Автопортрет - Каралис Дмитрий Николаевич (книга читать онлайн бесплатно без регистрации .txt) 📗
- Да.
- А мама?
- Тоже жена.
Маришка обрадовалась.
Тут я стал пространно рассуждать, что мама была раньше моей женой, а теперь моя жена тетя Оля. Но ее мама остается моей бывшей женой, а это очень важно - у нас с ней хорошие отношения. И все такое прочее...
Маришка слушала внимательно и что она поняла своей восьмилетней головкой с длинными пушистыми волосами на прямой пробор - не знаю. Но настроение у нее и у меня улучшилось.
Потом, ближе к вечеру, когда я возился с детьми на кровати, они стали делить папу.
- А папа был моим папой раньше, чем твоим, - заявляла Маришка. Сначала он был моим, а потом уже твоим. Правда, папочка?
- А вот и нет, - спорил Максим, - когда я родился, тебя и не было. Правда, папа?
- Да? - не сдавалась Маришка. - А моя мама была женой папы раньше, чем тетя Оля. Правда, папочка?
Я сгреб их себе на грудь и спросил сначала Маришку, а потом Максима:
- Как твоя фамилия?
Они назвали.
- А твоей мамы?
- Каралис! - выпалила Маришка.
- А твоей?
- Каралис.
- Вот видите: все мы Каралисы, а вы мои каралисята. Что вам еще надо? Все, хватит на эту тему болтать, болтуны.
И больше мы к этому не возвращались. Сходили сфотографировались втроем. Погуляли. Ездили в Сестрорецк получать мои деньги с депонента. "За мной, дети мои!" - звал я, и они с довольными улыбками догоняли меня и брали за руки.
Маришка растет доброй и ласковой девочкой. Она постоянно тянется обниматься и целоваться, несколько раз тыкалась к Ольге: "Мамочка моя!.."
Первую ночь она не спала и ждала меня до двенадцати - я печатал. Когда пришел в комнату, заулыбалась - маленькая испаночка-цыганочка с распущенными волосами, загорелая после Азовского моря.
Максим, как мне показалось, чуть ли не влюбился в нее. Выпендривался и лез на стенку перед сестрой, но слушался. А Маришка, осознав свое старшинство, командовала иногда. Но бывало и такое: "Папа, посмотри, что Максим делает!"
Она заправляла ему выбившуюся майку в трусы, и Максим покорно стоял, но стоило ей повернуть его к себе передом и взяться за резинку трусов, как тот приседал: "Здесь я сам..."
Маришка закрылась в комнате, а Максим разлетелся к дверям: "Мариша, ты что там делаешь?" Ольга остерегла его: "Мариша переодевается", и он сразу остановился и, закатив глаза, стал кружить перед дверью.
Мы пошли в универмаг покупать подарки на их выбор. Мариша сразу углядела куклу с короной на голове, в голубом платье до пят и с белой прозрачной накидкой - "Метелица". Уговор был такой - любую игрушку для их возраста. Купили куклу.
Максим долго шарил глазами по прилавкам и полкам и выбрал устройство для запуска воздушных пузырей. Еще по дороге домой он израсходовал весь запас мыльного раствора в баночке. Пузыри кончились.
- Ну вот, а папочка деньги тратил, покупал, - укорила его Маришка.
Я дал им деньги на мороженое. Маришка сберегла их и отдала Татьяне. Максим беспечно оставил свои на крыльце: "Я потом заберу..." И, конечно, не забрал.
Я доволен, что они познакомились. Случись это позднее - могло бы быть болезненно.
Ольга сказала по этому поводу: "Господи, да слава Богу! Когда мы все перемрем, они хоть будут знать, что у них есть родная душа. Брат и сестра. Слава Богу..."
Слышите, дети мои? Надеюсь, когда-нибудь вы прочтете мои беспорядочные записки. Дружите и помогайте, чем можете, друг другу. Такой вам от меня родительский наказ!
Я привез Маришку в Ленинград. Татьяна ждала.
- Ну как? Я вся переволновалась. Как Ольга-то? Ничего? Все нормально? Ну, слава Богу! А то, думаю, мало ли что...
Обрадовал Боря Штерн - прислал из Киева свою первую книгу "Чья земля?". Повести и рассказы. Прелестная книжица. Предисловие к ней писал Б. Стругацкий.
Написал Штерну письмо, отправлю с номером "Авроры", в котором интервью семинара.
Молодец, Боря! Он мне понравился в Дубултах, и приятно, что не забывает меня.
Писатель Радий Погодин имеет привычку рвать по пьяному делу деньги. Может изорвать всю наличность и расшвырять ее. Воевал, служил в разведке. Хороший писатель.
22 августа 1987. Гараж.
Сегодня приснилось, что в Югославии у меня вышла книжка, и мы с Ольгой едем туда в международном вагоне. Я везу стопку этих книг с моей фотографией. На фотографии я похож на мать и деда - Александра Бузни. В Югославии нас хорошо принимают. Волнующий сон. Говорят: то не сбудется, что во сне не увидишь. Скорей бы уж сбылось, коль во сне видел.
Сделал пробежку по гаражу - пять кругов. Выпил чаю с булочкой.
30 августа 1987 г. Дача.
Кончается унылое лето. Дожди, северный ветер, неуютно.
Крашу дом внутри - окна, двери, печку. Законопатил окна.
Вчера в гараж приехал на гоночном велосипеде пьяный Толик Мотальский и сказал, что мы с Герасимом Михайловичем говно, потому что не переживаем за негров в Африке, которые мрут, как мухи, от спида, и их негде даже хоронить - все забито покойниками.
Я читал "Науку и жизнь" и прислушивался к разговору Мотальского с Гер. Михом.
Мотальский. Нет, юмор - это прекрасно. Чувство юмора - это такая штука! Да... Если бы не юмор, нам войну не выиграть. Да, конечно. Ну что ты! У-у...
Гер. Мих. А вот знаешь, я в Югославии...
М. Нет, конечно! Юмор - это великая штука. Да...
Гер. Мих. Я говорю, в Югославии, после войны...
М. Ну что ты! Конечно, конечно, без юмора нельзя. Нет, нельзя.
Гер. Мих. Так вот, после войны в Югославии...
М. Да, если бы не юмор, нам конец, войну бы проиграли. Ну, что ты! Великая вещь. Да!
И т.п. в течение получаса.
Гер. Миху так и не удалось рассказать Толику про Югославию. Воспев хвалу юмору, как основному качеству русского народа, Мотальский вновь принялся бранить нас за равнодушие к судьбам африканцам, и я спровадил его домой.
"Дура, ты дура! - кричал из темноты Толик, ведя велосипед за руль. - Ну и хер с вами! Юмора не понимаете... Да..."
11 сентября 1987г. Зеленогорск.
Из телевизора: "Идет не гражданская война, а гражданская борьба".
Дождики крапают, листья желтые летят.
Живу и в Ленинграде, и в Зеленогорске. Если есть дела - еду в Ленинград. Остальное время - здесь. Ольга пошла на курсы кройки и шитья, ей нравится.
Вчера заезжал Андрей Смоляров. Пили кофе, говорили о романном стиле мышления. Андрей говорил, что в романе должна чувствоваться вечность. Я блистал своими теоретическими познаниями, говорил, что рассказ - это событие, повесть - судьба, а роман - это эпоха. Но обязательно должно быть интересно. В том смысле, что в литературе уместны все жанры, кроме скучного.
Он пишет новую повесть на 200 стр.
Я переделываю старую повесть на 200 стр.
Что-то получится?
М. Горбачев уже несколько недель не появляется на людях, его нет в газетах и в телевизоре. Ходят всевозможные слухи: пытались отравить; покушение - пуля прошла рядом с сердцем. Сторож Володька Осипов безапелляционно заявил, что Горбачева накормили тайваньской кишечной палочкой, и теперь он три месяца не сможет слезть с горшка, а за это время его сместят и положат в Боткинские бараки в Ленинграде. Это ему, дескать, ребята из личной охраны по секрету сказали. Против этой палочки даже чага бессильна, добавил Володька.
В темноте под ногами хрустят улитки, их много в этом году - сырое холодное лето.
2 октября 1987г. Гараж.
Жив Горбачев! Никакой кишечной палочки. Вчера вручал Мурманску орден Ленина. Показывали его встречу с портовиками. Осилил он кишечную палочку или выздоровел после покушения? Вот тебе и гласность.
Докеры сидели и стояли на высоких штабелях труб, а генсек, остановившись поодаль в окружении свиты, говорил с ними, задирая голову, о перестройке. Напоминало басню о вороне и лисице. Говорил долго, и Максим, который сидел у меня на коленях, сказал:
- Это как в передаче "Вокруг смеха". Все одно и то же.