Коридор - Каледин Сергей (книги онлайн бесплатно .txt) 📗
– Здравствуйте, Александр Григорьевич, – с полупоклоном обращается к нему Маня. – Чайничек как поспеет, принесу.
– Будь добра, – кивает Александр Григорьевич, и что-то забыто барственное проскальзывает в его тоне.
Знакомы они почти сорок лет. Когда Александра Иннокентьевна, родив Олю, неожиданно отправилась на Фронт, Александр Григорьевич чуть не сошел с ума. Тог-да-то родственники и подыскали ему Маню. Маня выросла в сиротском приюте и там же выучилась на няньку за Грудными младенцами, о чем у нее была даже специальная бумага. Прошло много лет. Оля и Лева выросли, жалованье Мане давно перестали платить, но она по старой памяти иногда стирает белье Александру Григорьевичу.
Надежда Ивановна сама стирает белье. Она нервно зевнула:
– Потолок надо мыть.
– Потолок – это Оля. Поставила варить сгущенку н забыла. И вот второй год желтый потолок над плитой весь в коричневых струпьях.
– Да-да, – отозвался Александр Григорьевич уже на выходе кухни. – Желательно…
– И кальсон своих я не вижу, – бесстрастным голосом пронесла Надька, задумчиво разглядывая коричневые подтеки на потолке.
– А – это – Геннадий Анатольевич, – с готовностью подсказала Глафира. – Я утром гляжу: берет, а вроде – ваши…
В передней хлопнула дверь.
– Всегда эта Олька дверь швыряет, – проворчала Дора.
– Добрый вечер, – бойким голосом поздоровалась с присутствующими Ольга Александровна. Ольга Александровна, вернувшись с мужем Монголии, на работу больше устраиваться не стала, с удовольствием сидит дома и потому всегда в хорошем настроении. Иногда, когда ей становится совсем уж скучно, она берет редактуру на дом. – Как у нас дела?
Надька бросила на нее косой взгляд.
– Что-то я кальсон своих не вижу, бежевые, китайские… – сказала она, перехватывая недоуменный взгляд Ольги Александровны и направляя его вверх – в веревки. – Нету кальсон.
– Ой! Надежда Ивановна! – Ольга Александровна шлепнула себя ладонями по щекам. – Неужели? Вы знаете, он мог! Он ушел – я спала. И в неглаженых ушел. На заседание кафедры. Извините, ради бога. Как придет, сразу же верну.
– Сразу не надо, – простирните.
– Ну, разумеется, разумеется… В коридоре зазвонил телефон.
– Але, – сказала Ольга Александровна. – Папа, положи трубку, я здесь взяла. Геночка? Да, да. Я только вошла. Ты знаешь, я так сегодня закопалась, ничего не успела купить. Может, пельмешек по дороге захватишь? Геночка, ты в каких кальсонах? Ну, как каких, бежевых? Посмотри-ка… Да нет, недоразумение. Дома объясню. Пока. Пельмешек не забудь. – Ольга Александровна хоть и вышла замуж, но привычки холостой жни сохранила.
– И чего к ней прижился? – пробормотала Дора, когда соседка на быстрых каблучках утопала в комна– ту – Такие бабы в одиночку кукуют! Это ж надо, бестолочь! И вида нет. Только что – задница.
– Зато образованная! – язвительно заметила Надька.
– Образо-ованная… – Дора небрежно махнула рукой. – Ни помыть, ни пошить, ни сготовить. Ни с чем пирог.
Дора врет: Ольга Александровна прекрасно готовит, только долго. И всегда угощает соседей, если затевает что-нибудь интересное.
– Ты же настойчиво хотел чаю, где же он? – рассеянно пронесла Александра Иннокентьевна, не отрываясь от бумаг.
Александра Иннокентьевна пишет. Она на пенсии, но она возложила сама на себя общественную нагрузку по старому месту работы, где была старшим инспектором по борьбе с грызунами. Она ведет протоколы всех собраний. Пишет она быстро и неразборчиво, а потому дома долго расшифровывает записи.
– Пи-и-ишешь?.. – зловещим голосом вдруг спросил Александр Григорьевич, медленно приближаясь к жене. Он уперся руками в стол, навис над Александрой Иннокентьевной. – А что пишешь, хотелось бы знать? Доклад? Выступление? Отчет?.. Как крыс душить? Новый яд варить?!
Александра Иннокентьевна сняла пенсне, устало от» кинулась на вертикальную спинку кресла.
– Немедленно прекрати, – ровным утомленным голосом пронесла она и двумя пальцами дотронулась до переносицы, на которой краснели две впадинки от пенсне. И снова окунула перо в чернильницу. – Разговор окончен.
– Нет, не окончен! – заорал Александр Григорьевич и обеими руками в разные стороны разгреб писанину. Листы с тревожным шелестом посыпались на пол. – Не ввдо вам нового яда!.. Кошку вам надо! Киску! Нету лучшего средства! Мяу!..
И Александр Григорьевич, приставив к лысине два ных пальца, бросился на Александру Иннокентьевну, словно бык, намеревающийся забодать:
– Мяу!..
Слава богу, зазвонил телефон. Александр Григорьевич тут же виновато сник, нагнулся за упавшими со стола листками и в том же положении полунагиба двинулся к письменному столу.
– Да, Цыпин, – кивал Александр Григорьевич. – Да, да, я слушаю вас. – Он вдруг побледнел, голос его задрожал:– Да-да, Григорьевич, по документам Гиршо-вич… Что все? Можно прийти?.. Значит, все?..
Он медленно положил трубку и повернулся.
– Шура… Ты слышала? – заикаясь, спросил он, тыкая пальцем в аппарат. – Ты слышала?
– Я не хочу тебя слушать, – с отвращением выдавила Александра Иннокентьевна, приводя стол в порядок.
– Шу-ра! – по складам пробормотал Александр Григорьевич, хватаясь за голову. – Все! Все кончилось!.. Завтра можно получить документы.
Александра Иннокентьевна с повернутой по-прежнему головой как бы оценивала услышанное на слух. Потом медленно вернула голову в исходное положение и внимательно посмотрела на мужа. Александр Григорьевич вытирал глаза большими мосластыми кулаками на тонких запястьях.
Александра Иннокентьевна встала – плед с ее плеч упал на пол, – протянула через стол руку:
– Вот теперь я могу сказать тебе: «Здравствуй, Саша!»
8. РОМКА
Ночью в Уланский позвонила Таня и сказала, что маму увезли: видимо преждевременные роды. Утром Лева стал собираться на работу, и, если бы не Александра Иннокентьевна, он так бы преспокойно и ушел.
– Лев! Неужели ты можешь в такой момент поступить как подлец?! Сейчас же поезжай в роддом. Ты слышишь меня?!
Лева, добривая подбородок, заглянул в зеркало, отражающее стоящую за спиной мать, промолчал, но в знак внутреннего протеста резко выдохнул воздух через ноздри – с усов слетела мыльная пена.
– А ты уверена, что это мой ребенок? Я лично – нет!
– Как тебе не совестно, Лев! Постыдился бы взрослой дочери! Пока ты не разведен с Люсей – она твоя жена. Мать твоих, именно твоих детей! Немедленно в роддом! Будь мужчиной в конце-то концов. Хоть раз в жни! Если ты сию же минуту не поедешь, ты мне не сын.
После возвращения Александра Григорьевича Люся решила: пора – или сейчас, или так навсегда засесть в жэке с пьяными водопроводчиками.
Она оделась получше, кое-что экипировки одолжив у Оли, как-никак побывавшей за границей, и пошла ни много ни мало в Главмосстрой. Она показала начальнику отдела кадров сначала себя, к месту просвистев куплет неаполитанской песенки, потом диплом инженера-торфоустроителя, от которого тот слегка поморщился, но Люся добила его, заявив, во-первых, что она свободно владеет немецким языком, а во-вторых, в кратчайшее время освоит незнакомую специальность. Люся долго готовилась к этому походу, консультируясь с бывшей актрисой оперетты, и начальник отдела кадров, молодой подполковник в отставке, предложил ей заполнить анкету.
Ее взяли инженером, через полгода сделали старшим инженером, а еще через два года Люся уже курировала, то есть фактически командовала строительством целого комплекса в Черемушках. Правда, она не вылезала и на совещаниях слушала в десять ушей, запоминая массу деловой информации. И в конечном счете: чем «обустройство торфоразработок» отличается от иного строительного объекта? Стройка она и есть стройка. Если ты, конечно, не законченный идиот.
Люся выиграла. И конечно, немецкий язык ей крепко помог. Как тосковали мужики – ее начальники, не имея возможности разобраться в немецкой документации. Люся была не просто переводчица и всегда под рукой, а профессионал строитель, женщина с жненным опытом, с хваткой, умеющая держать в кулаке прорабов и одновременно быть милой и женственной без всякого перенапряжения. Люся завоевала свое место под солнцем. А кроме того, по ходу работы, она без всяких усилий завоевала и сердце заместителя главного инженера, проведя фурор среди немецких строителей, прибывших на открытие высотного дома.
