Дорога стального цвета - Столповский Петр Митрофанович (лучшие бесплатные книги .TXT) 📗
«Теперь все! — с радостью думал он, когда колеса сбивчиво заговорили на стыках. — Теперь я почти у дядьки».
Зуб сидел на крыше вагона. Ветер упруго бил в спину. Глядя на ночные огни, можно было представить себе контуры просторно раскинувшегося Новосибирска.. Они весело подмигивали «зайцу». Ни сырой холод, ни даже опухшие ноги не могли испортить ему настроение.
В вагон пробраться не удалось. Сколько ни пробовал дверей, все заперты. Но он знал, что стоит отъехать подальше от большого города, и проводницам надоест возиться с ключами на каждой станции.
Так оно и было. Когда, спустя примерно час, продрогший Зуб спустился по торцевой лестнице на подножку, дверь подалась. Никто не остановил его в тамбуре. Вагон оказался не переполненным, как обычно, — почти все верхние полки свободны, выбирай любую. Прям полоса везения началась... Зуб решил ехать культурно. Вернее сказать, он решил дать отдых ногам. Снял ботинки, поставил их под нижнюю полку, чтобы никому не мешали, и залез наверх. Вскоре он заснул спокойно, беззаботно, как человек, у которого в жизни все ладится.
Спал он настолько крепко, что ревизору — высокому, хорошо сбитому человеку средних лет — стоило трудов растормошить его. Зуб встрепенулся, распахнул глаза и на вопрос, есть ли у него билет, ответил спросонья:
— Есть.
— Давай, — протянул руку контролер.
Зуб повернулся на спину, порылся в кармане брюк и подал. На билете, однажды уже продырявленном, значились два предательски четких слова: «Челябинск — Татарск». Ревизор прочел это без всякого удивления и спокойно сказал:
— Слазь.
— Мне и тут хорошо.
Должно быть, во сне он обзавелся такой наглостью. А может, у него не прошло давешнее настроение. Только ревизор и тут не удивился.
— У нас будет лучше, — сказал он с усмешкой. — Слазь.
Зашнуровав на скорую руку ботинки, Зуб взял под мышку телогрейку и пошел, куда ему велели. Давать тягу тут бесполезно — не успеет и двух дверей открыть, как его сцапают. Тем более, что он шел и от боли в ступнях чуть не кривился.
Ревизор привел Зуба в служебное помещение. Сел за столик, записал в какую-то книжку его фамилию, имя и отчество.
— Штраф полагается, — спокойно объявил он. — Билет я тебе сам выпишу. Есть деньги?
— Нет.
Ревизор и бровью не повел. Он повернулся к проводнице, которая стояла в дверях:
— Кладовка у вас запирается?
— Запирается.
— Пусть до Новокузнецка посидит. Я его в линейную милицию сдам.
— Четыре рубля есть, — хмуро сказал Зуб, которому меньше всего хотелось угодить в милицию.
— Честный парень, — усмехнулся ревизор, принимая деньги. — Сам признался. Куда едешь?
— В Абакан.
— А чего не ближе? Тебе разве не все равно? Зуб смолчал.
Ревизор достал бланки квитанций и начал писать. Потом ловко оторвал корешок, подал «зайцу».
— Это штраф, — бросил коротко. Написал и протянул вторую квитанцию:
— А вот тебе билет до Новокузнецка. Как говорится, извини за беспокойство.
Он встал, кивнул на прощанье проводнице и вышел — высокий, крепкий и невозмутимый, унося в своей ревизорской сумке последние Зубовы рубли.
56
Теперь он снова законный пассажир. Но от этого не было ему никакой радости. Сидя у окна, Зуб угрюмо смотрел на пологие поросшие тайгой сопки и ругал себя на чем свет стоит. В его положении и топливный отсек — роскошь, так нет же, развалился на полке как барин.
Тайга то вплотную подступала к поезду, то уходила в сторону, уступая пространство полям. Из тайги вдруг выбегала каменистая речка, шла некоторое время вдоль железнодорожного полотна, потом, словно бы наглядевшись на поезд, снова сворачивала, в дремучие дебри.
Здесь все было готово к зиме. Лиственные перелески и кусты оголились, трава пожухла. Небо затянули отяжелевшие тучи, готовые рассыпаться над тайгой первым снегом.
Поезд останавливался часто. На станциях пассажиры метались как оглашенные в поисках чего-нибудь вкусного. Но на этой дороге ресторанов им не порасставили. Поэтому пассажиры покупали огромные кульки кедровых орехов и грызли их без устали.
Проплывали деревянные полустанки, мелькали извозившиеся в осенней грязи деревеньки. Рубленые из толстенных бревен избы были крыты обомшелым, почерневшим от времени и дождей тесом. Зуб никогда не видел таких крыш. Ему подумалось, что это и есть самая важная примета сибирской земли. Каменный дом тут редкость, все из дерева. Рядом с избами стояли интересной постройки сараи — двухэтажные, с крутой односкатной крышей, тоже деревянной. Внизу, видимо, скотину держат, а наверху, под крышей — сеновал либо ненужный скарб хранят.
Все это могло быть куда интереснее, не лишись Зуб последних денег. В кармане осталось двадцать копеек медяками. Теперь их никак нельзя тратить. Ведь от Абакана надо еще ехать автобусом. «Зайцем» там не проскочишь, на крышу не заберешься. К тому же, неизвестно, сколько за проезд стребуют — может, полтинник, а то и весь рубль. Дядька такую деталь не описывал.
Тайга вдруг раздалась, а потом вовсе отстала от поезда. Начинался город — закопченный, угольный. Он и в самом деле был шахтерский и назывался Ленинск-Кузнецкий. Не успел поезд отойти от него, как объявили, что сейчас будет другой город — Белово. Потом Гурьевск, потом Киселевск. Такое впечатление, что это один город—громадный, разбросанный в полном беспорядке. Земля в иных местах казалась сплошь усеянной угольной пылью. Зуб уже не единожды слышал от пассажиров слово «Кузбасс». Вот он, выходит, какой — Кузнецкий угольный бассейн, о котором Зуб знал лишь по учебнику географии.
Начинало вечереть, когда объявили, что скоро Новокузнецк.
— Твоя, готовься, — строго сказала проходившая по вагону проводница.
В вечернем небе клубились дымы. Много дымов. Они застилали дальние оголенные сопки. Можно подумать, что главная забота этого большого города — коптить небо. А может, Зубу это только казалось, поскольку он смотрел на приближающийся город чересчур хмуро.
Не дожидаясь остановки, он вышел в тамбур. Там стояло человек пять, безбожно смоля папиросы. Подозрительно оглядев их, Зуб потянул дверь топки. Гармошка сложилась. Он зашел туда и закрыл за собой дверь. Никто не сказал ему ни слова.
Не успел еще примоститься, как дверь отворилась. Проводница.
— Ты здесь! А ну, марш!
В тамбуре над ним посмеивались:
— Во тетка какая! И не спрячешься от нее.
Посмеивались вроде добродушно, но Зубу хотелось так ответить, чтобы у этих курильщиков папиросы изо рта повываливались.
Проводница взяла веник и, уходя в вагон, сказала:
— Его уже раз оштрафовали, а он — пожалуйста! — И Зубу: — Чтоб больше тебя не видела, а то бригадира вызову. Не хватало мне еще.,.
Она ушла в вагон. Один из курильщиков посоветовал:
— Дуй в вагон-ресторан и сиди, пока не закроется. Там не проверяют билеты.
Зуб пошел по вагонам. Но до ресторана добраться не успел — поезд остановился. В одном из тамбуров, забитом выходящими пассажирами, его остановила пожилая проводница:
— Ты чего гуляешь? Где билет? Ну-ка, выходи! Давай, давай, приехали.
Чего это он такой приметный стал, что не к кому-нибудь, а именно к нему цепляются?
Он очутился на перроне. Тут его разобрала злость: было так хорошо, и вдруг все испортилось. Нет, так не пойдет. Все равно уедет на этом поезде, никто не остановит! Будет брыкаться, кусаться, но оседлает поезд. Ждать ему больше нельзя ни часу, потому что желудок снова начинает бастовать, потому что все сильнее болят ноги, а бесконечные приключения настолько измучили, истрепали нервы, что он готов теперь оседлать не то что поезд, а кого угодно, хоть самого ревизора, лишь бы поскорее кончилась эта проклятая дорога, лишь бы скорее добраться туда, где можно отдохнуть, где ему разрешат не бояться каждого встречного, разрешат работать и спокойно спать по ночам, лишь бы скорее туда, где живет недосягаемый дядька Василий Павлович, который, наверняка, поймет его и пожалеет...
