На улице Дыбенко - Маиловская Кристина (читаем книги онлайн бесплатно полностью TXT, FB2) 📗
Серега потерялся во времени. Не мог точно сказать, как давно сидит взаперти, не знал, где Кира и почему мама телепортировалась из станицы и теперь спит сидя в его кресле.
На десятый день боль стала отступать.
Есть не хотелось. Спать не моглось. Серега молча курил у открытого окна. Разговаривать с матерью не было сил. Зоя Викторовна, убежденная, что молитвы ее услышаны и сын наконец-то пошел на поправку, кинулась печь блины на опаре.
В окно Серега увидел собак, снующих у парадной. Давно он их не кормил. Как они там? Веруня их, само собой, не бросит, но и она человек непростой и зависимый. Во дворе собак подкармливали, но всерьез никто этим не занимался.
А вот и Герда. Серега любил ее. Очень захотелось выйти на улицу, услышать лай, собачью суету. Костей, жаль, нет. На рынок смотаться? Заодно и воздуха хапануть, а то он тут совсем скис.
Серега обувался, а Зоя Викторовна суетилась возле него.
— И куда ж ты, охлашенный, кинулся? Тесто-то уж поднялось, блины скоро будут, а он помчался. Опять занеможешь. Лежи! * * *
Герда знала, что хозяин дома. Было у нее особое чутье. Она и сама понять не могла, откуда знание это пришло к ней, а только знала, и все. Прибежит, к примеру, к парадной, покрутится там-сям, поймет, что Серега уже ушел, и тут же помчится его искать. А уж все его дороги, закоулки она знает. Выходит Серега, а она уже тут как тут — его ждет. Как нашла? Такая вот собака. Не собака, а клад. Или, наоборот, прибежит, сунет нос свой туда-сюда и сядет ждать у парадной. А тут и Серега с костями. Вот так у них всегда и было.
А тут он давно из дома не выходил. Герда извелась вся. В парадную пыталась проскользнуть — не пускают. Это все Павлик. Он на одной лестничной площадке с хозяином живет. Мерзкий тип. Раньше был лучше. А теперь вконец оскотинился. Собак гоняет, а на Герду в особенности зуб точит. Паршивой ее называет. А какая она паршивая? Это аллергия. Нельзя ей что попало есть. А на улице выбор невелик — вот и лезет шерсть клочьями.
Герда знала, где окно хозяина. Никто не объяснял. Просто знала, и все. Вот только хозяина в окне она давно не видела. За Кирой бегала, на рынок за едой, к Веруне. А тут прибежала, села, смотрит — вот он, родимый, в окне. И радостно стало Герде, так что стала она подпрыгивать на месте и подвывать. Хозяин в окне исчез, а через минуту уж и сам появился. Живой! Настоящий! * * *
Кира шла к дому и переживала, куда запропастилась дурная собака. И вот ведь какое дело — живешь себе без любви, без собак. А потом появляется какая-нибудь лохматая псина. День, другой, третий — и вот ты уже не можешь без этой слюнявой морды. Переживаешь, где она и что, и иной раз думаешь — на хрена? Жила же без этого. Но уже никуда не деться, в ловушке ты — судьба теперь твоя такая — чтобы сердце беспрестанно екало.
И у парадной собаки не оказалось. * * *
— Ты его знаешь?
— Нарик какой-то. Убитый, по ходу.
— Давай на люк его оттащим. А то замерзнет.
— Тяжелый, сука!
— Баскетболист.
— Ага, филателист!
— Собаки откуда-то набежали…
— Че делать-то будем?
— По-хорошему, скорую бы вызвать.
— Пульс есть.
— Глянь, глаза открыл. Очухался.
— Але, гараж, слышишь нас?
— Бормочет что-то. Не пойму. Слышишь?
— Говорит, позвоните Кире. * * *
Кира в это время в третий раз выходила во двор с пакетом сосисок в надежде увидеть Герду. 9
— Проходи, Кирочка, проходи, дорогая! Давай пальто. Я повешу.
Зоя Викторовна топталась у порога, перекладывая кухонное полотенце из одной руки в другую.
— Он дома? — спросила Кира.
— Только привезли.
— Как он?
— Живой навроде, — прошептала Зоя Викторовна и нарочито громко спросила: — Ты поужинаешь с нами, Кирочка? Поешь борщечка. Только сварила.
Кира прошла на кухню. Там на табуретке, закинув ногу на ногу, сидел Сережа. Кира села рядом.
— Живой?
Сережа посмотрел ей в глаза и улыбнулся.
— Да куда ж я денусь?
И по тому, как он открыто посмотрел ей в глаза, она поняла, что он в порядке. За последний год она безошибочно научилась читать по его зрачкам. Теперь Сережа выглядел уставшим и постаревшим, но глаза были те же. Родные зеленые глаза. И та же улыбка.
— А с зубами что?
— Выбили, по ходу. Прикинь, ваще не помню.
На кухню, шаркая тапочками, пришла Зоя Викторовна и принялась накрывать на стол.
— Вам помочь? — привстала Кира.
Но Зоя Викторовна махнула рукой.
— Сиди.
И вот Кира опять в стенах родной живопырки, в компании родных людей. Так вышло, что другого дома и другой родни у нее нет. От усталости гудели ноги. Казалось, тело вот-вот выпустит на волю боль, сидевшую в ней долгое время.
Зоя Викторовна разлила борщ по тарелкам.
Они сидели за маленьким круглым столом, голова к голове, и какое-то время ели молча.
Красно-бурая живительная жидкость разливалась по телу, возвращая силы и надежду, и Кире казалось, вместе с этим в кухне с казенно-зелеными стенами разливалась благодать.
— Как по соли? — спросила Зоя Викторовна, зачерпывая очередную ложку борща.
— В самый раз.
— Капусты навалила — ложку не провернешь, — буркнул Сережа.
— Гляди, отдохся, — возмутилась Зоя Викторовна, — то вообще не видит, что ест. А тут капусту он разглядел.
И, махнув в Сережину сторону полотенцем, добавила:
— Одну воду хлебать прикажешь? Ешь давай!
Теперь они опять какое-то время ели молча.
Кира слегка толкнула Сережу локтем.
— Кто тебя подобрал-то?
— Ох, Кирочка, представляешь, — ответила ей Зоя Викторовна, — стою я у плиты, а тут женщина в дверь звонит, говорит, ваш Сережа там лежит.
Свекровь руками показывала, где именно у плиты она стояла, откуда пришла женщина и где именно за окном лежал Сережа, так что всем все сразу стало понятно.
— Я как кинулась. На улице-то, поди, не лето.
Сережа пальцами отделял разваренное мясо от кости.
— Меня, по ходу, когда я отключился, кто-то оттащил на канализационный люк. Там тепло. Трубы. Иначе замерз бы на хрен.
Зоя Викторовна кивала в знак одобрения.
— Меня собаки мои нашли, а на лай Веруня прибежала. И уж потом за Катькой сбегала. Катька на Искровском как раз в дневную смену была.
— С Верой Петровной я уже давно знакома, — объяснила Зоя Викторовна, — и вот теперь с Катериной Господь свел. Милая такая женщина, если б не она, страшно подумать, что бы было. Уж не знаю, как ее благодарить. Завтра в церковь пойду, свечку за ее здоровье поставлю.
Сережа вертел в руках большой говяжий мосол, приглядываясь к нему, как к драгоценному камню.
— Катя-лыжница. Кира ее знает, — добавил он.
— Ты с ней знакома? Такая приятная женщина.
Кира кивнула.
— Она с ребенком ее сидела.
— Кирочка, вы работаете вместе?
— Вообще-то, она на Искровском работает. Проституткой, — сказала Кира.
Зоя Викторовна отложила ложку.
— Как проституткой?
— И заметь, тоже без трудовой книжки, — добавил Сережа.
— Надо же! И лыжница к тому же?
— Да нет, у нее просто фишка такая. Она своими двумя руками может удовлетворить двух мужчин, прикол в том, что руки у нее двигаются синхронно, — Сережа изобразил руками движение подобное движению лыжника и добавил: — и, как говорят мужики, к финишу они приходят тоже одновременно, тютелька в тютельку.
Зоя Викторовна покачала головой.
— Надо же! Есть же способные люди. А меня вон сколько учили корову доить, бесполезно, бестолковая я. А Катя вон небось зараз бы выучилась. Кирочка, а как же ты с дитем ее сидела?
— Сережа притащил. Кате в ночь на работу. А ребенка некуда деть.
— Мам, я тут заместо профсоюза у незащищенных слоев населения. А Кирюха тут с Катькиным дитем прошла годовой курс по литературе. Та потом все ходила и цитировала: «Вдруг из маминой из спальни кривоногий и хромой…»
Сережа потянулся за сигаретой, но Зоя Викторовна в эту же секунду метнулась к кастрюле и ловким движением налила сыну еще борща.