Посреди серой мглы (ЛП) - Шепетис Рута (книги онлайн полные версии бесплатно TXT) 📗

54

В управлении было слышно потрескивание дров в печи. В помещении пахло дымком. Я сняла варежки и погрела руки у огня.

Вошёл командир. Он был в чистой, без единого пятнышка зелёной форме с синим кантом. Кобура пистолета держалась на чёрном ремне. Я постаралась как можно быстрее всё запомнить, чтобы не было нужды лишний раз на него смотреть. Синие брюки, синяя фуражка с малиновой окантовкой. Слева на форме — две блестящие золотые медали. Ну и, конечно же, неизменная зубочистка танцевала в уголке рта.

Я пододвинула стул к его столу и села, жестом показав командиру, что ему нужно сесть. Он вытащил себе стул и опустился напротив, почти касаясь коленями моих ног. Я отодвинулась назад, сделав вид, будто ищу правильный угол.

— Пальто, — сказал он.

Я взглянула на него.

— Пальто сними.

Я не пошевелилась.

Он кивнул; его глубоко посаженные жгучие глаза смотрели сквозь меня. Он обернул кончик языка вокруг зубочистки и вертел ею туда-сюда.

Я покачала головой и потёрла руки.

— Холодно, — объяснила я.

Командир закатил глаза.

Я глубоко вдохнула и посмотрела на него. Комаров смотрел прямо на меня.

— Сколько тебе? — поинтересовался он, присматриваясь к моей фигуре.

Началось. Из-под его воротника поползли змеи и обернули его лицо, принялись шипеть на меня. Я моргнула. На плечах Комарова сидел голый череп, клацал челюстями и смеялся. Я потёрла глаза — и змеи исчезли. «Не рисуй змей». Теперь я понимаю, что чувствовал Эдвард Мунк. «Рисуй так, как видишь, — говорил он. — Даже если день ясный, а ты видишь темноту и тени. Рисуй так, как видишь». Я снова моргнула. «Я не могу, — подумала я. — Так, как я вижу — нельзя».

— Не понимаю, — солгала я и жестом показала, что ему следует повернуть голову влево.

Я набросала контур. Нужно начать с формы. Я не могла смотреть на его лицо. Пыталась работать быстро. Мне не хотелось проводить с этим человеком ни одной лишней минуты. Сидеть перед ним — это было что-то вроде лихорадки, которая никак не пройдёт.

Как я смогу делать это целый час? Сосредоточься, Лина. Змей нет.

Командир не был хорошим натурщиком. Он требовал частых перекуров. Я почувствовала, что смогу поощрить его сидеть дольше, если время от времени буду показывать, что получается. Он ведь самовлюблённый, погружённый в собственное «я».

Прошло ещё пятнадцать минут, и командир снова захотел курить. Он вытащил изо рта зубочистку и пошёл на улицу.

Я взглянула на портрет. Выглядел он сильным, мощным.

Вернулся командир. А вместе с ним и Крецкий. Комаров выхватил у меня рисунок, показал Крецкому и похлопал его по плечу.

Лицо Крецкого было обращено к рисунку, но я чувствовала, что смотрит он на меня. Командир что-то сказал Крецкому. Тот ответил. Теперь Крецкий говорил совсем не таким тоном, каким командовал, — у него был спокойный, молодой голос. Я не отводила взгляд.

Командир вернул мне рисунок. Обошёл меня медленными, ровными шагами. Взглянул мне в лицо и что-то крикнул Крецкому.

Я приступила к наброску фуражки. Это уже была завершающая деталь. Крецкий вернулся и вручил командиру папку. Комаров открыл её и пролистал бумаги. Посмотрел на меня. Что было в тех документах? Что он о нас знает? Может, там есть что-то про папу?

Я начала рисовать ещё усерднее. «Быстрее, — говорила я себе, — давай». Командир начал меня спрашивать. Кое-что я понимала.

— С детства рисуешь?

Что ему нужно? Я кивнула и дала ему знак немного повернуть голову. Он послушался и стал позировать.

— Что ты любишь рисовать? — спросил он.

Он что, хочет светскую беседу со мной вести?

Я пожала плечами.

— Какой любимый художник?

Остановившись, я подняла взгляд.

— Мунк.

— Мунк, хм. — Он кивнул. — Не знаю Мунка.

Красную полоску на фуражке нужно было детализировать. Но терять время мне не хотелось. Поэтому я просто её затенила. Аккуратно вырвав лист из блокнота, я вручила его командиру.

Он бросил папку на стол и схватил портрет. Прошёлся по комнате, любуясь собой.

Я взглянула на папку.

Она просто лежала на столе. Там наверняка что-то есть про папу, что-то такое, благодаря чему я могла бы отправить ему свои рисунки.

Комаров что-то скомандовал Крецкому. Хлеб. Он сказал Крецкому выдать мне хлеб. Но ведь мне должны были дать что-то большее!

Командир вышел. Я начала протестовать.

Крецкий показал на дверь.

— Давай! — крикнул он и махнул рукой, мол, иди.

Я увидела Йонаса, он ждал меня снаружи.

— Но… — начала я.

Крецкий что-то крикнул и вышел в дверь, что располагалась по ту сторону стола.

Йонас заглянул внутрь.

— Он сказал, чтобы мы шли к двери кухни. Я слышал. Там нам дадут хлеб, — прошептал он.

— Но ведь нам должны были дать картошку! — возмутилась я. Командир — лжец. Нужно было всё-таки нарисовать тех змей.

Я оглянулась в поисках блокнота и увидела на столе папку.

— Лина, идём уже, я есть хочу, — сказал Йонас.

— Ладно, — ответила я, делая вид, будто собираю бумажки. Схватила папку и засунула её под пальто. — Да, идём, — сказала я и поспешила к двери.

Йонас так и не понял, что я сделала.

55

Мы пошли к бараку НКВД. Сердце у меня билось аж в ушах. Я пыталась успокоиться и вести себя как обычно. Оглянувшись через плечо, я увидела, как Крецкий выходит из управления чёрным ходом. Он шёл в тени барака, и его шинель колыхалась над сапогами.

Мы прошли к кухне, как было велено.

— Может, он и не придёт, — сказала я: мне ужасно хотелось побежать домой.

— Придёт, — ответил Йонас. — С них еда за твой портрет.

Крецкий появился возле задних дверей. Буханка хлеба полетела на землю. Он что, не мог её в руки дать?! Неужели это так трудно? Я ненавидела Крецкого.

— Давай, Йонас. Идём, — сказала я.

Вдруг в нас полетела картошка. Из кухни донёсся смех.

— Вы что, по-другому дать не можете? — спросила я, сделав шаг к двери. Та закрылась.

— Смотри, их здесь несколько! — позвал Йонас и побежал собирать картошку.

Дверь открылась. Мне в лоб попала консервная банка и мусор. Послышались аплодисменты, по брови потекло что-то тёплое. На нас посыпались жестянки и мусор. Энкавэдэшники развлекались, обсыпая беззащитных детей недоедками.

— Энкавэдэшники пьяные. Быстро, бежим! Пока они стрелять не начали, — сказала я, пытаясь удержать папку под полой пальто.

— Подожди, здесь ведь есть еда! — крикнул Йонас, торопясь собрать всё с земли. Вылетел мешок и попал Йонасу в плечо, сбив брата с ног. Из-за двери послышались бодрые возгласы.

— Йонас! — Я подбежала к нему. Мне в лицо прилетело что-то мокрое.

На порог вышел Крецкий и что-то сказал.

— Идём, — сказал Йонас. — Он говорит, что мы воруем еду, и он об этом донесёт.

Мы засуетились, словно куры во дворе, оглядываясь в поисках того, что ещё осталось на земле. Я вытерла с глаз гниль, что в них попала. Гнилая шелуха от картошки. Опустив голову, я её съела.

— Фашистские свиньи! — закричал Крецкий и грохнул дверью.

Я насобирала всякого в подол, придерживая папку под одеждой. Взяла всё, что мне попалось под руку, даже пустые жестянки, в которых что-то осталось на дне. Левая часть моего лба пульсировала. Я прикоснулась к ней пальцами: там набухала большая мокрая шишка.

Из-за здания вышел Андрюс и взглянул на нас.

— Вижу, кое-что тебе за портрет всё же дали, — сказал он.

Я ничего ему не ответила, лишь принялась собирать картошку свободной рукой, отчаянно распихивая её по карманам.

Андрюс наклонился и помог мне поднять мешок, а после положил руку на моё плечо.

— Не волнуйся, — сказал он. — Мы всё соберём.

Я посмотрела на него.

— У тебя кровь.

— Ерунда. Всё нормально, — сказала я и вытащила из волос шелуху картошки.