Живи с молнией - Уилсон Митчел (книги без регистрации полные версии TXT) 📗
Он с облегчением рассмеялся.
– Ведь я это и предлагал с самого начала. Зачем же вы упрямились?
– Потому что я люблю иногда поупрямиться.
– Как у вас в квартире, очень жарко?
– Да нет, не особенно. Тут дует ветерок с реки – правда, он какой-то теплый. Утром я приняла душ, а сейчас иду снова.
– Чудесно! Давайте ваш адрес, Мэри.
Он записал на клочке бумаги ее адрес и повесил трубку. С минуту он сидел неподвижно, все еще не снимая руки с аппарата. Потом резко встал и, направившись к двери, на ходу надел галстук, пиджак и соломенную шляпу, которую купил с единственной целью – ничем не отличаться от людей, с которыми он по утрам поднимался, а по вечерам спускался в лифте. Не оглядываясь, он закрыл за собой дверь лаборатории. Если бы кто-нибудь в коридоре спросил его, почему он уходит так рано, он даже не потрудился бы ответить. Когда он вышел на улицу, ему показалось, что дышать таким раскаленным воздухом просто немыслимо. Только когда такси свернуло с Парк-авеню на 72-ю улицу и стало подъезжать к Риверсайд-Драйв, Эрик почувствовал некоторое облегчение, а в высоком вестибюле старомодного дома на Клермонт-авеню было даже прохладно.
Эрику пришлось позвонить несколько раз, прежде чем Мэри откликнулась, спросив через закрытую дверь, кто там. Потом дверь открылась, и Эрик увидел Мэри в белом купальном халате. Завитки ее волос, видимо, выбившиеся во время купанья из-под резинового чепчика, были совсем мокрые. На лице не было никакой косметики, и от этого она казалась очень молодой.
– Вы что, летели сюда на крыльях? Я только успела стать под душ, – сказала она.
– Поэтому-то я и торопился, – медленно сказал Эрик.
Он закрыл за собой дверь.
В течение нескольких недель Эрик почти не мог работать, потому что, как только он задумывался над какой-нибудь отвлеченной проблемой, перед его глазами вставал образ Мэри. Даже руки его сохраняли память о ней, и все-таки ему все время казалось, что в ней чего-то недостает… быть может, просто потому, что она не была Сабиной. В душе он настолько сроднился с Сабиной, настолько не мог себя отделить от нее, таким своим и родным был каждый ее жест, ее запах, ее кожа, каждое, самое пустячное ее желание, что все хоть немного непохожее на нее вызывало чувство разочарования. Он сознавал это и испытывал глухое раздражение против Сабины за то, что она завладела им целиком.
– Что происходит, Эрик? – спросила его Мэри однажды вечером. – Неужели мы действительно слишком поздно сошлись?
– Что ты хочешь сказать?
– Ты сам знаешь, – ответила она. – Если б это случилось, когда мы только познакомились, все было бы по-другому.
– Что же было бы по-другому? – вызывающе спросил он. – По-моему, все и так хорошо.
– Мне тоже так казалось, но ты чересчур часто называешь меня Сабиной. Несколько лет назад ты бы так не ошибался. Вот что я хочу сказать.
В первый раз за много лет Эрик почувствовал, что краснеет, и это было мучительно. Он порывисто отошел от нее – Мэри задела его больное место.
– Послушай, Мэри, сегодня слишком жарко, чтобы ссориться, – сказал он резко. – Я тебя люблю. И оставим это.
– А если я не хочу? Знаешь, Эрик, ты сейчас почему-то очень взвинчен. А мне хотелось бы поговорить с тобой по душам…
– Не хочу я никаких разговоров по душам, Мэри. И прошу тебя, оставь это.
– Но по твоему тону я чувствую, что нам необходимо разобраться в наших отношениях.
– Ну, так делай это без меня.
Мэри побледнела и некоторое время молчала, не сводя с него пытливого взгляда.
– Ладно, Эрик. Если так, то тебе лучше уйти.
– Уйти? – Он гневно взглянул на нее. – Ради бога, Мэри, прекрати этот разговор. Что бы ты ни говорила, я все равно не уйду и не пущусь ни в какие извинения и оправдания. Ты права, я действительно взвинчен. Сам не знаю, что со мной делается этим летом. Будто я разваливаюсь на части. Но я докажу тебе, что я тебя люблю. Хочешь, я женюсь на тебе?
На ее глазах вдруг выступили злые слезы.
– Как это мило с вашей стороны! Идите вы к черту, доктор Горин!
– Ну, не выходи за меня замуж, черт возьми. – Он повернулся к ней. – Нет ли у тебя виски?
– И без того слишком жарко.
– Мы будем пить его со льдом. Слушай, Мэри, – сказал он; – не обманывай себя. Этим летом, в этот месяц, на этой неделе, сегодня ночью – ты не захочешь меня прогнать, и я не уйду.
– Если ты думаешь, что останешься, ты просто сумасшедший, – сказала она, наливая виски.
– Ты тоже сумасшедшая, если думаешь, что я уйду.
Он пошел на кухню за льдом. Оба понимали, что если она действительно тверда в своем решении, то должна продолжать этот разговор. Но она ничего больше не сказала, а он не хотел ускорять события. Спустя некоторое время Эрик почувствовал, что может поцеловать ее, и хоть она и приняла его поцелуй очень холодно, но все же не оттолкнула. «Все уладится, – говорил он себе, – но на кой черт мне это нужно!»
Связь их продолжалась, однако прежнее чувство уже исчезло. Эрик значительно подвинулся в работе, но и работа его больше не радовала. Мэри тоже много времени уделяла своим исследованиям; она увлекалась проблемой атомной энергии, но Эрик совершенно не разделял ее энтузиазма. Каждый раз, приезжая на конец недели к Сабине и Джоди, он особенно остро сознавал всю ненужность и пустоту своих отношений с Мэри.
Как только в пятницу вечером он садился в поезд, ему казалось, что он медленно приходит в себя после навязчивого эротического сна. Выходя из вагона, он начинал терзаться угрызениями совести, словно вся эта толпа нагруженных подарками и покупками отцов и мужей, от которых веяло добропорядочной семейственностью, была для него живым укором.
Он пытался представить себя таким, каким мог показаться со стороны: женатым мужчиной, ищущим у чужих женщин то, чего он не находил в собственной жене; но его отличало от других одно очень важное обстоятельство. Большинство мужчин искало новизны ощущений. Он же искал в женщине дружеского ободрения, которое заменило бы ему Сабинино «да». И ему хотелось, чтобы это «да» было сказано не между прочим, не для того, чтобы уступить ему и не ссориться. Это ему мог дать кто угодно. Ему нужно было почувствовать, что она искренне, от всей души разделяет его взгляды. Сейчас он не принял бы от нее ничего, кроме самого глубокого и полного согласия с его решением.
Сабина это понимала, но ничего не могла с собой поделать. И все это грустное лето они старались как можно больше времени проводить в обществе знакомых и соседей, инстинктивно стремясь уйти друг от друга и от самих себя.
Так прошла половина лета. Они ни разу не поссорились в открытую, оба старались избегать всяких ссор. Но Эрик дошел до такого состояния, когда он уже не мог спокойно относиться ни к каким замечаниям по поводу своей работы. Его работа, казалось, слилась воедино с тем, что лежало у него на совести, и при малейшем намеке на неодобрение со стороны Сабины им овладевала слепая ярость, которой он не смел дать волю. Еженедельные поездки на дачу стали для него пыткой, так как ему приходилось напрягать всю свою волю, чтобы сохранить самообладание.
