Ветер удачи (Повести) - Абдашев Юрий Николаевич (книга регистрации .txt) 📗
Они снова принялись за прерванное занятие, время от времени поглядывая в сторону цирка. После вчерашнего бойцы заслона стали осмотрительнее.
— А откуда ты по-русски так хорошо знаешь? — спросил Федя сержанта.
— Русскую школу кончал, дорогой. Книги читал. Потом, думаешь, зря я столько по горам лазил? Все время туристы. Ка-акие! Академики, профессора…
— Слушай, — сказал Кирилл, — ты что, так и ходил бы с туристами до глубокой старости, если б война не помешала?
— Зачем? Я уже документы в техникум послал, хотел медицинским работником стать, как мой отец.
— А он что, в больнице работает, — спросил Кирилл, — или в санатории? У вас ведь, куда ни плюнь, обязательно в санаторий попадешь.
— Он ишаков, лошадей, буйволов лечит. Он ветеринар. Уважаемый человек! В селе живет. Война кончится, приезжай вместе с Федей. Клянусь, дорогим гостем будешь. Вино, грецкий орех, гранат, мандарин…
— Мушмула, — подсказал, улыбнувшись, Кирилл.
— Она вместо заборов у нас, — пренебрежительно сказал Шония. — Ша-ашлык делать будем…
Солнце поднялось достаточно высоко и начало не на шутку припекать. Костя первым решил снять шинель.
— Что это? — сказал Федя, привставая. — Опять, что ли…
Костя двумя прыжками подскочил к торчащим сланцевым плитам, присел на колено, сверля глазами прозрачную дымку над далью альпийского луга.
— Точно — идут, — подтвердил сержант и уже другим голосом скомандовал резко: — Надеть каски! По местам! К бою! Силаев, живее, дорогой, живее…
Другов со своим тяжелым ДП подбежал к скальной площадке, на которой они еще в первый день выложили из крупных камней некое подобие бруствера, и стал устанавливать пулемет. Острые стальные сошники скользили по гладкой плите.
Повинуясь окрику сержанта, Силаев чуть быстрее, чем накануне, занял позицию для стрельбы лежа. Потом все-таки покрутился и, приподнявшись на колени, снял шинель. Он аккуратно сложил ее и подстелил под себя.
Костя выбрал удобный проем в плитах, напоминающий узкую крепостную бойницу, и с нетерпением поглядывал на Федю.
— Патроны беречь, без команды не стрелять, — распорядился Шония. — Подпустим на двести метров, до последних валунов. Тогда они будут все, понимаешь, как на ладошке. Тут мы их, как клопов, и подавим.
— А ведь их только четверо, — отозвался со своего места Кирилл. — Странно…
Действительно, у щебенчатого вала конечной морены, замыкавшей вход в обширную воронку древнего ледникового цирка, обходя крупные валуны, шли четыре человека. Двигались они гуськом, стараясь ступать след в след. Похоже было, что последний слегка прихрамывает. Он все время отставал, и те трое, что шли впереди, вынуждены были часто останавливаться, поджидая его.
— Куда они прутся? — поднял голову Кирилл. — Прямо под пули. Может, затевают что?
— А шинели-то серые, — заметил Федя.
— Да ведь это же наши, — подскочил Кирилл. — Наши!
— Погоди, дорогой, спокойно, — нахмурился сержант.
Четверо неизвестных так долго тащились по лугу, что у Кирилла терпение лопнуло.
— Да что они, три дня не ели, что ли?
У первого, который был ростом пониже, что-то темнело на поясе, похожее на кобуру пистолета. Второй и вовсе, казалось, не имел при себе оружия. И только у двух последних из-за плеч откровенно торчали стволы карабинов. Длинная кавалерийская шинель отстававшего целиком скрывала его ноги.
— Вторая-то баба, однако, — определил Федя.
— Какая баба, дорогой? — возмутился Шония. — Женщина. Жен-щи-на! Спокойно, спокойно, пусть подойдут ближе.
Когда незнакомцы добрались до самой подошвы гряды и поднялись ко второму уступу, Костя шагнул к краю обрыва и резко окликнул их:
— Стой! Кто идет?
Шедший впереди вздрогнул от неожиданности, и рука его машинально потянулась к поясу.
— Руки! — Костя вспрыгнул на торчавшую плиту и встал в живописной позе, держа автомат наизготовку.
— Свои, — обрадованно ответил первый, поднимая руки и показывая, что в них ничего нет. — Я младший лейтенант Киселев.
— Бросай оружие! — скомандовал Костя. — По одному наверх, живо!
Киселев неохотно вытащил из кобуры пистолет и продолжал нерешительно вертеть в руках. Боец, одетый в кавалерийскую шинель, послушно стащил карабин и откинул его в сторону. Предпоследний, что был выше всех ростом, немного помешкав, пожал плечами, но все же последовал его примеру.
— Бросай, я кому сказал, — с явной угрозой повторил Костя.
— Тут кругом камни, жалко, — ответил Киселев. — Щечки эбонитовые — разобьются…
— Я тебе покажу щечки!
Киселев нагнулся, положил пистолет на плоский камень и стал карабкаться по склону, хватаясь за острые края блоков. Когда он поднялся на седловину, сержант приказал Силаеву обыскать его.
— Послушай, — Киселев отступил на шаг, — я командир Красной Армии, младший лейтенант…
— Это с какой стороны посмотреть, — говорил Костя, пока Силаев ощупывал у Киселева бока и карманы. — Если с левой стороны, то вы действительно младший лейтенант, если с правой — рядовой боец.
Киселев покосился на свою защитную фронтовую петлицу и смущенно пожал плечами:
— Ты смотри, действительно. Потерял кубарь…
— Документы есть?
— А как же, удостоверение личности, — и он, сдвинув портупею и отстегнув крючок на шинели, полез в карман гимнастерки.
Костя придирчиво осмотрел удостоверение, бегло сличил фотографию с оригиналом. Он был еще очень молод, этот Киселев. От усталости или от голода у него заметно ввалились глаза и запали щеки.
— Командир минометного взвода, — укоризненно сказал Костя. — А где же ваши минометы?
На скулах младшего лейтенанта вздулись желваки:
— Мы из окружения вырвались. Минометы в реке утопили. Люди погибли. Все до одного. Даже раненых не осталось. Трудно представить, что там было… — Губы его задрожали. — Мы четверо суток ничего не ели…
— Это ваши люди? — кивнул в сторону Шония.
— Вот тот длинный, Володя Конев, пристал по дороге, а другой красноармеец мой. Ездовой Азат Кадыров. — Он покашлял в кулак. — Узбек. По-русски говорит плохо, но все понимает.
— А хромает почему? Ранен, что ли?
— Ерунда, натер ногу.
— А девушка?
— Была санинструктором в роте.
— Почему была? — спросил сержант.
— Потому что роты больше не существует, — помрачнел Киселев.
— Подымайтесь! — махнул рукой Костя остальным.
Девушка стала взбираться на кручу, а боец в длинной шинели все стоял в нерешительности, поглядывая на валявшиеся карабины.
— Пинтопка, брат? — спросил он.
— Давай! — разрешил Шония. — И пистолет командира подбери.
Девушка оказалась на полголовы выше Киселева. У нее было широкое открытое лицо, светлые глаза и потрескавшиеся губы. Стриглась она по-мужски.
— Военфельдшер Сулимова, — представилась она, все еще тяжело дыша. — Лина Сулимова. Документов у меня нет, — добавила она, — только вот комсомольский билет. Вы не представляете, мы так счастливы, что дошли до своих. Прямо не верится…
— Клянусь, мы счастливы не меньше, — улыбнулся Костя, взглядом окидывая девушку с ног до головы. — Сержант Шония, старший в группе заслона. Силаев! — крикнул он начальственно. — Доставай, что там у нас осталось. Надо, понимаешь, скорее людей накормить. Другов, прими у красноармейца оружие.
— Кто такой? — подошел Костя ко второму бойцу. Тот был довольно высок, и на вид ему можно было дать лет тридцать. Щеки его обросли густой неопрятной щетиной, напоминавшей затертую сапожную щетку. Особенно бросался в глаза приплюснутый нос.
— Боец Конев, — вяло ответил он. — Служил в полковой разведке.
«Сломана переносица, — отметил про себя Костя. — Уж не уголовник ли?»
— Из окружения? — спросил он.
— Громче говорите, — подсказала военфельдшер, — он контуженый.
— Из окружения? — повысил голос Костя. Красноармеец вздрогнул, как от удара, и зрачки его расширились.
— Нет! Не был я ни в каком окружении! — крикнул он с непонятным ожесточением. — Привыкли, чуть что — в плену, в окружении. На задании был. Выходили кто как мог. Кто уцелел, тот и вышел.
