Посреди серой мглы (ЛП) - Шепетис Рута (книги онлайн полные версии бесплатно TXT) 📗
Мы сидели на полу, словно за столом. Посреди лежала белая скатерть, а перед каждым были ёлочные веточки и сено.
Одно место пустовало. Перед ним горела сальная свеча. В Литве принято оставлять свободное место за столом для отсутствующих или покойных членов семьи. Вокруг того свободного места люди разложили фотографии родных и друзей. Туда я аккуратно пристроила и нашу фотографию.
Я достала заранее припасённую еду и поставила на стол. Кое-кто принёс маленькие запасы, кто-то картофель, кто-то что-то украл. Ворчливая выставила какое-то печенье, которое, скорее всего, купила в селе. Мама поблагодарила её и засуетилась.
— Арвидас с мамой прислали вот это, — сказал Лысый, — на десерт.
Мужчина бросил что-то на стол, и оно тихо стукнуло. Люди ахнули. Я просто не могла поверить. Аж засмеялась от удивления. Это был шоколад. Настоящий шоколад! И Лысый его не съел сам.
Йонас весело закричал.
— Тише, Йонас. Не так громко, — сказала мама. Она посмотрела на свёрток на столе. — Шоколад! Как здорово. У нас здесь просто полная чаша получается.
Лысый выставил на стол бутылку водки.
— Ну ничего лучше не придумали! — поругала его госпожа Грибас. — Кучес ведь, а вы…
— Чёрт, ну откуда мне было знать? — буркнул Лысый.
— Может, после ужина, — подмигнула мама.
— Я в этом участвовать не желаю, — сказал Лысый. — Я иудей.
Все подняли головы.
— Но… господин Сталас, почему же вы нам не сказали? — спросила мама.
— Потому что это не ваше дело, — отрезал он.
— Мы столько дней встречались поговорить о Рождестве. А вы нам любезно предоставляли для этого свой дом. Если бы вы сказали, мы бы и Хануку отпраздновали, — сказала мама.
— Не думайте, что я не отмечал праздник Маккавеев, — сказал Лысый, подняв палец. — Просто я не болтал об этом, как вы, дураки. — Воцарилась неловкая тишина. — Я о своём вероисповедании не распространяюсь. Это слишком личное. Да и, честно говоря, маковое молоко — подумаешь, большое дело!
Люди неловко заёрзали на своих местах. Йонас засмеялся. Он очень не любил маковое молоко. Лысый засмеялся вместе с ним. Вскоре мы все истерически хохотали.
Мы несколько часов просидели за импровизированным столом. Пели песни и колядки.
После долгих маминых уговоров Лысый прочитал иудейскую молитву «Маоз цур»[7]. И в его голосе теперь не было привычной обиженности. Он закрыл глаза, а в словах его звенели чувства.
Я смотрела на нашу семейную фотографию на пустом месте за столом. Мы всегда праздновали Рождество дома: на улицах звенели бубенчики, из кухни доносились ароматы вкусных тёплых блюд. Я представила нашу столовую — тёмной, с паутиной на люстрах, тонким слоем пыли на столе. Подумала о папе. Что он делает на Рождество? Есть ли у него хоть крошка шоколада, чтобы положить на язык?
Дверь в дом резко отворилась. Вбежали энкавэдэшники и нацелили на нас винтовки.
— Давай! — закричал охранник и схватил мужчину с часами. Люди запротестовали.
— Пожалуйста, сейчас же Сочельник, — умоляла их мама. — Не заставляйте нас подписывать документы на Сочельник.
Охранники с криками принялись выталкивать людей из дома. Нет, без папы я отсюда не уйду. Я протолкнулась к другому краю стола, схватила фотографию и засунула её за пазуху. Весь путь до управления я прятала её там. Крецкий не заметил. Он стоял, не двигаясь, держал винтовку и смотрел на фотографии других семей.
52
На Рождество нас заставили тяжело работать. Я падала от усталости — ведь прошлой ночью не спала. До избушки еле ноги дотащила. Мама подарила Улюшке на Рождество целую пачку сигарет. Та сидела возле печки, грея пятки, и курила. Где мама взяли те сигареты? Я не могла понять, почему мама вообще сделала подарок Улюшке.
Пришёл Йонас с Андрюсом.
— Счастливого Рождества! — поздравил он всех.
— Спасибо за шоколад, — поблагодарила мама. — Мы были просто в восторге.
— Андрюс, подожди минутку, — попросил Йонас. — У меня для тебя кое-что есть!
— И у меня! — сказала я.
Я достала из чемодана лист бумаги и вручила Андрюсу.
— Может, не так уж и красиво, — сказала я, — но угол правильный. И ноздри меньше.
— Просто замечательно! — сказал Андрюс, рассматривая мой рисунок.
— Правда?
Его глаза заблестели и встретились с моими.
— Спасибо!
Я открыла рот. Но оттуда ничего не вылетело.
— С Рождеством! — в конце концов выговорила я.
— Вот, — протянул руку Йонас. — Он был твоим, потом ты подарил его Лине. Она дала его мне, когда я заболел. Я выздоровел, так что, наверное, он очень счастливый. Думаю, теперь твоя очередь владеть им.
Йонас разжал пальцы — там был искристый камешек. Он отдал его Андрюсу.
— Спасибо. Надеюсь, он и в самом деле счастливый, — сказал Андрюс, глядя на камешек.
— С Рождеством, — поздравил Йонас. — И спасибо за помидоры!
— Я провожу тебя домой, — сказала мама. — Хочу твою маму поздравить, если она сможет на минутку отвлечься.
Мы с Йонасом лежали на соломе в ботинках, закутавшись в пальто.
— А помнишь, мы когда-то спали в пижамах? — спросил Йонас.
— Да, и под пуховыми одеялами, — сказала я.
Моё тело проваливалось в солому, в покой. Я чувствовала, как холод от пола медленно заползает в мою спину, за плечи.
— Надеюсь, сегодня вечером у папы пуховое одеяло, — сказал Йонас.
— И я, — сказала я. — С Рождеством, Йонас.
— С Рождеством, Лина.
— С Рождеством, папа, — прошептала я.
53
— Лина! — В дом вбежал Андрюс. — Скорее, за тобой идут.
— Кто? — с удивлением спросила я. Я только что вернулась с работы.
— Командир с Крецким.
— Что? Почему? — встревожилась мама.
Я подумала о ворованной ручке, спрятанной в чемодане.
— Это… я… украла ручку… — произнесла я.
— Что? — нервничала мама. — Как можно было сделать такую глупость? Украсть у энкавэдэшников.
— Нет, дело не в ручке, — сказал Андрюс. — Командир хочет, чтобы ты нарисовала его портрет.
Я остановилась и взглянула на Андрюса.
— Что?
— Он же повёрнутый на своей персоне, — объяснил Андрюс. — Всё говорил, что хочет свой портрет в управлении, портрет для жены…
— Для жены? — удивился Йонас.
— Я не смогу, — сказала я. — Я на нём сосредоточиться не смогу. — Я взглянула на Андрюса. — Мне возле него нехорошо.
— Я пойду с тобой, — сказала мама.
— Он не позволит, — возразил Андрюс.
— Я себе руки переломаю, если нужно. Я не могу его рисовать…
— Лина, не вздумай! — крикнула мама.
— Со сломанными руками не поработаешь, — объяснял Андрюс. — А если ты не сможешь работать, то умрёшь от голода.
— Они знают, что у неё есть и другие рисунки? — тихо спросил Йонас.
Андрюс покачал головой.
— Лина, — Андрюс теперь говорил тише. — Ты должна сделать так, чтобы картина ему… льстила.
— Ты мне будешь рассказывать, как рисовать?!
Андрюс вздохнул.
— Мне очень нравятся твои рисунки. Некоторые из них очень реалистичные, а некоторые… ну, они искажены…
— Но я рисую, как вижу, — ответила я.
— Ты ведь понимаешь, о чём я, — сказал Андрюс.
— А что мне за это будет? — спросила я. — Я не буду это делать за хлеб или две измятые сигареты.
Мы поспорили о том, что просить. Мама хотела почтовых марок и семян. Йонас — картофеля. Я — отдельный дом и пуховое одеяло. Я задумалась над словами Андрюса и пыталась понять, как это — чтобы картина «льстила» Комарову. Широкие плечи — это сила. Голову немного развернуть, сделать акцент на мужественной линии челюсти. Форма — это вообще проще некуда. Её я очень точно смогу изобразить. А вот его лицо меня беспокоило. Когда я представляла, как буду рисовать командира, всё было просто, пока не доходила до головы. Перед моими глазами появлялся образ: чистая наглаженная форма, а из-под воротника выглядывают злые змеи или же череп с пустыми чёрными глазами, с сигаретой в зубах. Эти картинки были очень сильны. Мне просто необходимо было их нарисовать. Но я не могла — перед командиром не могла.
