Осада, или Шахматы со смертью - Перес-Реверте Артуро (книги без сокращений txt) 📗
— Я приготовила столько всяких слов… — наконец произносит она. — И ни одно сейчас не годится.
Ответа нет. Его горячечно-блестящий взгляд все так же темен и напряжен. Лолита чуть склоняется над тюфяком. И при этом движении дождевая капля скатывается из-под ее волос, течет по щеке.
— Я вам очень обязана, капитан Лобо.
Он по-прежнему молчит, и Лолита всматривается в его лицо — от перенесенных страданий кожа туго обтянула скулы, от жара губы высохли, растрескались, покрылись корочками и болячками. И губы, и этот рубец, так зверски располосовавший ему лицо. Эти губы когда-то поцеловали меня, думает она не без волнения. Они выкрикивали приказы в бою, а я наблюдала за ним в подзорную трубу — с крыши, с противоположного берега бухты.
— И мы позаботимся о вас.
Уже произнеся это «мы», она как со стороны услышала его и поняла: оно не прошло мимо Пепе Лобо. Это повергает ее в какое-то особенное смятение. В глубокую, почти на грани отчаяния, растерянность. Но сделанного не воротишь, слово сказано, и его непоправимый отзвук витает в воздухе, вторгшись между нею и Лобо, который все так же неотрывно глядит на Лолиту. Та замечает слабое подергиванье измученных губ. В попытке улыбнуться? Или что-то уже был готов сказать, но так и не сказал?
— Здесь ужасно. Постараюсь забрать вас отсюда в более подходящее место.
Она раздраженно оглядывается вокруг себя. Запах — а ведь тем же смрадом теперь несет и от него, думает Лолита — становится непереносимым. Он пропитывает платье, въедается в кожу. Притерпеться к нему невозможно, и Лолита, достав веер, начинает обмахиваться. И лишь через мгновение замечает, что это тот самый веер, расписанный драконовым деревом, которое она так и не успела показать капитану. Просто символ того, чего не может быть никогда да никогда и не было.
— Вы будете жить, капитан… Поправитесь. Выйдете отсюда. Теперь у вас в избытке… Ну, то есть… Вас ждут большие деньги. Вы и ваши люди заработали много…
Лихорадочно блестящие глаза, наблюдавшие за движением веера, которое она остановила теперь, моргнули. Можно сказать, что к Пепе Лобо слова «жить» и «поправиться» непосредственно не относятся.
— Я и мои люди… — повторяет он.
Наконец-то подал голос — хрипловатый, очень тихий. Расширенные темные зрачки уставились в пустоту.
— Куда я выйду…
Лолита, не понимая, чуть подается вперед. Вблизи еще острее этот едкий запах. Запах застарелого, перегорелого пота и страдания.
— Не говорите так. К чему эти печальные мысли…
Капитан слегка поворачивает голову. Лолита глядит на его руки, неподвижно лежащие на простыне. Бледная кожа, пальцы с отросшими, нечистыми ногтями. Голубые, набрякшие вены.
— Хирурги сказали, что скоро поправитесь… Вы ни в чем теперь не будете нуждаться — ни в уходе, ни в средствах. У вас будет то, о чем вы всегда мечтали, — своя земля и дом вдалеке от моря. Мое слово в том порукой.
— Ваше слово… — повторяет он, будто размышляя.
Подрагиванье губ теперь все же больше похоже на улыбку, отмечает Лолита. Но еще больше — на отстраненную, почти безразличную гримасу.
— Я уже мертв, — вдруг слышит Лолита.
— Что за глупости!..
Но он уже не смотрит на нее. Отвел глаза мгновение назад.
— Меня убили в бухте Роты.
Может быть, думает Лолита, он и прав? Измученный покойник, обрети он вдруг дар речи, улыбался бы именно такой улыбкой.
— Убили и закопали там, на берегу, вместе с двадцатью тремя матросами с «Кулебры».
Лолита глядит по сторонам, словно прося у кого-то помощи, и, насилуя себя, залавливает колотящуюся в груди тоску. Нежданное и сильное сострадание дивит ее самое. И к собственному изумлению, она поднимается, набрасывает на голову мантилью, говорит:
— Мы скоро увидимся с вами, капитан.
Но знает, что говорит неправду. И знание это сопровождает ее все то время, что, шаг за шагом и все ускоряя шаги, она проходит меж рядов распростертых на полу людей к выходу, и вот оказывается снаружи, вдыхает наконец свежего влажного воздуха, а потом, не останавливаясь, идет к берегу моря и останавливается напротив белого и серого города, растушеванного далью, под дождем, кропящим ей лицо каплями холодных слез.
Ла Навата, декабрь 2009 г.
