Могикане Парижа - Дюма Александр (мир бесплатных книг .TXT) 📗
Доктор обещал каждый вечер заезжать к нему и сообщать о здоровье Рождественской Розы. Он сдержал свое слово и явился в тот же вечер. Известие, которое он мог сообщить, было нерадостное: малютка была поражена очень опасной болезнью, – это привело в отчаяние принцессу. На другой день утром она отправилась туда в карете вместе с отцом, да так рано, что в девять часов они были уже у тряпичницы. Доктор побывал здесь уже часом раньше. Больная лежала в совершенном беспамятстве, и вы не удивитесь, если узнаете, что у нее лихорадка осложнялась поражением мозга. Девочка впадала в бред и никого не узнавала: ни старухи, пригревшей ее, ни Баболена, который плакал, сидя у ее ног, ни вороны, сидевшей все время у изголовья и как будто понимавшей, что ее маленькая покровительница больна, ни собак, которые не лаяли и вели себя гораздо пристойнее, чем накануне, во время появления маршала и его дочери. Зрелище было одно из самых печальных, и волшебница должна была отвернуться, чтобы утереть слезу.
Впрочем, сама болезнь Розы не пугала доктора: он обещал спасти ее, если только она будет принимать прописываемые им лекарства. Она, однако, отказывалась от них, отталкивая ложку своей исхудалой, строптивой ручонкой. Сколько ей ни говорили: «Выпей, милая, это поможет тебе!» – все было совершенно напрасно: она не понимала слов. То вдруг она вскакивала с постели и кричала:
«О, добрая г-жа Жерар! О, милая г-жа Жерар, не убивайте меня! Ко мне, Брезиль, ко мне!» И вновь падала обессиленная на подушки.
Доктор утверждал, что эти видения были плодом лихорадочного состояния, но у нее при этом был такой ужасающий вид, что, казалось, она видит призраки на самом деле.
Лекарство, предписанное доктором, должно было ослабить лихорадку и тем самым прекратить странные кошмары. Поэтому они употребляли всевозможные средства, чтобы заставить ее принять его: сам доктор, Броканта, сиделка, Баболен, даже комиссионер, который приходил к ним и которого она очень любила. Старуха хотела заставить ее силой выпить лекарство, но сухим ручонкам девочки сообщалась вдруг неимоверная сила.
Время шло, а больная отказывалась от лекарства.
Что было делать: все пробовали, а результат был один и тот же.
Настала, видно, очередь принцессы подойти к изголовью, взять в руки головку больной и поцеловать ее… Я все ошибаюсь, – следует называть ее волшебницей. И, действительно, она должна была обладать сверхъестественной силой, чтобы заставить девочку открыть глаза, остававшиеся закрытыми все утро. Да, она открыла их и радостно воскликнула:
– О, я вас узнала: вы волшебница Карита!
Слезы выступили на глазах всех присутствующих. Это были слезы радости, вызванные сознанием, что рассудок еще не окончательно покинул ребенка: девочка произнесла первое сознательное слово со вчерашнего утра.
Все было бросились к Розе, но доктор остановил это движение жестом руки, боясь, чтобы человеческий голос не потушил этой искры сознания, пробужденной божественной силой.
– Да, милая девочка, да, – сказала очень тихо и медленно принцесса. – Это я.
– Карита, Карита, – повторяла малютка, и имя это звучало на ее устах, как божественный гимн, как чудесная песня.
– Очень ты меня любишь, Роза? – спросила принцесса.
– О, да, волшебница, – ответил ребенок.
– В таком случае, ты будешь меня слушаться?
– Во всем!
– Ну, так вот выпей это, – и принцесса поднесла к ее губам ложку с лекарством, которое успел передать ей доктор.
Маленькая больная без возражений открыла рот и выпила целительное средство до последней капли.
– Если она так хорошо будет пить это лекарство в продолжение двадцати четырех часов, она спасена, – сказал доктор. – К несчастью, я не уверен, что она не будет отталкивать другую руку, сударыня.
– Но я и хотела бы, – возразила добрая волшебница, – ухаживать за нею сама до тех пор, пока она не будет вне всякой опасности, если отец ничего против этого не имеет.
– Дочь моя, – вмешался генерал, – есть вещи, на которые даже у отца не просят позволения.
– Благодарю, дорогой отец! – воскликнула волшебница, целуя отца.
– Вы – ангел доброты, мадемуазель, – не утерпел заметить доктор.
– Я – дочь моего отца, – гордо ответила принцесса.
Все, включая приемную мать, сиделку и принцессу, по знаку доктора удалились. Генерал взял с собой Баболена, чтобы прислать с ним вещи, необходимые для принцессы на ночь.
Карита провела в этой скверной каморке четыре дня и четыре ночи, имея отдых только между приемами лекарства. Но это еще ничего в сравнении с тем, что Карита удалила совершенно от постели больной сиделку, один вид которой отталкивал Розу. Кроме того, она сама привязывала горчичники, накладывала компрессы, умывала ее, причесывала и усыпляла ее песнями и поцелуями.
Через четыре дня лихорадка значительно ослабела, и доктор объявил, что опасности больше нет, вместе с тем он уговаривал принцессу вернуться домой, высказав опасение за ее собственное здоровье. Услыхав это, Роза вскрикнула:
– О, Карита, вернись к отцу! Если ты заболеешь, спасая от смерти меня, я умру от горя.
Принцесса удалилась, расцеловав ее и оставив около ее постельки целый короб белья и ярких, разноцветных материй, которые девочка так любила. С этой минуты девочке становилось все лучше и лучше.
Всякому, кто сомневается в правдивости рассказанного, стоит только обратиться за подтверждением на Кишечную улицу, № 11.
Сказка была окончена.
Пчелка рассчитывала встретить взгляд художника, но он поставил преградой между собой и рассказчицей лист серой бумаги.
Девочка повернулась к сестре, но Регина, чтобы скрыть свое смущение, взяла широкий лист банана и держала его около лица, низко опустив голову.
Удивленная произведенным ею эффектом и не подозревая, что выдала целомудренную тайну своих слушателей, старавшихся спрятать свои лица, Пчелка спросила:
– Ну, что же?.. Я кончила свою сказку, а ваш портрет, господин художник, кончен?
– Да, вот он, – отвечал молодой человек, подавая ей лист серой бумаги.
Она бросилась к картине и, окинув ее беглым взглядом, восторженно вскрикнула, узнав свой портрет. Потом побежала к Регине.
– О, посмотри, сестра, что за чудный рисунок, – сказала она.
Действительно, этот рисунок, выполненный тремя цветными карандашами, был верхом совершенства. В глубине бульвара Фонтенбло, на первом плане, посреди вертевшихся возле собачонок, с вороной на обнаженном плече, сидела исхудалая, бледная, с растрепанными волосами Роза, или, скорее, малютка-девочка, имевшая с ней сходство. Страдание и болезнь имеют особое свойство придавать разным лицам почти одинаковое выражение. Перед девочкой стояла Регина в амазонке, в той позе, в какой Петрюс увидел ее в первый раз. На втором плане – маршал Ламот Гудан, верхом, держал чистокровную гнедую лошадь Регины. Наконец, на одном плане с Региной из-за вяза украдкой выглядывала с любопытством и страхом, поднявшись на цыпочки, Пчелка. Регина долго любовалась им, и взгляд ее выражал глубокое удивление.
В самом деле, кто был этот молодой человек, так сразу угадавший и выражение лица больной, и костюм, в котором была в тот день она, Регина? Она старалась догадаться и не дошла до истины.
– Помнишь, Пчелка, – наконец заговорила она, – ты как-то просила меня показать тебе произведение одного из знаменитых художников? Так вот, смотри, это одно из замечательных творений.
Художник покраснел от гордости и восторга.
Первый сеанс был великолепен, и художник, договорившись о времени последующих, вышел из отеля маршала, опьяненный красотой принцессы Кариты.
III. Семейный обзор
Второй сеанс ничем не отличался от первого. Он еще больше был оживлен болтовней ребенка, и так же, как и в первый раз, Петрюс вышел очарованный из отеля Ламот Гудана.
Так прошло две недели. Сеансы, по желанию Регины, повторялись через каждые два дня. Художник, молодая девушка и ребенок проводили вместе такие очаровательные часы, что Петрюсу хотелось, чтобы им и конца не было.
