

Но ведь она всегда все знает.

— Скажи мне.

— Ш-ш-ш.

— Нет, скажи, сколько?

— Еще немного, — говорит она. — А теперь молчи, не забывай, что за стеной живут другие люди и мы мешаем им спать.

Я не вижу никаких других людей, но они все-таки есть, мы видели их в столовой. В нашей комнате я никогда никому не мешал, только иногда Ма, когда у нее сильно болел зуб. Она говорит, что люди лежат здесь, в больнице, потому что у них с головой не все в порядке, но только совсем немного. Некоторые из них ударились обо что-то головой и теперь не помнят себя, другие все время тоскуют и даже режут себе руки ножом, я не знаю почему. Врачи, медсестры, Пилар и невидимые уборщицы — не больные, они здесь для того, чтобы помогать больным. Мы с Ма тоже не больные, мы здесь просто отдыхаем, а еще мы не хотим, чтобы за нами охотились папарацци, эти стервятники с камерами и микрофонами, потому что мы стали теперь знаменитыми, как звезды рэпа, но это получилось не намеренно, а совершенно случайно. Ма говорит, что врачи просто помогут нам разобраться в разных вещах. Я не знаю, о каких вещах она говорит.

Я сую руку под подушку, чтобы узнать, превратился ли зуб в деньги, но он не превратился. Я думаю, что фея не знает, где находится наша клиника.

— Ма?

— Что?

— А мы здесь заперты?

— Нет. — Она чуть было не рычит. — Конечно же нет. Тебе что, здесь не нравится?

— Я хотел сказать — нам придется здесь жить всегда?

— Нет-нет, мы теперь свободны, как птицы.

Я думал, что все неприятности случились вчера, но сегодня их гораздо больше. Я с большим трудом выдавил из себя какашку, потому что мой живот не привык к такому количеству пищи. Нам не надо стирать свои простыни в душе, потому что этим тоже занимаются невидимые уборщицы.

Ма что-то пишет в тетради, которую доктор Клей дал ей для выполнения домашних заданий. Я думал, домашние задания бывают только у детей, которые ходят в школу, но Ма говорит, что клиника — это не дом, где люди живут, и в конце концов все возвращаются в свои дома.

Я ненавижу свою маску, я не могу через нее дышать, но Ма говорит, что могу.

Мы завтракаем в столовой, это комната, в которой только едят. Люди в окружающем мире любят делать разные вещи в разных комнатах. Я стараюсь не забывать о хороших манерах, это когда люди боятся рассердить других людей. Я говорю — пожалуйста, не могли бы вы принести мне еще оладьев?

Женщина в фартуке восклицает:

— Да он просто куколка!

Я совсем не кукла, но Ма шепчет мне, что я очень понравился этой женщине, поэтому она меня так назвала.

Я пробую сироп, он очень-очень сладкий, и я выпиваю всю бутылочку, прежде чем Ма успевает меня остановить. Она говорит, что сиропом надо поливать оладьи, но я думаю, что это глупо.

К Ма подходят люди и предлагают налить ей кофе, но она говорит:

— Нет.

Я съедаю так много ломтиков ветчины, что теряю им всякий счет, а когда я говорю: «Спасибо, младенец Иисус», люди таращат на меня глаза, потому что, наверное, ничего не знают об Иисусе.

Ма говорит, что, когда человек ведет себя смешно, вроде того длинного парня с кусочками металла на лице, которого зовут Хьюго и который все время что-то мычит, или миссис Гарбер, которая все время почесывает себе шею, нельзя смеяться вслух, можно только про себя, если уже трудно удержаться.

Я не знаю, когда раздастся тот или иной звук, и все время вздрагиваю. Часто я не вижу, откуда исходят эти звуки, некоторые совсем тонкие, вроде комариного писка, а другие просто бьют по голове. И хотя все вокруг говорят очень громко, Ма постоянно твердит мне, чтобы я не кричал, потому что мешаю другим. Но часто, когда я говорю, люди меня просто не слышат.

Ма спрашивает:

— Где твои ботинки?

Мы возвращаемся и находим их в столовой под столом, в одном из них лежит кусочек ветчины, который я кладу в рот.

— На нем полно микробов! — говорит Ма.

Я несу свои ботинки за шнурки. Ма велит мне надеть их.

— У меня от них болят ноги.

— Разве они тебе малы?

— Они слишком тяжелые.

— Я знаю, что ты не привык носить обувь, но нельзя же все время ходить в носках, ты можешь наступить на что-нибудь острое.

— Не наступлю, обещаю тебе.

Но Ма ждет, пока я не надену ботинки. Мы в коридоре, но не в том, что проходит наверху, в клинике много коридоров. Я не помню, чтобы мы здесь ходили. Неужели мы заблудились?

Ма глядит в окно.

— Сегодня можно пойти на улицу и посмотреть на деревья, а может быть, и на цветы.

— Нет.

— Джек…

— Я сказал нет, спасибо.

— Нам же нужен свежий воздух!

Но мне нравится воздух в комнате номер семь, куда отводит нас Норин. В наше окно мы видим, как подъезжают и уезжают машины, и еще голубей, а иногда — кота.

Позже мы идем играть с доктором Клеем в другую комнату, на полу которой лежит ковер с длинным ворсом, не то что наш ковер, который совсем плоский и разрисован зигзагами. Интересно, скучает ли он без нас и лежит ли он до сих пор в кузове грузовичка, попавшего в тюрьму?

Ма показывает доктору Клею свою домашнюю работу, и они снова обсуждают совсем неинтересные вещи вроде деперсонализации или никогда не виденного. Потом я помогаю доктору Клею распаковать чемодан с игрушками, и это очень круто. Он говорит со мной по мобильному телефону, но не по настоящему, а игрушечному.

— Рад слышать твой голос, Джек, я сейчас в клинике. А ты где?

Я беру пластмассовый банан и говорю в него:

— Я тоже.

— Какое совпадение! И тебе там нравится?

— Мне нравится ветчина.

Он смеется, а я и не знал, что снова пошутил.

— Мне тоже она нравится. Даже слишком нравится.

Как что-то может нравиться слишком?

На дне чемодана я нахожу маленьких кукол — пятнистую собачку, пирата, луну и мальчика с высунутым языком. Больше всего мне нравится собачка.

— Джек, врач задал тебе вопрос.

Я смотрю на Ма.

— А что тебе здесь не очень нравится? — спрашивает доктор Клей.

— То, что на меня смотрят люди.

— М-м-м?

Он часто произносит этот звук вместо слов.

— И еще неожиданные вещи.

— Невиданные вещи? Какие же, например?

— Неожиданные, — поправляю я его. — Которые появляются очень быстро.

— А, я понял. «Мир неожиданнее, чем мы думаем».

— Что?

— Извини. Это строчка из стихотворения. — Доктор Клей улыбается Ма. — Джек, а ты можешь рассказать мне, где ты был до больницы?

Он никогда не был в нашей комнате, поэтому я подробно рассказываю ему о том, что там стоит, что мы делали каждый день, а Ма подсказывает, если я что-нибудь забываю. Он достает массу, которую я видел по телевизору во всех цветах, и, пока мы разговариваем, делает из нее шарики и червяков. Я тыкаю пальцем в желтую массу, и к моему ногтю что-то прилипает. Мне не нравится, что он становится желтым.

— Ты никогда не получал пасту для лепки в качестве воскресного подарка? — спрашивает доктор Клей.

— Она быстро высыхает, — вмешивается Ма. — Вы об этом никогда не задумывались? Даже если положить ее назад в трубочку, через некоторое время она покрывается кожистой пленкой.

— Надо думать, — отвечает доктор Клей.

— Вот поэтому я всегда просила приносить нам не маркеры, а мелки и карандаши, пеленки из ткани — иными словами, то, что будет служить долго, и мне не нужно будет через неделю просить это снова.