Схватка за Родос - Старшов Евгений (библиотека книг TXT, FB2) 📗
Большой начальник (на деле опытный турецкий инженер) самолично опустил руки в воду и изо всех сил покачал якорь — надежность установки его удовлетворила. Он мягким, довольным голосом отдал приказ грести. Сам же осторожно одной рукой подтравливал канат, коего в лодке, видимо, хранился преизрядный запас, держа в другой руке продетый через якорное "ухо" конец.
Как бывалый морской волк, Роджер понял сначала первую истину — то, что, когда турки доплывут до своего берега острова, оба конца каната продетого через установленный ими якорь останутся у них. Для чего? И опыт открыл ему вторую истину: прикрепив один конец каната к чему-то плавающему, например, к плоту, можно потянуть за другой и таким образом приблизить плот к якорю, то есть прямо к башне на молу.
Осталось решить, что это может быть. Нет, вряд ли плот. А стук по дереву на протяжении нескольких дней? Не выдает ли все это идею плавучего моста?! Вот все и сошлось! Стало быть, штурм! А башенная стража — ниже всякой ругани! И ведь сам д’Обюссон здесь! Ну да ладно, пес с ними, главное, что он оказался в нужном месте в нужное время и все видел — а его самого не видел никто, что тоже немаловажно — и понял, что к чему.
Итак, турки уплыли, вино благополучно выпущено на свежий воздух, теперь надо думать и решать… Самое простое — перерезать канат… Впрочем, надо дать им время начать свое преступное действо… А успеет ли он тогда все сделать? А почему бы нет? Вполне…
Джарвис бросился в воду и подплыл туда, где был утоплен якорь. Пришлось, конечно, понырять и поработать, но он довольно быстро разгреб наваленные на якорные лапы здоровенные камни, подтащил трофей к кромке воды, вылез и, кряхтя и матерясь, втащил железяку на мол — что же дальше? Канат-то ползет себе, ползет! Звать людей? А, надо попробовать самому, Бог силой не обидел, как и разумом!
Довольно быстро при помощи большого камня и своей силы моряк разобщил соединенные концы кольца, выдернул из него канат и цепь. После этого оставалось связать канат с цепью, чтобы далеко никуда не уполз, и отнести якорь д’Обюссону, а заодно и разворошить это сонное гнездо — турки близко, а никто и не чешется! Эх, пропали Джарвисовы каракатицы!..
Мокрый, в водорослях, он вломился в башню с криком:
— Тревога! Турки тянут плавучий мост для штурма, а никто и знать не знает, ведать не ведает! Доложите господину великому магистру!
Но д’Обюссон уже сам спешил, опережая свиту своих заспанных сподвижников и телохранителей, на ходу цепляя меч.
— Что говоришь, буйная душа?
— Вот! — И Джарвис с размаху грохнул якорем о землю бастионного двора. — Установили якорь прямо у башни, через его ухо провели канат и с его помощью подведут к молу плавучий мост — то-то они все эти дни стучали, словно дятлы! Времени мало — я там подделал кое-чего, чтобы канат сразу не уплыл, но встречать гостей надобно!
Д’Обюссон торжественно перекрестился и провозгласил:
— Все к бою, но чтобы ни огонька не было видно! Палить фитили скрытно! Как враг явит себя, встретить как полагается! Джарвис, друг удачи и Бахуса! — Тут магистр крепко обнял его и облобызал. — Камень, отвергнутый строителями, но ставший во главу угла! Это ты не якорь — ты мне весь турецкий штурмовой отряд приволок! Сознаю, что мало — но двести золотых крон завтра ты получишь у меня, если переживем этот день. Погибну — все свидетели будьте! — пусть выплатит великий казначей Иоганн Доу, и все в этом поручители. А теперь, герой, беги по молу через Павловы ворота к брандерам и веди их сюда. Капитан Палафокс, ты тоже в тот раз отличился, поэтому пойдешь с Джарвисом! Пароль — "Хвала святой Евфимии", чтобы вас не перестреляли. Еще двое, вы — за ними, поднимите во рву испанских и немецких аркебузиров… Так, что еще…
— Надо сообщить Монтолону, пусть бдит. Вдруг турки и там попрут? — высказал резонное предположение виконт де Монтэй, и магистр согласился с братом.
— Это ж надо, — проворчал колосский командор Гийом Рикар, — в полночь их разобрало… Доселе Мизак любил поспать!
— Вот он и хотел, чтобы мы так думали и не ждали его! — ответил брат магистра.
— Полно вам, — остановил пустые разговоры д’Обюссон, — по местам. И да поможет нам Бог!..
Но Рикар был в чем-то прав. На самом деле визирь Мизак-паша прекрасно выспался накануне и решил лично руководить мероприятием, просто обреченным, как ему казалось, на успех.
Конечно, лезть прямо в адову пасть вместе со штурмовой колонной он вовсе не собирался, однако все равно считал, что руководить издали — это тоже участвовать. С ним были его новый флотоводец — преемник покойного Алексиса Тарсянина, а также анатолийский бейлербей, непосредственно руководивший сотворением плавучего моста.
В столь важном сражении не мог не участвовать Мерла-бей — молодой и горячий султанов зять, который пригрозил Мизаку-паше, что рассечет его саблей пополам, если тот не позволит ему принять участие в штурме, хотя паша и не думал запрещать — так, всего лишь выразил опасение за жизнь молодого вельможи.
Мизак-паша поделился своими опасениями с Али-беем — своим неофициальным советником, но сановный байбак добродушно махнул рукой, сказав:
— Пусть участвует, не препятствуй. В конце концов, где молодому человеку еще приобрести боевой опыт, показать себя перед сотоварищами и подчиненными?
— А погибнет — с меня великий падишах кожу сдерет!
— За принца — вряд ли, не ты ж его сюда посылал. А вот если Родос не возьмешь, тогда все может быть, — задумчиво-зловеще произнес Али-бей.
"Что ж, ответственность на тебе", — успокоился Мизак и более об этом деле не думал.
Естественно, ни Али-бей, ни ветхий Сулейман-бей участия в новом нападении на форт Святого Николая не приняли. Первый остался в шатре главнокомандующего под защитой пушек, частоколов и янычар, а второй с утра должен был руководить ураганным обстрелом еврейского квартала. Как начало темнеть, большая и самая боеспособная часть османского флота снялась с якорей и покинула стоянку близ холма Святого Стефана, направившись в обход мыса к крепостным гаваням, в то время как завершались последние приготовления к наведению плавучего моста.
Ровно в полночь загодя заготовленные секции моста, представлявшие собою деревянный помост, настланный на бочки, были сведены воедино, к концу моста был привязан тот самый канат, что заранее пропустили через "ухо" якоря, и казалось, что все хорошо. Мост вроде бы идет, куда ему предназначено. Но как только на него вступили ринувшиеся вперед турки, он под воздействием такой силы сполз начисто с той времянки, что остроумно оборудовал Джарвис, и весь мост с находящимися на нем ордами понесло радикально в сторону от намеченной цели!
Тут Мизак, надо отдать ему должное, не растерялся и отдал приказ, чтобы все находящиеся под рукой лодки, барки и прочие плавсредства были направлены на то, чтоб подвезти уползавший в сторону мост с воинами к молу. Короче говоря, хоть и в жуткой сутолоке и беспорядке, неся катастрофические потери от огня христиан, османы выровняли свой мост и приткнули его к молу при башне.
Орды турок, как и в прошлый раз, были поставлены "в два огня" — со стороны защитников форта Святого Николая и со стороны крепости, откуда били стенные орудия и немецко-испанские аркебузиры. Если бы визирь Мизак не надеялся скрытно напасть на защитников башни и взять ее "нахрапом", вряд ли он рискнул бы отправить свои войска на убой, как в прошлый раз, а так — случилось то, что случилось.
По сигналу визиря его воины устремились к закупоренной новым бастионом бреши башни, чтобы избежать хотя бы огня со стороны крепости, и это удалось. Пушкари и аркебузиры действительно ослабили огонь, боясь в случае перенесения огня ближе к башне задеть своих вместе с турками, так что здесь Мизак поступил мудро.
Воины противоборствующих армий рубились молча, отчаянно, исключительно при свете пушечных и ружейных выстрелов и разлетавшихся вдребезги горшков с зажигательной смесью. По мосту и с судов на мол текли все новые и новые волны захватчиков. Опять приставные лестницы, отчаяние штурмовавших, безумная доблесть оборонявшихся, возглавляемых лично д’Обюссоном — ни к чему описывать второй раз то, что было уже описано раньше.