Время Лохов (СИ) - Безрук Юрий (хорошие книги бесплатные полностью txt) 📗
- Нет, ни с кем не встречаюсь, - то ли с сожалением, то ли без, но честно ответила Ирина.
Я сразу ушел от темы ее личной жизни, не хотел дальше мусолить, перевел разговор в другое русло:
- Как же ты этих котов-то нашла?
Ирина сразу загорелась и всю оставшуюся до ее дома дорогу рассказывала о кошках из школьного двора: какая запуганная была рыженькая, как она еле-еле начала сперва выманивать ее из-под плит, потом приучать есть вместе со всеми; как впервые заметила ту, что с пятном на ушке, та тоже долго не решалась подойти, стояла в стороне и смотрела…
Наконец мы приблизились к дому Ирины.
- Дальше не провожай меня, пожалуйста, не хочу, чтобы соседи увидели.
- Как скажешь, - не стал я настаивать, но неожиданно выпалил:
- Может, увидимся вечером? Погуляем?
Ирина замешкалась, посмотрела на меня задумчиво, потом сказала:
- Ладно.
- Во сколько будешь свободна?
- Часов в семь, не раньше.
- В семь, так в семь. Я буду ждать тебя здесь, на этом месте.
- Хорошо.
Ирина взяла у меня сумки и, снова согнувшись под тяжестью, побрела в свой двор. Я пошел обратно, но душевный подъем первой встречи как-то поугас. Я теперь даже не мог объяснить себе, что на меня нашло. Раньше даже провожать Ирину с работы (а жили мы по пути) не было желания, а тут вдруг предложил встретиться, погулять.
Сколько я ее знал, Ирине не везло на мужиков, все какие-то безответственные попадались, безалаберные. (“Я будто ответственный”, - мелькнуло у меня.) На моей только памяти из заводских - трое. Первый - револьверщик Углов, смурной увалень с длинными ручищами, которые тот вечно не знал, куда деть. По лету рвал за бойлерной полевые цветы, незаметно (как он считал) совал Ирине в руки, а она говорила в отделе, что собирала сама. Чудной был, немножко не в себе, но ей, как мне казалось, был по нраву: такой же медлительный, тугодум, вечно витал где-то в облаках. Придет Ирина к нему уточнять что-нибудь по доработке, сядут плечом к плечу и сидят минут десять-пятнадцать, не смотря друг другу в глаза, не касаясь рук - кругом народ, неловко, но на язык цеховым все равно попались. Револьверщика этого коллеги затюкали, да и сама Ирина вскоре перестала к нему бегать в перерывах, видно, когда любовь вышла за рамки завода, что-то не сложилось.
Не сладилось у нее и со вторым товарищем. Тот и вовсе был женат, подкатил, наобещал в три короба, а как дело коснулось конкретики - вернулся обратно к жене. В прежней семье у него и сын был, и жена как жена, а с Ириной он приобрел любовь тягомотную и проблемы стариковские в лице ее родителей. Да и жить им было негде. Так рассказывала об этом сама Ирина. Тогда уже я с ней дружил, как дружат в поезде случайные попутчики: без утайки рассказывая друг другу о себе и своих проблемах (я больше слушал).
Третий был помоложе Ирины, переросток, живший вдвоем с полуглухой матерью и тем самым откосивший от армии. Мать родила его поздно - под сорок или чуть больше. Как говорила Ирина, мать с него чуть ли не пылинки сдувала.
Я припомнил того парня: хилый, сутулый, рассеянный, но, как говорится, “себе на уме”. Его станок был крайний справа, чуть ли не на камчатке, скрытый от посторонних глаз высокими стеллажами с инструментом; место, заставленное со всех сторон ящиками с ветошью и металлическими контейнерами со стружкой. Парнишка был под стать этому убежищу: на всех собраниях где-то сзади, в разговорах в курилке слова лишнего не скажет. У него, казалось, не было никаких амбиций, парень как парень, без лишних претензий, без особых эмоций. Я только взгляну на него, тот съежится; выскажу недовольство - потупится; всегда избегал прямого взгляда, прятался за спинами товарищей. На Ирину все такие западали?
Я представил, какая бы это была супружеская пара: он надутый (но без напыщенности) индюк и она, без умолку кудахтающая курица, хотя, скорее не курица, а утка перепончатолапая, тяп-тяп, тяп-тяп… Нет, лучше такие образы в голове не вызывать, не то испортишь себе весь ужин и все свидание.
Я вспомнил, как Ирина кормила кошек, и вообразил себя огромным пушистым котом, в лапах у которого лежит свернувшаяся калачиком дюймовочка.
Возвращаясь домой, думал только об одном: как еще долго до наступления вечера.
16
По дороге домой я заскочил в магазин, купил бутылку шампанского, плитку шоколада и вафельный тортик к чаю. Сколько мы будем гулять? На улице не май месяц. С нашими степными ветрами, особенно лютующими в непогоду, не больно разгуляешься, да и Ирине с ее хрупким здоровьем бродить по стылым улицам - себе вредить. Все это мне только на руку. Дома тепло, светло, уютно. Неужели Ирина не зайдет на пять минут?
Вечером я сам чуть было не замерз - в оговоренное время Ирина не вышла. Мороз крепчал, и в свете желтых придорожных фонарей окружающие строения стали казаться резкими и мрачными. Я топтался на углу соседнего дома, торцом упиравшегося в дом Ирины, похлопывал себя по плечам, согреваясь, и терялся - я ведь ни подъезда ее не знал, ни квартиры; позвонить было неоткуда, ближайший автомат за полквартала отсюда, да и стоило ли звонить: подойдет один из родителей - что я им скажу? Кто таков? Что на ночь надо?
Я и не помнил, когда в последний раз был в такой нелепой ситуации. Хорошо зная Ирину, я, конечно, мог предположить подобное: Ирина вечно опаздывала то на совещания, то с обеда; но вот уже пятнадцать минут ее нет, двадцать. “Тьфу ты!” - плюнул я в конце концов на это безнадежное дело и пошел обратно - не хватало только озябнуть и простыть - больничный никто не выпишет, болеть теперь - только себе в убыток. Однако не прошел я и пятнадцати шагов, как сзади меня громко окликнули: “Дима! Дим!” - Ирина. Увидела, что я обернулся, живо замахала рукой, побежала навстречу. Едва отдышавшись, затараторила:
- Прости, прости! Еле вырвалась, зато наверняка. Сказала, что переночую у подруги. Я частенько у нее ночую. И ей смогла позвонить, что к полуночи приду, ты же проводишь меня, не оставишь одну?
Я рассмеялся в душе: “Вот тетеря! Сейчас часов восемь, начало девятого, с полчаса мы пройдем до моего дома, а проводить ее придется в лучшем случае после одиннадцати…”
- Где твоя подруга живет?
- На Победе.
Уже легче, путь сокращается до пятнадцати минут, выходит, на все про все у нас как минимум два часа. Красота! Было бы это не первое свидание - два часа - манна небесная. Но что еще запоет Ирина, сладится ли что у меня с ней за два часа - одному богу известно. Хорошо, я хоть заранее купил шампанского и конфет, не то пришлось бы идти в магазин и тем самым еще на несколько драгоценных минут укорачивать себе рандеву. Ох и растрепа! Но с другой стороны, она вышла, а это уже о многом говорит.
Ирина радостно подхватила меня под руку, точнее, повисла на моей руке, ибо роста она была небольшого - едва доходила мне до груди - и хрупка тельцем. Я даже, если бы взял ее на руки и понес, тяжести не ощутил. Ирина ни шла ни в какое сравнение с Лидой, которую я в последнее время супружеской жизни и от земли оторвать не пытался, хотя раньше, в первые годы супружества, поднимал, сил хватало. Это обстоятельство только увеличивало притягательность Ирины в моих глазах. Я схватил ее за талию и легко крутанул вокруг себя.
- Ты просто молодец, что сумела вырваться, - я поставил ее на землю, притянул к себе и крепко поцеловал в губы. Ирина растерянно захлопала ресницами, оправила свое драповое пальтецо, огляделась по сторонам.
- Что ты сразу куролесишь, пойдем быстрее, вдруг кто увидит, да и холодно. Пойдем, - потянула она меня за рукав.
Я зашагал с ней нога в ногу, едва поспевая. Несмотря на высокий рост, я не любил быстрой ходьбы, но тут - мадемуазель настаивает!
- Хорошо, что у меня такая подруга: везде прикроет, если надо, приютит, - застрекотала дальше Ирина. - У тебя вот есть такой друг, чтобы ты в любое время дня и ночи мог к нему обратиться за помощью или за кровом?
“Нет”, - подумал я, но ответить Ирина мне не дала, чтобы самой не сбиться с мысли. А мысли ее текли, как нитки, свивающиеся в клубок.
