Я думал: это давно забыто - Галлай Марк Лазаревич (читать книги без сокращений .txt) 📗

Марк Галлай

Я думал: это давно забыто

Почти обо всем увиденном, пережитом и в какой-то мере понятом в моей долгой жизни лётчика-испытателя, военного лётчика, инженера-исследователя, литератора я рассказал в своих книгах.

Но в записных книжках, да и просто в памяти остались какие-то отдельные эпизоды, в своё время не опубликованные, иногда из-за так называемых цензурных ограничений, иногда потому, что лишние отступления мешали бы ходу основного повествования, а порой просто по своей малости — не лезть же к читателю со всякой ерундой (прочитав эти заметки, вы убедитесь, что и ерунды в них хватает). Словом, познавательная и литературная ценность каждого из нижеследующих маленьких рассказов, взятых в отдельности, конечно, невелика. Но, собранные воедино, они — не скажу, что дают полную картину оставшегося у нас за плечами времени, — лишь какие-то дополнительные штрихи. Хотя бы потому, что в них ничего не выдумано.

Читать нижеследующий текст можно в любой последовательности, так как сквозного сюжета в нем нет.

И вообще: это не бифштекс. Это — гарнир.

Кто сказал: первый — Гагарин?

Этот вопрос в звёздные годы нашей космонавтики волновал многих. В самом деле: как, по каким причинам, почему из состава группы, получившей в дальнейшем наименование «авангардной гагаринской шестёрки», был выбран тот, кто полетел в космос первым?

Начну с того, что, строго говоря, выбирали не из шести, а без малого из двух тысяч человек — именно столько молодых лётчиков, преимущественно истребителей, прошли первоначальные собеседования с авиационными врачами, которым был поручен отбор кандидатов в космонавты. Кто-то не прошёл с первого раза, кто-то не выразил желания бросать лётное дело, кто-то отсеялся по строгому (на мой взгляд, чрезмерно строгому) медицинскому отбору. Уходили люди и позднее, увидев, сколь расплывчаты перспективы полёта в космос, — никого не удерживали, возвращали в строй без каких-либо потерь в должности и звании. В конце концов сформировался отряд космонавтов из двадцати человек.

Выбор шестёрки для полётов на шести космических кораблях типа «Восток» был фактически предопределён тем, что, исходя из размеров кабины и грузоподъёмности корабля, космонавт должен был быть не более чем 167 сантиметров ростом и 65 килограммов весом. Иначе, я убеждён, серьёзным претендентом на то, чтобы попасть в «шестёрку», а может быть, и лететь первым, был бы Владимир Комаров.

Но когда и как все-таки определили первого? Ответов на этот вопрос молва преподносила немало. От более или менее правдоподобных («Он с первого взгляда понравился Королеву») до совершенно фантастических («Накануне старта положили спать трех кандидатов в космонавты, и у кого наутро оказался самый ровный пульс, тот и полетел»).

Конечно, участники подготовки первых космонавтов, присматриваясь к ним, не могли, хотя бы для себя, не заниматься их «ранжированием». Обменивались суждениями на сей счёт. Мне, например, очень импонировал своей интеллигентностью Титов. Но все это было на уровне приватных разговоров. Официального мнения до поры до времени сформулировано не было.

Передо мной лежит «Акт о результатах экзаменов, проведённых со слушателями-космонавтами Центра подготовки космонавтов ВВС», датированный 18 января 1961 года и утверждённый Главнокомандующим Военно-воздушными силами страны Главным маршалом авиации К.А. Вершининым неделю спустя.

Принимавшая экзамены комиссия состояла из десяти человек. Возглавлял её генерал Н. Каманин — один из первых семи Героев Советского Союза, спасших экипаж затонувшего во льдах Арктики парохода «Челюскин», а в дни, о которых идёт речь, возглавлявший в ВВС службу подготовки космонавтов. Были в составе комиссии конструкторы космической техники К. Феоктистов (сам будущий космонавт) и С. Алексеев, авиационные врачи Е. Карпов (начальник и организатор Центра), А. Бабийчук, В. Яздовский, учёный-биолог академик Н. Сисакян, конечно, политработник (как же без него!) В. Клоков. Входил в состав комиссии и я, правда, чувствуя себя при этом и экзаменатором, и экзаменуемым — первым и едва ли не самым важным пунктом программы экзаменов стояла проверка отработанности слушателями практических навыков управления космическим кораблём на действующем макете-тренажёре. А проверял эти занятия не кто иной, как я, по составленной мною же программе, что, конечно, было большим нахальством — учить других тому, чего не испробовал сам. Единственным оправданием служило то, что личного опыта управления космическим кораблём не имел тогда на земном шаре никто. Как говорится, за неимением масла мажем маргарином.

Тем не менее экзамены прошли гладко. Наши слушатели уверенно действовали в макете как в нормальном полёте, так и при возникновении возможных отказов техники, хорошо отвечали на вопросы об устройстве корабля, динамике космического полёта, основах авиационной и космической (тогда едва зарождавшейся) медицины. Всем были выставлены оценки «отлично»…

Но был в акте ещё один пункт, который процитирую полностью: «Комиссией ориентировочно рекомендуется следующая очерёдность экзаменовавшихся слушателей к первому космическому полёту: 1. Ст. лейтенант Гагарин Ю.А. 2. Ст. лейтенант Титов Г.С. 3. Ст. лейтенант Нелюбов Г.Г. 4. Капитан Николаев А.Г. 5. Капитан Быковский В.Ф. 6. Капитан Попович П.Р.».

Насколько мне известно, это был первый официальный документ, в котором была рекомендована именно такая последовательность полётов «авангардной шестёрки». Конечно, окончательное решение принимала Правительственная комиссия по запуску корабля, да и то не без «консультации» с ЦК партии.

На практике эта предварительная ориентировка была в основном выдержана, хотя и претерпела некоторые изменения. Гагарин и Титов, как известно, остались на своих местах. Попович и Быковский поменялись местами. А Нелюбов, нарушивший служебную дисциплину, понёс за это жестокое (по моему убеждению, чрезмерное) наказание — был из отряда космонавтов отчислен, а вскоре трагически погиб, попав под поезд.

С точки зрения требований чисто профессиональных, для первого полёта, в сущности, годился любой из «шестёрки» — функции космонавта в автоматическом одновитковом полёте вокруг Земли были заведомо проще функций лётчика реактивного истребителя, с которыми они ещё недавно успешно справлялись. Мужество, бесспорно необходимое для того, чтобы сесть в кабину корабля и отправиться впервые в истории человечества в никем не обжитое космическое пространство, было, по моим и не только моим наблюдениям, присуще в полной мере каждому из них. Так что сам полет окончился бы 12 апреля 1961 года столь же благополучно, кого из этих ребят в него ни послать.

И все же вскоре я убедился, что выбор именно Гагарина был, что называется, «в десятку». Я имею в виду даже не полет как таковой, а последующую послеполётную деятельность и поведение Гагарина, не сломавшегося, даже не прогнувшегося под тяжестью свалившейся на него — вчерашнего старшего лейтенанта из провинциального авиагарнизона — всемирной славы. Он привлекал сердца людей своей доброжелательной улыбчивостью, скромностью, контактностью, всем своим очень «народным» обликом, даже склонностью иногда немного поиграть в этакого простачка (хотя в действительности был никакой не простачок, а от природы умный мужик, впитывающий в себя все, как губка). Если говорить о пропагандистском эффекте первого полёта человека в космос, то личность Гагарина способствовала этому, как никакая другая. Именно такого космического первопроходца нужно было предъявить человечеству.

Но первую официальную на сей счёт рекомендацию выдала в морозный январский день 1961 года наша комиссия. Впрочем, я, как, видимо, и большинство её членов, тогда так далеко не заглядывал. Зациклившись на чисто профессиональной подготовке будущих космонавтов, мы о том, чему космический полет положит начало, не задумывались. Провидцами себя не проявили.

Но так или иначе, первую официальную рекомендацию, как говорится, с подписями и печатями: «Гагарин — первый», выдала наша экзаменационная комиссия. Почти никого из её членов сегодня в живых нет…