Схватка за Родос - Старшов Евгений (библиотека книг TXT, FB2) 📗
Перенесемся пока в город, разбуженный грохотом выстрелов. Кучками и поодиночке, надевая буквально на ходу шлемы и кирасы, воины Христовы направлялись к воротам Святого Павла, в то время как Джарвис и Палафокс руководили выходом брандеров по фарватеру. Впереди брандеров иоанниты на всякий случай выпустили галеры, должные охранить брандеры от предполагаемой атаки турок, которые, памятуя полученный прежде урок, могли бы пресечь эту огненную вылазку врага против своих кораблей — могли бы, но, по счастью, не сделали. Кто знает, почему — то ли оттого, что надеялись взять башню Святого Николая внезапно и без особого шума, то ли в детской надежде, что у христиан не будет под рукой брандеров.
Среди поднятых шумом штурма — Торнвилль и Дакрэй, ночевавшие в "оберже" (Элен дежурила в госпитале) и потому прибывшие на бой в числе первых. Но опередил их — кто бы мог подумать? — монах Антуан Фрадэн с большим распятием в руках, яростно призывавший всех на смертный бой с нехристями и, как видно, сам смерти не сторонившийся.
— Нашему б монаху меч в руки, так по ярости своей сошел за Михаила-архангела! — пошутил Лео.
— Шуточка в стиле Ньюпорта. А где он, кстати? Дед с Пламптоном на башне Богоматери, а он-то где?
— Слышал я, будто отбыл на башню Святого Николая с новыми пушками, так что, быть может, и встретимся! Бежим вперед!
— Меня обождите! — крикнул подбежавший к ним лейтенант.
Действительно, Ньюпорт был теперь рядом с д’Обюссоном. Сэр Томас и раньше неплохо управлялся с огнестрельным оружием, а вскорости после начала осады вообще обнаружил в себе талант сначала стрелка из тяжелого ружья, а потом и пушкаря. Теперь именно он взялся за ответственнейшее поручение великого магистра разрушить огнем орудий треклятый турецкий плавучий мост.
Сначала он, благодаря своей чудовищной силе, вместе с Сарджентами и пушкарями перетаскивал орудия на нужное место, откуда, быстро откорректировав стрельбу, мог спокойно поразить мост. Однако, пристрелявшись, он решил немного выждать, пока очередная куча свежих сил врага не затопала по деревянному настилу. К удовольствию англичанина, среди них белели высокие шапки янычар.
— Вот теперь вы у меня получите… — прорычал он и отдал команду дать залп.
Треск дерева, дикий ор, плеск воды — дело было сделано, мост разнесен по кускам! Отчаянно вопивших и барахтавшихся в воде турок (из тех, что не погибли и не утонули, будучи оглушены) поражали тучей стрел и камней, так что мало кто из бывших в тот момент на мосту выжил.
Но и турки отплатили почти что незамедлительно — залп с султанских кораблей, еще не атакованных орденскими брандерами, обвалил часть башни, которая почти целиком завалила батарею Ньюпорта, убив и покалечив его людей и приведя в негодность пушки. Богатырь был не ранен, но контужен; словно медведь, атакованный роем пчел, он стоял, шатаясь, и то размахивал руками, стараясь сбалансировать и не упасть, то ощупывал голову. Опять проклятая глухота нашла на него, как тогда, в Линдосе.
— Позаботьтесь о молодце! — приказал магистр, который даже в пылу сражения не терял бдительности и не забывал о попечении над своими соратниками. — Он нам такое дело сотворил, что множество жизней сберег.
— Ничего не слышу! — проревел богатырь д’Обюссону, когда его проводили мимо. — Только я не хотел бы покидать своего поста!
Тогда Пьер жестом приказал ему идти, отлежаться и затем возвращаться вновь, но упрямец отрицательно покачал головой и повторил:
— Ничего не слышу, господин. Мне бы к пушкам опять!
Д’Обюссон кивнул и, жестом показав в сторону турецких судов, попросил брата:
— Помоги ему собрать батарею, пусть палит по кораблям, брандеры задерживаются!
И Ньюпорт на новом месте открыл боевой счет артиллеристов башни Святого Николая. Паля не только с новой своей батареи, но и постоянно перемещаясь по полуразрушенным этажам от одних пушечных бойниц к другим, глухой герой до подхода брандеров потопил четыре боевые османские галеры и несколько вспомогательных судов!
Их огонь долго освещал ночную сватку, прежде чем они не догорели — и тогда-то выпорхнули и подобрались к турецким кораблям брандеры иоаннитов, которым прежде мешали кострища подбитых Ньюпортом судов.
Джарвис был окрылен. Кутила и нестяжатель, он никогда даже в мыслях не владел такой суммой, которой его с барского плеча одарил магистр. Это ж за сколько лет пропить можно? Или же — тут вообще "от радости в зобу дыханье сперло" — купить дом? А что? Чем он хуже других? Свой дом — это свой дом, этим все сказано… Интересно! Даже погибать не хочется!.. Но к чему дом, когда ему угрожают турки?! И от осознания этой странной угрозы, которая нависла над его будущим домом, еще большая ярость влилась в сердце Джарвиса, и придала ему сил для выполнения своей тяжелой и опасной миссии. И осветили пылавшие турецкие корабли остаток родосской ночи.
Уж более трех часов шла битва… Напор турок не ослабевал — периодически то один осман, то другой, то сразу несколько оказывались на бастионе, а порой уже и за его стенами, но с ними расправлялись быстро. Запомнился один — османский принц, яростно орудовавший двумя саблями, которого никак не могли отправить к праотцам. Можно было бы его "снять" метким выстрелом, но тогда война велась еще в весьма старомодных понятиях, когда в поединок высших чинов низшие, как правило, не особо вмешивались. Каждый иоаннит считал большой честью выйти на поединок с вражеским предводителем, а когда он падал, сраженный молодецким ударом, каждый последующий еще прибавлял к этому желанию другое — отмстить за собрата. Так, из-за этой своеобразной игры в честь, которую ныне, к прискорбию, мало кто способен уразуметь, погибло несколько орденских братьев, а получивший много ран Мерла-бей продолжал задорно вызывать неверных собак на поединок — словно и не чуял он, как из многих ран вытекает с алой кровью его собственная жизнь. Фанатично блестели глаза, гортанный голос изрыгал ругательства, от которых содрогалась Геенна, и мертвые братья-рыцари недвижно лежали у его ног. Вот он нанес очередной удар своей кривой саблей и… пал бездыханным на поверженных врагов своих. Без последней роковой раны просто умер, иссеченный в нескольких поединках.
Быстрый родосский рассвет осветил место побоища, явив поистине чудовищное зрелище. Вся поверхность моря была покрыта плававшими трупами, стрелами и луками, тюрбанами, деревянными обломками плавучего моста и барок, а в отдалении продолжали чадить полузатонувшие обгоревшие каркасы боевых кораблей и галер турок.
Проигрыш османов был очевиден, однако вид побоища вдохнул в их души новую ярость. Равно и христиане, видя плоды своих трудов, еще более вдохновились на ратный труд. Последняя схватка — и греко-латиняне превозмогают, враг сначала потеснен, а потом успешно истребляется на молу и в море, жалкие останки штурмового подразделения спасаются бегством. Историки старого времени донесли до нас рассказ о том, как монах Фрадэн, эта дикая смесь тупого фанатика и мужа апостольского, сам взял в руки турецкую саблю и преследовал отступавших османов аж по пояс в воде, и при этом он убил нескольких турок и, знаменуя свой триумф, собственноручно отсек им головы!
После этого боя настало затишье. Иоанниты имели возможность не только посчитать потери врага — две с половиной тысячи найденных на берегу и покачивавшихся на волнах трупов, не считая утонувших и сгоревших на кораблях — но и решить серьезную санитарную задачу: собрать на суше и воде всех убитых, захоронить своих с честью и сжечь чужих.
Данные о потерях в этом бою иоаннитов неизвестны — пишут только, что они тоже были весьма значительными. Всего пало двенадцать орденских братьев. Все прочие без исключения были переранены.
И вновь — триумфальное возвращение ведомых д’Обюссоном бойцов, ликование, колокольный звон, почести живым и мертвым. Вновь крайнее наполнение госпиталей и… полная тишина.
Успели, как уже было сказано, прибрать трупы, ведь никто не мешал — совсем никто. Непривычная тишина резала уши, окружающий мир уже не воспринимался без гула орудий, от которого вибрировал воздух, без постоянного звука рушащихся зданий, людских криков и стонов, без стойкого запаха смерти… Разум отказывался верить. Неужели все закончилось?.. Может, турки наконец поняли, что родосская крепость им не по зубам?.. Прошел день, другой, третий… Тишина.
