Посреди серой мглы (ЛП) - Шепетис Рута (книги онлайн полные версии бесплатно TXT) 📗

Сталин забрал у меня родной дом и родного отца. Теперь он забрал у меня день рождения. Я возвращалась с работы, едва волоча ноги по снегу. Остановилась взять паёк. В очереди стоял Йонас.

— Иди скорее! — сказал он. — Госпожа Римас получила письмо из Литвы. И толстое!

— Сегодня?

— Да! — ответил он. — Не задерживайся. Встретимся у Лысого.

Очередь продвигалась медленно. Я думала о том, как госпожа Римас получила предыдущее письмо. Тогда у неё в доме было тепло и многолюдно. Интересно, придёт ли Андрюс?

Я забрала свой паёк и побежала по снегу к Лысому. Все сбились в кучу. Я увидела Йонаса, подошла и стала позади него.

— Я что-то пропустила? — прошептала я.

— Всё только начинается, — ответил брат.

Толпа расступилась. Я увидела маму.

— С днём рождения! — закричали все.

У меня в горле встал ком.

— С днём рождения, моя хорошая! — сказала мама, обняв меня.

— С днём рождения, Лина, — сказал Йонас. — А ты думала, мы забыли?

— Да. Я думала, вы забыли…

— А мы не забыли! — Мама прижала меня к своей груди.

Я искала взглядом Андрюса. Но его с нами не было.

Мне спели поздравительную песню. Мы сели и съели вместе наш хлеб. Мужчина с часами поведал историю о собственном шестнадцатилетии. Госпожа Римас рассказала, как делала для тортов масляный крем. Она встала и показала, как держала на бедре миску с кремом и работала венчиком. Масляный крем… Я вспомнила, какой он нежный и сладкий.

— У нас есть для тебя подарок, — сказал Йонас.

— Подарок?

— Ну, ленточку мы не нашли, но это подарок, — сказала мама, и госпожа Римас вручила мне какой-то свёрток, внутри которого я обнаружила пачку бумаги и маленький карандаш.

— Спасибо! Где же вы всё это достали? — обрадовалась я.

— Мы секретов не выдаём, — сказала мама. — Бумага в линейку, но ничего другого нам найти не удалось.

— О, это просто замечательно! — сказала я. — Пусть и в линейку.

— Будешь ровно рисовать, — улыбнулся Йонас.

— Тебе нужно нарисовать что-то на память о дне рождения. Это будет единственный такой рисунок. Скоро это всё останется только в воспоминаниях, — сказала мама.

— В воспоминаниях, ага. Хватит этих гульбищ. Идите уже. Я устал, — ворчал Лысый.

— Спасибо, что предоставили свой дом для моего праздника, — поблагодарила я.

Он скривился и махнул руками в сторону двери.

Мы взялись за руки и пошли к Улюшке. Я смотрела в серое морозное небо. Скоро снова будет снегопад.

— Лина. — Из-за домика Лысого вышел Андрюс.

Мама с Йонасом помахали и пошли дальше без меня.

— С днём рождения! — сказал Андрюс.

Я приблизилась к нему.

— Как ты узнал?

— Мне Йонас сказал.

Кончик носа у него покраснел.

— Ты мог зайти, ты ведь знаешь, — сказала я.

— Знаю.

— Узнал, что там за слово было написано? — спросила я.

— Нет. Я не поэтому пришёл. Я пришёл… дать тебе вот это.

Андрюс вытащил что-то из-за спины. Оно было завёрнуто в ткань.

— Поздравляю!

— Ты мне что-то принёс? Спасибо! А я даже не знаю, когда у тебя день рождения…

Я взяла подарок. Андрюс собрался уходить.

— Подожди. Присядь на колоду.

Мы опустились рядом на колоду возле дома. Андрюс неуверенно наморщил лоб. Я развернула ткань и взглянула на него.

— Я… я не знаю, что сказать… — запиналась я.

— Скажи, что тебе нравится.

— О, очень нравится!

Я ужасно обрадовалась. Это была книга. Диккенс.

— Это не «Посмертные записки Пиквикского клуба» — это ведь её я скурил, да? — засмеялся он. — Это «Домби и сын». Я больше ничего из Диккенса не нашёл.

Он подул на руки в варежках и потёр их. Его дыхание в холодном воздухе напоминало дым.

— Это здорово, — сказала я и открыла книгу. Она оказалась на русском.

— Вот теперь тебе придётся выучить русский язык, чтобы читать свой подарок, — заметил он.

Я притворно скривилась.

— Где ты её взял?

Сделав вдох, он покачал головой.

— Ах. Так что, вместе скурим?

— Можно, — ответил он. — Я пробовал немного почитать. — Андрюс сделал вид, будто зевает.

Я засмеялась.

— Ну, Диккенс вначале может казаться немного затянутым…

Я смотрела на книгу, что лежала у меня на коленях. Бордовый переплёт был плотным и гладким. Название вытеснено золотом. Это была прекрасная книга, настоящий подарок, отличный подарок. Вдруг меня накрыло чувство настоящего дня рождения.

Я взглянула на Андрюса.

— Спасибо! — Я приложила варежки к его щекам. Подтянула его лицо поближе и поцеловала. Нос у него был холодным. Губы — тёплые, и кожа пахла чистотой.

В животе у меня затрепетали бабочки. Я отклонилась, взглянула на его прекрасное лицо и попробовала вспомнить, как дышать.

— Правда, спасибо! Это просто удивительный подарок.

Андрюс сидел на колоде и не двигался.

Я встала.

— Двадцатое ноября, — произнёс он.

— Что?

— Мой день рождения.

— Буду иметь в виду. Спокойной ночи.

Я развернулась и пошла домой.

Начал идти снег.

— Только смотри, не скури всю сразу! — услышала я за спиной.

— Договорились! — отозвалась я через плечо, прижимая к груди своё сокровище.

59

Мы раскапывали снег и лёд, чтобы солнце достигло нашей грядки с картошкой. Температура только поднялась выше нуля, если верить термометру, который висел на колхозном управлении. Но, работая, уже можно было расстегнуться.

Мама забежала в дом, по её щекам разлился румянец, а в дрожащей руке она держала конверт — письмо от двоюродной сестры нашей экономки; там было зашифровано, что папа жив. Она раз за разом прижимала меня к себе, повторяя «да» и «спасибо».

О том, где он сейчас, в письме не упоминалось. Я посмотрела на морщинку на мамином лбу, которая прорезалась после того, как нас депортировали. Нет, нечестно скрывать это от мамы. Я рассказала ей, что видела папку и что папа в Красноярске. Сначала она рассердилась, что я так рисковала, но прошло несколько дней, и мама вся словно выровнялась, а в её голосе появились радостные нотки. «Он найдёт нас, мама, обязательно найдёт!» — говорила я ей, думая о берёзовой коре, что уже была в пути к папе.

В лагере все оживились. Что-то прислали из Москвы. Андрюс сказал, что среди посылок были ящики с какими-то документами. Охранники уехали, а вместо них приехали новые. Я хотела, чтобы и Крецкий уехал, так как смертельно устала всё время бояться, что он чем-то в меня бросит, но он остался. Я заметила, что время от времени они с Андрюсом разговаривают. Как-то раз, когда я шла рубить дрова, приехали машины с какими-то офицерами. Я их не узнала. Одеты они были в форму другого цвета, и им была присуща твёрдая походка.

После того как меня заставили нарисовать командира, я рисовала всё, что видела и чувствовала. Некоторые рисунки, как у Мунка, были полны боли, другие — надежды, мечтаний. Все они были точны и, наверное, считались бы антисоветскими. Ночью я читала по полстраницы «Домби и сына». Над каждым словом долго думала, всё время спрашивала у мамы, что оно означает.

— Это старый, очень правильный русский, — говорила мама. — Если учить язык по этой книге, то будешь разговаривать, как профессор.

Андрюс стал встречаться со мной в очереди за пайками. Я рубила дрова с чуть большим старанием в надежде, что так день пройдёт быстрее. Вечером я умывалась снегом, а также пыталась чистить зубы и расчёсывать спутанные волосы.

— Ну как, много уже страниц скурила? — послышался из-за спины его шёпот.

— Почти десять, — ответила я через плечо.

— Ну, теперь ты уже, наверно, почти выучила русский язык, — поддразнивал он меня, дёрнув за шапку.

— Перестань, — сказала я по-русски и улыбнулась.

— Перестать? О, очень хорошо. Значит, кое-что ты всё же выучила. А такое слово знаешь: красивая?

Я оглянулась: