Могикане Парижа - Дюма Александр (мир бесплатных книг .TXT) 📗
– Вы совершенно правы, – ответила Регина, слушавшая внимательно эту теорию. – И если для того, чтобы сделать хороший портрет, вам достаточно видеть мое лицо с присущим оживлением, не поленитесь протянуть руку и позвонить.
Петрюс позвонил. Вошел лакей.
– Позовите Пчелку, – сказала Регина.
Через пять минут ребенок лет десяти или одиннадцати вошел или, скорее, впорхнул в дверь и опустился у ног Регины.
Петрюс, легко воспламенявшийся, как и все художники, не мог воздержаться от возгласа:
– О! Какое прелестное дитя!
Девочка, носившая характерное прозвище Пчелки, была действительно прелестным ребенком. Прозрачное матовое лицо, напоминавшее лепесток розы, чудесные блестящие белокурые волосы, локонами обрамлявшие его, и гибкая талия в самом деле придавали ей сходство с пчелкой.
– Ты звала меня, сестра? – спросила она.
– Да, но где же ты была? – отвечала Регина.
– В фехтовальном зале: мы с папой упражнялись в фехтовании. Папа уверяет меня, что если ты выросла такая большая и красивая, то только благодаря этим упражнениям; а так как я хочу быть такой же большой и хорошенькой, как ты, то я и стала надоедать ему, чтобы он научил меня фехтованию.
– Да! Но и он хорош после этого. Посмотри, ты вся в поту, задыхаешься… Я очень рассержусь, Пчелка! Как вам нравится, большая уже девочка, одиннадцать лет, а занимается фехтованием, как какой-нибудь школьник из Саламанки или гейдельбергский студент.
– Да еще, как только придет весна, я буду учиться ездить верхом.
– Это другое дело!
– Папа сказал, что в этом году он купит тебе другую лошадь, а твоего Эмира отдаст мне.
– О! Неужели? Но если только папа это сделает, я в глаза назову его безумцем. Представьте себе, г-н Петрюс, Эмир – такая лошадь, что на нее никто сесть не может.
– Да, никто, кроме тебя, Регина. Только ты заставляешь его скакать через рвы в шесть футов шириной и через барьеры в три фута.
– Потому что он меня знает и слушается.
– Я в свою очередь тоже познакомлюсь с ним, а если он не станет слушаться, я скажу ему: «Я сестра Регины и дочь маршала Ламот Гудана», и кончится тем, что он покорится…
– Эмир, – вмешался Петрюс, желая воспользоваться оживлением Регины, чтобы дописать ее голову, – это гнедая лошадь, смесь арабской с английской?
– Да, – ответила Регина, улыбаясь, – она происходит из той страны, где каждая собака, каждая лошадь имеет свою родословную.
– Это тот господин, – спросила вполголоса Пчелка, – который пишет твой портрет?
– Да, – ответила Регина так же тихо.
– А мой он не нарисует?
– Мне бы это было очень приятно, – ответил ей Петрюс, улыбаясь. – В особенности в той позе, в которой вы находитесь теперь.
Девочка полулежала, опершись локтями на колени сестры. Ее прелестная головка покоилась на руках, а Регина, шутя, проводила по ее лицу и волосам цветком резеды.
– Слышишь, сестра, – сказала Пчелка, – этот господин охотно сделает и мой портрет.
– О, он, конечно, поставит какое-нибудь условие, – сказала Регина.
– Какое же? – спросила Пчелка.
– Вы должны быть умницей и слушаться сестру.
– Вот что! Я знаю наизусть заповедь, в которой говорится: «Чти отца твоего и матерь твою», но в ней нет: «Чти сестру твою». Я очень люблю Регину, люблю всем сердцем, но слушаться ее не хочу. Я буду слушаться только отца.
– Еще бы, он делает все по-твоему.
– А без этого я и не была бы так послушна, – смеясь, перебила сестру Пчелка.
– Перестань, Пчелка, – сказала Регина. – Ты хочешь казаться хуже, чем есть на самом деле. Сиди смирно около меня и расскажи нам что-нибудь… Вообразите, господин художник, когда мне делается скучно, а это случается довольно часто, девочка рассказывает мне целые истории, или вычитанные ею, или плод ее собственной головки… Ну, Пчелка, рассказывай!
– Хорошо, сестрица, я расскажу тебе одну историю, – сказала девочка, лукаво взглянув на молодого человека.
Художник слушал. Работа его, между тем, подвигалась, и голова Регины в этой простой позе, с обычным выражением, выходила прелестной.
Девочка начала.
II. Фея Карита
Жила-была очень давно одна принцесса, одаренная необыкновенными добродетелями и несравненной красотой. Родилась она в Багдаде во времена господства халифа Гаруна аль-Рашида. Отец ее, один из самых знаменитых воевод армии халифа, видя, что дочь его растет, а войны повторяются реже, подал халифу просьбу об отставке, чтобы посвятить все свое время воспитанию своей дочери Зюлеймы.
Зюлейма – это слово персидское и означает «царица». Не желая отвечать отказом на просьбу воеводы, халиф принял ее, и, несмотря на печаль, которую испытывал, расставаясь с самым храбрым из своих воинов, он покорился необходимости и предложил ему в воспитатели Регины… прости, сестрица, я хотела сказать Зюлеймы, – и предложил в воспитатели Зюлеймы того самого учителя, который занимался воспитанием его собственной дочери.
Воевода оставил двор, где он пребывал до того времени, и переехал в предместье города, в принадлежавший ему дворец, который был окружен, как и улица Плюме, цветочными садами.
В точно такой же цветник, как вот этот, приходили учителя танцев, рисования, пения, ботаники, астрономии, даже физиологии. Генерал хотел, чтобы ум принцессы был полон всеми знаниями, известными в то время. Можно сказать без лести, что она отлично воспользовалась уроками своих преподавателей: в восемнадцать лет ее достоинства и таланты равнялись ее красоте…
– Пчелка, – перебила ее сестра, – твоя сказка на этот раз вовсе не интересна, расскажи нам другую…
– Возможно, что она не занимательная, но преимущество ее заключается в том, что она не вымысел, а правдивость есть достоинство всякого рассказа, не правда ли, господин художник? – продолжала маленькая девочка, обращаясь уже к живописцу.
– Я вполне разделяю ваше мнение, – отвечал художник, догадываясь, что в этом рассказе есть намек на жизнь Регины. – И буду покорнейше просить вашу сестрицу позволить вам продолжать.
Щеки Регины сделались так же красны, как цветок камелии, роскошно распустившийся над ее головой.
– А если я буду продолжать, что вы мне за это дадите?
– Я дам вам ваш портрет.
Пчелка захлопала в ладоши и, повернувшись к сестре, сделала руками жест, ясно говоривший: «Слышишь, Регина, теперь уже ничего не поделаешь!»
Регина ничего не ответила. Она тихонько отодвинула кресло шага на три назад, точно хотела скрыть в зелени листвы выступившую на ее лице краску.
Пчелка, видя, что Регина, хотя и не давала своего согласия, но и не налагала решительного запрета, продолжала:
– Я остановилась на описании красоты принцессы… Но оставим это: папа утверждает, что красота проходит, а вечны одни добродетели. Но доброта Зюлеймы была поразительна! Все матери в Багдаде, видя ее, проходящую по улице, говорили своим детям: «Вот самая прекрасная и самая добрая из принцесс, которые когда-либо бывали на свете».
Мало-помалу она приобрела такую славу в предместье, что ее стали считать не обыкновенной женщиной, как всех других, а настоящей феей, благодетельствовавшей повсюду, где бы она ни появлялась.
Однажды маленький савояр, который зарабатывал кусок хлеба, заставляя плясать свою обезьянку, плакал и жаловался, что за целый день никто не подал ему ни одного су и он не смеет показаться своему хозяину на глаза.
Принцесса, высунувшись из окна, увидела слезы бедного мальчика. Она поспешила выйти к нему и спросила, что с ним. Только взглянул на нее савояр, как понял, что горю его конец, запрыгал от радости и закричал:
«Фея! Вот фея Карита!»
Он так громко прокричал эти слова, что пять или шесть прохожих, не зная настоящего имени Зюлеймы, стали звать ее не менее прекрасным именем – волшебницей Каритой. Это слово означает милосердие… Но я не буду перечислять все добрые дела волшебницы, скажу только, что она вполне заслуживала свое прозвище. Впрочем, я расскажу только об одном из прекрасных поступков волшебницы Зюлеймы, нет, Кариты, нет, Регины… Я все путаюсь!.. И моя сестра Регина, которая, несмотря на то, что и несравненно больше меня и умнее, и знает прекрасно множество сказок о добродетельных волшебницах, может вам засвидетельствовать, что я не изменила ни одного слова.
