Автопортрет - Каралис Дмитрий Николаевич (книга читать онлайн бесплатно без регистрации .txt) 📗
И стал мне пересказывать юмореску про раков, суть которой в постоянном повторении одних и тех же фраз, но с разными интонациями:
"А вчера были большие раки, но по пять рублей, А сегодня маленькие. Зато по два. А вчера по пять, но большие. Очень большие. Но зато вчера. А сегодня маленькие. Но зато сегодня". И т.д. У Максима хорошо получается этот пересказ.
Сегодня был солнечный день. Фрагмент золотой осени.
Вечер чешет деревья холодным гребнем. Под осинами в поле - золотые и красные лужи листвы.
4 октября 1987 г. Зеленогорск.
Поздний вечер. В машинке зажата 74-я страница "Записок шута". Это уже, пожалуй, 4-я редакция. Поразительно, но перестройка с каждым днем съедает все больше и больше остроты в моей повести. Первая редакция была настолько "непроходняк", что я всерьез опасался, как бы ее не изъяли. А те, кто читал, только хмыкали. А сейчас, сколько не тянешь ее вверх по социальной остроте не дотягиваешь до уровня газет и телевидения. Тьфу! Обидно.
И урок: надо писать о вечном, а не сиюминутном.
29 октября 1987г.
Холодно, и я перебрался в Ленинград. Пожил бы на даче, но приходишь с суток и полдня топишь печку, за машинку не сядешь - холодно. И я уехал в Ленинград.
Завтра надо выкупать льготную путевку в Дом творчества, что в Комарово - 77 руб. 50 коп.
Если закончу "Шута", буду писать повесть - "Игра по-крупному". Знаю, о чем.
2 ноября 1987 г. Гараж.
Сторож Юра Уставщиков, пятидесяти восьми лет, служивший во флоте в конце сороковых - начале пятидесятых, изумительно хорошо помнит фамилии своих командиров и названия кораблей. Это выяснилось, когда он встретил своего ровесника, годка, - шофера Белова, и ударились в воспоминания в нашей будке. Белов забыл, что его ждут на овощной базе.
Корабли: "Жаркий", "Живучий", "Доблестный", "Урицк", "Сталин", "Отменный" - кажется, эсминцы.
Североморск раньше назывался Молотовск.
Американцы получили обратно миноносец, отданный нам на время войны по ленд-лизу, завели за Кильдин и утопили - открыли кингстоны. Миноносец "Жгучий", типа "Новик", 1913 года постройки.
В зиму 41-го Юра спасся от блокадного голода тем, что ездил с приятелем на совхозные поля около Красного кладбища и выкапывал из-под снега свекольную ботву, оставшуюся с осени. Варили, ели. И мать спас той ботвой.
В сорок втором его эвакуировали в Казахстан, где он работал на ферме по выращиванию кобылиц. Кумыс для санаториев. Ел и пил вволю.
У старого казаха, в доме которого Юра жил, стоял в чулане чемодан с деньгами. Юра с его младшим сыном тягали оттуда денежки. Верхние пачки были помечены маленькими карандашными крестиками, и они брали снизу. Потом обман раскрылся, и казах выдрал сына, а Юру не тронул, но отселил его в хлев и запретил входить в дом. Сына тоже отселил. Пацан исхудал и заболел на нервной почве. Отец простил его нескоро.
4 ноября 1987г. Комарово.
Первый день в доме творчества. Приехал к обеду. Напечатал 6 страниц "Шута". В номере напротив - Валера Суров. Пили кофе.
Просторный номер, тишина. Хорошо. Еще бы дали отгулы на работе, но начальник жмется. 12 часов ночи, ложусь спать.
Большой стол, диван, кровать, торшер, холодильник и разные тумбочки. Огромные окна с огромной форточкой - вор с мешком пролезет, не зацепившись шляпой-сомбреро.
15 ноября. Комарово.
Суров познакомил меня с некоторыми писателями: Валерием Прохватиловым, Владимиром Насущенко, поэтессой Аллой Володимировой, поэтом Дмитрием Толстобой.
Дал им почитать свою повесть и рассказы. Одобрили, приняли в свой круг. По вечерам сидим трендим за кофе или чаем в большом номере Сурова. Хорошо.
"Если бы мы не покупали телевизоры, нам бы их стали раздавать бесплатно", - изрек Насущенко. Я с ним согласился.
Прохватилов: "В пишущей машинке не было буквы "д". Тексты получались такие: "Уважаемый товарищ реактор!", "На ваше реакционное заключение..."
Пишу по ночам и потому опаздываю к завтраку. Утром пытаюсь бегать. Идут дождики, у залива ветрено и неспокойно. Пахнет тиной, и влажно хрустят обломки тростника. Ни души. Я родился в ноябре, и люблю ноябрь. К моему дню рождения обычно выпадает снег. Свет в номерах зажигаем часа в два.
Валерий Прохватилов рассказывал про КГГ (Клуб Глеба Горбовского) и пагубное участие в нем А.Ж. Глеб Горбовский, автор блатной песенки "Когда качаются фонарики ночные...", бывший зек и бывший пьяница, организовал клуб писателей-алкоголиков, чтобы уберечь их от наущений дьявола. В клуб мог прийти любой член СП, решивший завязать с выпивкой. И вот заглянул однажды А.Ж., шатающийся по Комарово с похмелья. Посидел, послушал правильные и проникновенные речи, покивал, заскучал и смылся в магазин за железной дорогой. Выпил, настроение поднялось, стал колбаситься под окнами по двору, пел песни, заигрывал с девушками - Горбовский демонстративно прикрыл форточку своего номера, где шло заседание его клуба. Народ уже ерзал и по одному сваливал с заседания, примыкая к А.Ж. В конце концов А.Ж. присел на лекцию писателя Мануйлова о Сергее Есенине, которую тот читал шахтерам, в фойе дома творчества.
- Вот именно, гениальный! - соглашался он с Мануйловым, ставя в воздухе восклицательный знак. А потом запел "Клен ты мой опавший", шахтеры дружно подхватили, подпел и старик Мануйлов. Шахтеры долго не отпускали А.Ж. из своей компании и полюбили его, сокрушаясь при этом, что так поздно познакомились с настоящим писателем.
18 ноября 1987. Комарово.
Закончил "Записки шута"! Получилось 222 страницы. Гора с плеч!
Б. Ельцин - первый секретарь Московского горкома партии - подал в отставку. И сказал на Пленуме, что перестройка ничего не дает простому народу.
В Комарово только об этом и разговоров. Не слышно треска машинок в номерах, все кучкуются и обсуждают новость.
8 декабря 1987 г. Зеленогорск, гараж.
Сразу после своего дня рождения я сделал себе подарок и внес вклад в гражданскую борьбу с партийно-бюрократической машиной: сдал в милицию пьяного секретаря парткома Николая Аркадьевича Кудряшка - толстого бездельника, военного пенсионера с румяным лицом и хорошо подвешаным языком по части общих лозунгов и призывов.
Он пришел вечером в гараж, крепко выпил за счет водителей, которых вызвал в свой кабинет для "пропесочивания" и заснул там. Дело было к десяти вечера. Водители собрались у меня в будке и стали жаловаться, что Аркадьич их "внаглую напрягает". Я взял сторожа и пошел будить секретаря. Он спал, уткнувшись головой в бумаги и посапывая. Просто карикатура. Мы выключили электрообогреватель, проверили окурки и попытались поднять Аркадьича. Глухо. Я позвал на подмогу водителей - они отказались.
- На хрен он нам нужен!
-Димыч, вызови ты начальника или милицию! Он же гнида последняя - от водителей живет и водителей дрючит! - глаза шоферов блестели предвкушением мести. - Он когда в воинской части на Красавице служил, его два раза пьяного в лесу к дереву привязывали - свои же.
- Вызывай! Вызывай! Действуй по указу! Он бы, гнида, нас давно сдал!
Я позвонил в милицию. Сказал, что на территории гаража, в одном из кабинетов, находится пьяный сотрудник, который представляет опасность в ночное время и которого невозможно разбудить. Милиция ехать не хотела, говорила, что раз он в кабинете, то они не имеют права и т.п. Я припугнул их гласностью и спросил фамилию дежурного, с которым разговаривал. "Ладно, приедем..."
Водители радостно взвыли и вывалили толпой к воротам. Наиболее поддатые смылись от греха подальше, слегка вдетые предвкушающе закурили и расположились неподалеку.
Подъехал "уазик", и я попросил сторожа провести милицию в контору. Аркадьичу натерли уши, он вскочил со стула и стал распихивать милицию. Когда его тащили через проходную, на его лице читался искренний испуг. Он уперся, что-то клокотнул, и тут же получил пинка в зад. Я выглянул в уличное окошко - могучего Аркадьича запихивали в заднюю дверцу "уазика". Двое тянули из машины, двое по футбольному лупили по заднице мощными ботинками. Треск стоял, как на разминке футболистов. Наконец стукнула и скрежетнула дверца, взревел мотор.
