Песочные часы (Повесть) - Бирзе Миервалдис (версия книг .txt) 📗
Кто-то шумно продирался сквозь густой ельник. Косуля, олень или, может, корова? Нет, за поворотом дороги оказалась скамейка, а чуть поодаль среди деревьев мелькнули две белые рубашки. «Если дежурная доложит, что во время тихого часа все больные были в палатах, заработает у меня выговор», — подумала Гарша.
Она дошла до мелиоративной станции. Пересекла танцплощадку под липами и свернула на лесную тропинку, которая привела ее к вытоптанному берегу озера. Камыш тут уступал место небольшому и отлогому пляжу. Спрятав головы в густой тени ольшаника, на песке загорали женщины. В озере кто-то шумно плавал, ритмически взмахивая сразу обеими руками и затем целиком скрываясь под водой.
Гарша на мгновение остановилась. Может, окунуться перед дальней дорогой? Лежавшая спиной к Гарше женщина вдруг заговорила, явно обращаясь к ней:
— Арнольд, прогони, пожалуйста, у меня муху со спины.
— К сожалению, я не Арнольд, — сухо ответила Гарша, узнав голос медсестры Крузе.
Крузе повернулась и дружески улыбнулась Гарше. Ее коричневеющая кожа слегка лоснилась от крема, а купальные принадлежности были столь экономно скроены, что на них уместилось всего три маковых цветка. Крузе знала, ей незачем прятать свое тело.
— Ах, это вы, сестра Гарша. Позагорать пришли?
Гаршу вдруг осенила мысль. «Пожалуй, попробую. Попытка не пытка».
— Сестра Крузе, у меня к вам личная просьба, нет… это дело всего коллектива нашего санатория. Один из наших сотрудников тяжело болен…
— Так в чем же дело, поможем. Выделим средства, в санаторий пошлем. Я, как член месткома…
— Вы знаете, что доктор Эгле болен?
— Ходят слухи.
— Это не слухи. Вы здоровы?
Крузе улыбнулась доброй улыбкой и, сладко потянувшись, согнула и снова разогнула ногу с узкой коленкой и повернулась на живот. Под эластичной кожей не обозначилось ни одного бугорка жира.
— А разве это не видно?
Гарша знала, что никогда не была так красива, и все же не обиделась, хотя, как женщина, безошибочно почувствовала вызов в этой ласковой улыбке.
— Вы согласились бы часть своего костного мозга из берцовой кости отдать для пересадки доктору Эгле?
Крузе сразу посерьезнела.
— Вы можете дать мне стопроцентную гарантию, что от этого он выздоровеет?
— Я надеюсь. Я верю!
— Если мне скажут, что мое участие наверняка спасет жизнь другому, тогда — да. Но не иначе. — Крузе опять поглядела на свою ногу.
Пловец, который плавал, выбрасывая обе руки из воды, вышел на берег и ладонями сгонял с себя воду. Это был крупный, мускулистый парень.
— И на ноге на всю жизнь останется шрам. Чего доброго, жених от меня откажется. — Крузе снова улыбнулась Гарше, мило и бесстыдно. — Вам легко говорить.
Гарша натянуто улыбнулась.
Подошел парень.
— Арнольд, ведь тебе не понравится, если меня здесь разрежут и навсегда останется шрам?
Арнольд опустился на песок рядом к Крузе.
— Резать такую ногу? Ни под каким видом!
Как бы извиняясь, Крузе добавила:
— Вот видите — не разрешает.
Гарша собралась идти, но перед этим доказала, что и она не лишена ехидства:
— Ну как же! Ведь ваше главное достоинство — ноги. Всего наилучшего!
Гарша ушла, а молодые люди растянулись на песке и обменялись улыбками: ну и чудачка! Костный мозг ей подавай!
Гарша пошла берегом. Словно разомлевшая от зноя, речка текла лениво, а на излучине поглубже останавливалась и вовсе. Тут росла кубышка, недолюбливающая течение и спешку. Полуденное солнце утомляло, и Гарше захотелось искупаться.
Она разделась в тени и села на бережку, свесив ноги в воду. Нет, с Крузе ей красотой не поспорить, она давно это знает. Правда, старость еще не коснулась ее тела; кожа нисколько не увяла; никогда не кормившие груди были упруги. Она сама не пожелала иметь детей, потому что их отцом мог быть лишь один человек, только с ним она могла бы обрести душевный покой. Но, увы, жизнь не всегда складывается гак, как мы этого хотим. Ее жизнь — работа там, где трудится он.
Ну, что ж…
Гарша поплавала на глубоком месте, немного полежала на воде, глядя в синеву неба, куда устремлялись желтовато-зеленые ветви ив.
А потом продолжила свой путь над речкой, которая свернула в сосновый бор и, попрыгав по каменным порожкам, выбегала на простор.
Простор начинался большой рекой. В нее и впадала эта речушка.
Лес тут отступал от берега большой реки, трепещущий от жары воздух густо пахнул смолой. Кругом высились груды бревен, землю устилала сосновая кора — излюбленный материал для корабликов у мальчишек. Гарша шла по разогретому солнцем толстому слою этой коры.
Полуголые мужчины в старых шляпах, защищавших их головы от солнца, ловко орудуя баграми, скатывали бревна по лагам в реку. Бревна падали в воду, вздымая фонтаны брызг и, сталкиваясь, издавали звуки, похожие на приглушенные, короткие гудки. Потом сосновые и еловые стволы с белыми насечками, оставленными смолокурами, отправлялись в дальний путь вместе с водами маленькой речушки.
— Краля, — заметил кто-то.
Мужчины распрямили спины.
Верзила Вагулис по привычке прищурился. Но тут узнал в женщине Гаршу и, видимо, вспомнив, как она отбирала у него курево в санатории, машинально вынул изо рта сигарету. Потом спохватился, что он не в санатории, а на лесоскладе, усмехнулся и опять сунул сигарету в рот.
Гарша подала руку.
— Здравствуйте! Бог помощь!
— Спасибо! — поклонился Вагулис и крепко пожал протянутую руку. — Садитесь, передохните.
Вагулис расстелил на толстом бревне свою парусиновую куртку. Они сидели и глядели на реку; огромные стволы деревьев уплывали, становясь все меньше и меньше.
— Как здоровье? — поинтересовалась Гарша.
Вагулис согнул руку в локте и ребром ладони ударил себя по бицепсу.
— В порядке, — ответил он.
Тогда Гарша пристально поглядела на Вагулиса.
— В санатории вы, бывало, частенько цапались с доктором Эгле…
— Такой уж я от рождения: не терплю замечаний, хоть и знаю, что неправ. Кабы не он, я сейчас тут не сидел бы.
— Помните, стало быть, добро? Иногда о нем забывают.
— Я не из таковских, — почти обиженно возразил Вагулис и даже губу оттопырил.
— Тогда помогите спасти его, — просто сказала Гарша.
— Я — доктора?! — Такое предложение показалось Вагулису шуткой.
— Я вам все сейчас объясню.
И сестра Гарша рассказала, что Эгле долгие годы просматривал на рентгене легкие больных, и о том, что существуют болезни пострашней туберкулеза. И, наконец, о том, какая предстоит операция.
Когда они встали, Вагулис сказал:
— Мы, плотогоны, народ дружный — если один ушел под воду, остальные вытаскивают. Поможем Эгле. — Вагулис задумался, помахал выгоревшей шляпой и спросил: — А к нему вместе с мозгом не перейдет мой нрав? Ничего хорошего ведь во мне нету; я и забияка, и курильщик заядлый…
Гарша от души рассмеялась, и на радости, что ее надежды оправдались, она смеялась искренне и долго.
— Нет, не перейдет. А потом он и сам спорщик, да и курильщик тоже.
Вагулис задумчиво глядел вслед шагавшей к лесу по сосновой коре Гарше. Потом наподдал сапогом сухой сук так, что тот отлетел в реку.
— Шабаш, старики. Поговорить надо.
Мужчины поговорили и стали опять скатывать баграми бревна в реку. Снова, разметывая брызги, полетели в воду тяжелые лесины, их подхватывало течение и несло далеко, в еще большую реку, чем эта.
Теперь по утрам они пили кофе втроем — Янелис тоже. Миновали те одиннадцать лет, когда надо было вставать ни свет ни заря и лететь в школу. Миновали и те недели отдыха, когда он, услышав утром, что часы в гостиной пробили семь раз, как бы наперекор установленному правилу, блаженно переворачивался на другой бок и спал до тех пор, пока голод не будил его. Но наскучило спать, загорать и купаться, потому что девушка с косой работала на колхозном огороде — юной женщине нужны были деньги на платье, а родители заявили, что пора зарабатывать самой.
