Могикане Парижа - Дюма Александр (мир бесплатных книг .TXT) 📗
Я уже сказала, что дворец принцессы был окружен цветочным садом и аллеями, которые прорезают весь Багдад, как бульвары – Париж. По этим аллеям каждый день принцесса каталась верхом на своей лошади вместе с отцом, и всякий, попадавшийся навстречу, не мог отказать себе в удовольствии остановиться и полюбоваться ими. Итак, однажды во время такой прогулки волшебница увидела на краю рва маленькую девочку десяти или одиннадцати лет, бледную, худую, с длинными, распущенными до плеч волосами. Ее била лихорадка, несмотря на жаркий день и солнцепек. Около девочки вертелось пять или шесть собачонок, которые лизали ее и ласкались к ней, а на голом плече сидела ворона и била крыльями. Но ни ворона, ни собачонки не занимали ее. Видимо, она сильно страдала и дрожала так, что зуб на зуб не попадал, точно в сильный мороз зимой… Не забудьте, что это было в августе прошлого года… Ах, что я говорю?! – вскричала девочка.
Петрюс улыбнулся.
– Наконец, ты сама убедилась, что просто говоришь глупости, милая, – заметила Регина. – Ты рассказываешь историю из времен халифа Гаруна аль-Рашида, в то же время рассказываешь о прошлом августе. Действие происходит в Багдаде, а одним из действующих лиц является савояр. Ты сегодня не в ударе, Пчелка…
– Ну, полно, сестрица. Я ведь ошиблась только во времени: сказала «прошлого года», вот и все. В прошлом году этого быть не могло, потому что происходило во времена господства халифа Гаруна аль-Рашида, а всякий знает, что он был пятым халифом из династии Аббасидов и умер в 809 году.
Сделав не без гордости это замечание, девочка продолжала:
– Я хотела сказать, что это было в такое же время, как теперь. В Багдаде стояла сильная жара, какая бывает здесь на бульварах, например, у рогатки Фонтенбло, – самое подходящее сравнение. Поэтому и поразителен был озноб девочки, что не было возможности долго стоять на солнце. Это и заметила Карита. Она попросила отца помочь ей сойти с лошади, чтобы лучше расспросить девочку, что с ней.
– Почему, – спросила ее принцесса самым нежным голосом, – ты так дрожишь? Ты больна?
– Да, добрая волшебница, – отвечала девочка, тотчас угадавшая в ней фею.
– Что же с тобой?
– У меня, говорят, лихорадка.
– Почему ты не в постели, если у тебя лихорадка?
– Потому что собаки больны сильнее меня, и меня послали гулять с ними.
– Но ведь не мать же послала тебя гулять с собаками: мать этого никогда не допустила бы.
– Это, действительно, не моя мать, добрая волшебница.
– Где же твоя мать?
– У меня нет матери.
– Кто тебе заменяет ее?
– Г-жа Броканта.
– Кто это г-жа Броканта?
Девочка колебалась с минуту, фея переспросила ее.
– Тряпичница, воспитавшая меня, – ответила, наконец, девочка.
– У тебя нет родителей?
– Я одна в целом мире.
– Бедная малютка! – сказала принцесса. – А как тебя зовут?
– Рождественская Роза.
– У тебя, бедное дитя, такой же болезненный вид, как и у цветка, имя которого ты носишь… Где ты живешь?
– О, добрая фея, – отвечала девочка, – в одном из самых грязных и скверных закоулков Багдада.
– Далеко отсюда?
– Нет, приблизительно минутах в десяти ходьбы.
– Ну, так я отведу тебя домой и скажу, чтобы тебя уложили в постель.
Девочка сделала попытку встать, но чуть не скатилась в канаву: так велика была ее слабость.
– Подожди, – сказала волшебница. – Я возьму тебя на руки.
Принцесса подняла девочку, которая так исхудала, что, пожалуй, была не тяжелее моей куклы, и поднесла к отцу, который взял ее и усадил на передней части своего седла… Таким образом они пустились в дорогу: Роза на седле папы!.. Ну, я опять сбилась… Роза на седле отца волшебницы, сама волшебница на своей лошади, держа на руках двух маленьких собачек, которые не поспевали за ними, остальные три были побольше и бежали сзади. Ворона летела следом, но чтобы она не залетела далеко, Роза беспрестанно повторяла:
– Фарес, Фарес!
Скоро они въехали на улицу, мрачную, как ночь. Хотя отец и говорил мне много раз, что солнце светит для всех, но для обитателей этой трущобы оно не светило.
– Там, – указала девочка, схватив поводья лошади. – Вот эта дверь.
Дверь конуры собак моего отца, право, чище этой двери, ведущей в человеческое жилище. Пришлось согнуться для того, чтобы войти в нее.
Мальчик, сидевший на тумбе, которого Роза назвала Баболеном, предложил свои услуги постеречь лошадей, и принцесса с отцом наконец достигли жилья Броканты.
Насколько была молода и прекрасна принцесса, настолько Броканта была стара и безобразна; незнакомцу не трудно было бы угадать, который из них добрый гений: если принцесса поистине олицетворяла фею, то Броканта была воплощением отвратительной колдуньи.
Прежде всего Карита опустила на пол собачонок, затем обратилась к колдунье:
– Сударыня, мы привезли вам этого ребенка. Ее сильно била лихорадка на бульваре. Она больна: хорошо бы уложить ее и укрыть чем-нибудь теплым.
Броканта хотела ответить, но собачонки подняли такой лай, что ей пришлось усмирить их метлой.
– Она сама хотела идти гулять, – сказала тряпичница принцессе, искоса глядя на нее, конечно, потому, что узнала в ней милостивую волшебницу. – Кроме того, она ни на что не способна. Это и есть причина ее болезни.
– Она все-таки ребенок, – возразила принцесса. – Ее не следовало слушать. Но не уложите ли вы ее? Я ищу глазами постель и не нахожу ее. Разве у вас нет еще другой комнаты?
– Вы, кажется, думаете, что вы во дворце, – проворчала колдунья.
– Ну, ну, любезная, – вступился генерал. – Прошу вас отвечать повежливее, или я пошлю за комиссаром, который заставит вас сознаться, где вы украли этого ребенка!
– О, нет, не надо! Я хочу остаться с ней! – вскричала девочка.
– Я и не думала ее красть, – возразила старуха.
– Ну, полно, – сказал генерал, – ты, пожалуй, еще станешь уверять, что это твой ребенок.
– Разве я это сказала? – отвечала старуха.
– Ну, а если она не твоя, значит, ты ее украла.
– Я не украла, а просто нашла и воспитала, как свою, не делая различий между нею и Баболеном.
– Положим, – возразил генерал, – но не для того же взяли вы ребенка, чтобы уморить его. Где спит девочка?
– Здесь, – отвечала колдунья, указав на углубление в крыше, где Роза устроила себе ложе.
Волшебница подняла занавес, скрывавший этот угол чердака, и увидела довольно чистую постельку, которая состояла только из одного матраца. Дотронувшись до этого матраца, она нашла его очень жестким.
– Право, – заметила она, – мне совестно пользоваться комфортабельной спальней в то время, как эта девочка должна спать на подобном матраце.
– У нее будет и пуховая постелька, и одеяльце, – сказал генерал. – Все это, милая, я вам пришлю и, кроме того, доктора; а покуда держите ребенка, по возможности, в тепле и пригласите сиделку. Вот деньги на уплату ей и на покупку лекарств. Если же доктор скажет мне завтра, что за ней был плохой уход, – я отдам вас в руки комиссара.
Колдунья бросилась к девочке и прижала ее к своей груди.
– О, нет, не беспокойтесь, – сказала она, – если Роза и не пользуется таким уходом, как любая принцесса, то виной тут недостаток денег… Вот и все.
– Прощай, Розочка, – сказала волшебница, подходя к девочке и целуя ее. – Я навещу тебя, дитя мое.
Щеки ребенка разгорелись от удовольствия. Видя румянец, принцесса обратилась к отцу.
– Посмотри, папа, какая она хорошенькая!
И действительно, она была прехорошенькая… Вот с нее, господин художник, хорошо было бы написать портрет.
– Значит, вы ее видели, барышня? – поймал ее живописец.
– Конечно, – ответила Пчелка, но сейчас же спохватилась и добавила:
– То есть я видела ее на картинке в книжке: на ней был костюм Красной Шапочки.
– Вы, конечно, покажете мне эту картину?
– О, непременно, – храбро отвечала девочка и продолжала опять: – Волшебница и ее отец возвратились домой и спустя полчаса отослали обещанные вещи. Потом приказали подать карету и отправились за доктором, который жил в центре города. Доктор сейчас же согласился и при них уехал к больной, а принцесса и генерал вернулись в свой дворец, оба очарованные друг другом: волшебница – добротой своего отца, а отец – сострадательностью и прелестью своей дочери.
