На улице Дыбенко - Маиловская Кристина (читаем книги онлайн бесплатно полностью TXT, FB2) 📗
Он развел руками.
— Ну куда?
— Ешь, тебе говорят!
Взгляд матери был неумолим, он взял ложку и принялся хлебать борщ.
Кире она подлила тоже.
Сережа, разламывая крупный кусок картошки ложкой, сказал:
— Ты знаешь, меня мама прополисом лечит. Мумие обещала достать. Прошлой ночью заговоры надо мной читала, говорит, это все от сглаза.
— Тебе в деревню надо, — сказала Кира.
Зоя Викторовна потянулась за лежащим на подоконнике журналом.
— Я тут еще один рецепт вычитала. Мать-и-мачеху завтра заварю.
— А ты со мной в деревню поедешь? — спросил Сережа, хитро улыбнувшись.
— Я не могу. Я книгу к выходу готовлю. Что я в деревне буду делать? На птицефабрику пойду?
— Поехали, Кирюх. Прикинь, рыбалить вместе будем. Знаешь, казаки говорят не «рыбачить», не «удить», а «рыбалить». А потом вялить будем. Чехонки навялим на всю зиму. Люблю чехонь.
Зоя Викторовна отложила журнал и погладила Киру по голове.
— Я и на тебя завтра мать-и-мачеху заварю, бледная ты. Исхудала.
— Слабость какая-то… не пойму.
— В натуре, на тебе тоже сглаз, — подмигнул Сережа Кире.
— Это запросто, — подтвердила Зоя Викторовна, — людей вон злых сколько ходит. Глянул такому человеку в глаза — и все, вся жизнь под откос.
Кира доела борщ и откинулась на спинку стула.
— И тело все болит. Будто били меня.
— Ты, Кирюх, по ходу, за компанию со мной переломаться решила. Я слыхал, у мужиков от большой любви к бабам мнимая беременность бывает. Но вот чтобы мнимая ломка… не слыхал…
Зоя Викторовна хлопала глазами.
— Бред какой-то, — хмыкнула Кира.
Одной рукой Сережа держал говяжий мосол, другой — обнял Киру, так что голова ее оказалась у него под мышкой. И глядя сверху в ее глаза, спросил со всей серьезностью:
— Ну, у меня, типа, недостаток эндорфинов. А у тебя-то недостаток чего?
Кира высвободилась из объятий, поправила взъерошенные кудри и, немного подумав, так же серьезно ответила:
— По ходу, тебя. 10
Врач рассматривал рентгеновские снимки на свет, потом долго слушал легкие через трубку.
— Знаете, как наш фтизиатр в институте говорил? Когда легкие слышно, но на снимках ничего не видно, это пневмония. А вот когда наоборот, как у вас — это не пневмония…
— А что? — спросила Кира.
Врач поднес снимки к лампе.
— Видите затемнения? — показывал он. — Это очаговые пятна. И в правом, и в левом легком. Видите? Множественные поражения.
Кира и видела, и не видела. Хотелось присесть быстрее.
— Одышка, чувство разбитости, ночные поты — это типичные симптомы. Кашель позже появляется.
Врач отложил снимки и сел за стол.
— Я вас на бронхоскопию пошлю. Неприятная процедура, придется потерпеть. Лечение долгое. Как минимум год. Сдадите анализы, слюну тоже на анализ. Посмотрим, какая у вас форма. Если открытая — отправим вас в Павловск. При открытой форме люди заразные. У них в слюне палочки, и они других могут заразить. Если закрытая — будете ходить на капельницы на Лиговку. Там Институт фтизиатрии. Дневной стационар. Становитесь сюда на весы.
Она встала. Доктор переставлял гирьки туда-сюда.
Кабинет находился на первом этаже, и голые ветки растущего за окном дерева клацали по стеклу.
— У вас значительный дефицит веса.
Кира повернула голову и, увидев, на какой отметке стоит большая гирька, ужаснулась.
Доктор вернулся к столу и начал записывать.
— Надо усиленно питаться. Здоровый сон. Никакого стресса. Раньше чахоткой болели все без разбора. И дворяне, и крестьяне. Санкт-Петербург вообще — чахоточный город. А в наше время — это в основном болезнь асоциальных людей, так скажем, людей дна. В благополучных странах эту заразу уже победили. А у нас болеют алкоголики и наркоманы. У вас близкие есть?
Кира не сразу нашлась что ответить.
— Вы с кем живете?
Кира молчала.
— С кем чаще всего контактируете?
Не получив ответа, врач продолжил писать.
— Всех надо проверить. Выпишу вам больничный. Работать нельзя как минимум четыре месяца. Родственники на юге есть? Кавказ, Крым? Раньше лечились только режимом: сон, питание и климат. На воды ездили лечиться. Смена климата очень полезна. В нашей сырости лечение идет медленно. Если на юг нет возможности, советую наши санатории у залива. Или Финляндия. Там посуше климат. Сосновые леса Финляндии очень рекомендую. * * *
Кира спускалась по лестнице и думала о том, как быстро меняется жизнь. Раньше в таких заведениях она не касалась рукой перил и дверных ручек. А теперь ей уже все равно.
Она шла к метро. С утра выпал снег и наконец-то покрыл бесстыжее нагое тело забулдыги прохудившимся дырявым пальто. Именно таким ей виделся этот город. Пропойца с прокуренным голосом, сшибающий себе на пол-литра. Опустившийся интеллигент с беломориной в зубах с расширенной печенью и хрипами в легких. Она сроднилась с ним. И теперь они даже имеют одну болезнь на двоих.
Солнце, сидевшее все это время в застенках, беспомощно пялилось на Киру сквозь проплешины туч. Чем оно могло помочь ей? «Сгинь», — сказала ему Кира. И оно исчезло. * * *
А через неделю проверили Сережу.
— Ох, Кирочка, все плохо, все плохо, — бормотала в трубку Зоя Викторовна, — у него огромные каверны в легких. Доктор сказал, сильное истощение организма и общая интоксикация. Еще сказал слово такое мудреное… нет, ты погляди… памяти нет вообще… я же где-то записала… да где?
Слышно было, как Зоя Викторовна отложила трубку и принялась перебирать бумажки.
— Нашла, вот. Декомпенсация. Я спрашиваю, что это такое, доктор? Это излечимо? А он мне — это когда организм теряет способность к самоизлечению. А я вот думаю, что же это значит? Не вылечить его уже, что ли? Организм теряет способность… а врачи-то на что? А-а? Они-то не теряют способность лечить. Вот пусть и лечат! Не царское небось время, чтоб от чахотки помирать.
Кира вышла на балкон с сигаретой.
— Я все молюсь-молюсь, — всхлипывала в трубку Зоя Викторовна, — и думаю, за что ему это? Как он провинился перед богом? А вчера, знаешь, меня вдруг осенило. Он ведь щипцовый. Сережа — он ведь щипцовый. Я же рожала его двадцать часов, родить не могла, его щипцами тянули. И тогда еще акушерка мне сказала, что все щипцовые — несчастные. Вот он и ответ! Вот тебе и судьба!
«Щипцами его, значит, тянули, — думала Кира, стоя на балконе, сотрясаясь мелкой дрожью. — Репка, тоже мне». Интересно, ее тоже щипцами тянули? Ей-то за что? Сколько он болел, бог его знает. И ведь не жаловался же никогда. Чтоб к врачу обратиться — да ни за что. И вспомнилось ей, как пришел он однажды с рассеченной раной на лбу, кровища хлещет, глаз не видно. Она дрожащими пальцами кнопки на телефоне жмет — скорую вызвать. А он ей говорит: «Нормуль, Кирюха, не надо врачей, не ссы, неси степлер, я щас все пришпилю». Нормально? Она палец порежет, и у нее паническая атака начинается. Сидит и ждет, когда заражение начнется. Помирать готовится. А Сережа… Сережа всегда жил по-другому. В другие времена из него бы вышел воин или исследователь новой галактики. Ну, а теперь вышло, что вышло.
Весна 1999 года, Волгоград 11
Ганс поинтересовался, что за телка у него дома постоянно берет трубку.
— На улице подобрал, — ответил Серега, выбирая леща пожирнее.
— Как подобрал?
— Да вот так. Как бездомных котят с улицы подбирают. Иду, вижу, девчушка в кафешке под зонтиком сидит, плачет. Жалобно так. Бутылка пива перед ней. Она отхлебывает из нее и всхлипывает. И профиль у нее такой необычный. На вид нерусская какая-то, евреечка, что ли. Подсел я к ней и говорю: «С Пасхой вас наступающей, девушка». Хотел отвлечь малышку от грустных мыслей. А она глазки таращит. Типа, не врубается. «А хотя, — говорю, — ваша Пасха-то уже две недели как прошла». Ну, в курсе я, понимаешь, когда у них Пасха. «Вы же, — говорю ей, — с левого берега реки Иордан». А она посмотрела на меня такая и говорит: «Не-ет, я с улицы Тормосиновской».
