Осада, или Шахматы со смертью - Перес-Реверте Артуро (книги без сокращений txt) 📗
Но потом нависли тучи. Хватило двадцати минут в кабинете военного губернатора Кадиса, чтобы, как говорится, скисло молоко в грудях. Комиссар явился к нему вместе с Гарсией Пико доложить о деле, которое из вполне понятной осторожности ни он, ни главноуправляющий не могли доверить бумаге. Не те времена, чтобы рисковать, а чтоб ошибаться — и подавно.
— Пока еще ничего не можем утверждать наверное, — объяснял Тисон, беспокойно поерзывая в кресле перед внушительным губернаторским столом. — Впрочем, шпионаж — дело доказанное, сомнений не вызывает. Но для всего другого нам нужно еще время.
Генерал-лейтенант Хуан Мария де Вильявисенсио, прямо как на молитве во храме божьем сведя кончики пальцев, слушал комиссара. Золотые очки свисали на шнурке, продернутом в петлицу мундира, величественная седовласая голова склонилась так, что брыла закрыли черный форменный галстук Наконец он разомкнул уста.
— Если шпионаж доказан, — сказал он суховато, — надлежит передать виновного в ведение военных властей.
Тисон со всей почтительностью осторожно отвечал, что дело несколько сложнее. Уличенных или подозреваемых в шпионаже в Кадисе немало. Одним больше, одним меньше роли не играет. Однако есть веские основания предполагать, что злоумышленник причастен также и к гибели девушек. Это уже нечто иное.
— Вы уверены?
Комиссар замешкался с ответом едва заметно:
— Вероятность этого очень велика.
— А что мешает получить признание и по этому вопросу? Чего ждете?
— Мы как раз этим и заняты. — Волчьей усмешкой комиссар позволил себе обозначить сдержанное удовлетворение. — Однако новейшие политические веяния накладывают на нас известные ограничения…
С этими словами он полуобернулся к Гарсии Пико, ожидая, должно быть, поддержки с его стороны, однако усмешка его попала в пустоту. Главноуправляющий сидел с непроницаемым лицом и плотно сжатыми губами, явно не намереваясь принимать участие в разговоре и всем видом своим показывая, что его дело — сторона. Причем — не та, на какой комиссар. По виду его было ясно: у него имеются очень серьезные сомнения в том, что политические веяния или что бы то ни было еще могло ограничить Тисона.
— Вы говорите, есть основания считать, что задержанный совершил те злодеяния? — спросил Вильявисенсио.
— Есть, и довольно веские, — отвечал комиссар. — Но некоторые вопросы еще требуется прояснить…
Губернатор устремил на него опасливый взгляд. Взгляд старого пса. Спаниеля, подумал Тисон и внутренне усмехнулся собственной злости.
— Он признался в чем-нибудь?
Комиссар снова усмехнулся своей волчьей усмешкой. На этот раз — уклончиво.
— Да… кое в чем… Но так… по малости.
— Достаточно, чтобы передать его судье?
Чувствуя на себе тревожный взгляд Гарсии Пико, Тисон после осторожной паузы неопределенно развел руками. Покамест нет, ваше превосходительство. Еще бы денька два. Или чуть побольше. Потом он откинулся на спинку стула, ибо до сей поры сидел на самом краешке. Ему стало жарко, и он похвалил себя, что снял редингот перед тем, как войти.
— Надеюсь, вы знаете, что делаете. Это — в ваших интересах.
Повисло молчание. Ледяной холодности губернатора — не помеха жарко натопленный кабинет. Можно подумать, что за долгие годы, проведенные в море, губернатор до костей промерз на всю жизнь. В камине под огромным полотном, изображавшим морское сражение, исход которого пока неясен, бушует непомерно сильный огонь, отчего жара в кабинете стоит адова, однако и следа испарины нет на лбу Вильявисенсио, чересчур даже вольготно сидящего в своем тяжелом плотном мундире, богато расшитом золотом по обшлагам, откуда выглядывают бледные тонкие кисти. Часовщику бы такие в самый раз, думает Тисон. На пальце левой руки, оставленный из щегольства или с намеренным вызовом, присущим людям этой породы и положения, сверкает изумруд, подаренный Наполеоном в Бресте. По кратком размышлении полицейский отклоняет идею достать платок и утереть пот со лба. Оба собеседника могут истолковать это превратно.
— Во всяком случае, нам нужно что-то предложить общественному мнению. И это у нас есть — разоблаченный и признавшийся шпион… Наконец-то. Все можно будет развернуть в потребную нам сторону. Я знаю кое-кого из газетной братии.
Губернатор слабо и пренебрежительно помахал рукой:
— Я тоже. И лучше, чем хотелось бы… Однако представьте, что будет, если убийцей окажется не он. Новость разойдется, а наутро опять обнаружится чей-то труп.
— Оттого я, так сказать, и не бухнул в колокол, ваше превосходительство. Все пока держится в тайне. Даже о поимке шпиона никому не известно. Мы ограничились тем, что просто изъяли, так сказать, этого субъекта из обращения, только и всего.
Вильявисенсио рассеянно кивнул. Весь Кадис знал, что в должности своей ему пребывать недолго: он — один из самых вероятных претендентов в члены нового Регентства. Выборы состоятся через несколько недель. Доподлинно известно также имя его преемника — дон Кайетано Вальдес, в настоящее время командующий эскадрой маломерных судов, что защищают бухту. Закаленный и суровый моряк, ветеран Сан-Висенте и Трафальгара, пользуется репутацией человека прямого и жесткого. Дай бог, чтобы все решилось до его назначения, подумал Тисон. Когда в этом кабинете усядется Вальдес, с недомолвками, неопределенностями и полумерами надо будет проститься.
— Еще надеюсь, что все пойдет как должно, — вдруг сказал губернатор. — Я — про ход расследования.
— Расследования?
— Допроса. Что не будет допущено эксцессов… и… кхм!.. ненужного насилия.
Главноуправляющий наконец счел нужным разверзнуть уста. С подлинным или наигранным возмущением он произнес:
— Но это само собой разумеется, сеньор губернатор! Иначе просто немыслимо!..
Вильявисенсио не обратил на этот возглас особого внимания. Он глядел прямо в глаза Тисону:
— В определенном смысле хорошо бы было, комиссар, чтобы вы сами довели дознание до логического конца… Военная юстиция строже придерживается буквы закона… И не столь…
—..живо откликается на требования момента?
Ну можно ли было пропустить такое, жалобно спросил Тисон самого себя. Язык мой — враг мой, будь ты проклят… Оба собеседника взглянули на него осуждающе. Оба прекрасно поняли злую насмешку.
— Новые законы, — помолчав минутку, продолжал губернатор, — обязывают строго регламентировать срок заключения под стражей и смягчают методы дознания. Все это черным по белому записано в конституции нашего государства. Однако дело этого задержанного не будет предано огласке, пока вы, господа, не представите мне официальный доклад.
Множественное число ужасно не понравилось Гарсии Пико. Краем глаза Тисон увидел, как тот беспокойно заерзал в кресле. Во всяком случае, продолжал губернатор, ему никто ничего не сообщал об этом деле. Официальным путем, разумеется. Тем более нет оснований трубить о нем на всех углах. Ибо огласка поставит их всех в трудное положение. Отрежет пути к отступлению.
— Насчет этого можете быть спокойны, ваше превосходительство, — поспешил заверить его Гарсия. — Формально арест еще не произведен.
В последовавшем за этим молчании просквозило вельможное одобрение. Губернатор медленно кивнул, развел и тут же вновь соединил кончики пальцев так аккуратно и осторожно, словно покручивал микрометр секстанта.
— Да, не такое нынче время, чтобы тратить его на выяснение отношений с либеральными господами из кортесов…
И замолчал с таким видом, словно к сказанному ему добавить было решительно нечего. Но Тисон знал, что это не откровенность и не случайная проговорка. Вильявисенсио не станет изливать душу подчиненным, а говорит всегда лишь то, что хочет сказать. Нет, это был только способ лишний раз обозначить свою позицию по отношению к дебатам в Сан-Фелипе-Нери. Хотя губернатор Кадиса скрупулезно сохраняет формальный нейтралитет, все знают: симпатии его — на стороне ультрароялистов, вместе с которыми он уповает, что король Фердинанд, вернувшись, все расставит по прежним местам, а страну — обуздает.
