Первый великоросс (Роман) - Кутыков Александр Павлович (бесплатная библиотека электронных книг .txt) 📗
Через седла вспомнились ладушки с отцом Длеси.
— Ничего не надь, сынок, лишь береги крошечку! Что-нибудь подберем с матерью вам в дорогу. За Хижу не боюсь — сама огнь-пламень, в укорот рыжему будет. Ух, крепка норовом! Поглядывай там за ними. Рядом живете?
— Верст, по-вашему, с дюжину, можа, чуть боле.
— Ух! Ну, буду к вам когда-нибудь — подивлюсь вашему житию… — Все ж был рад Пламен.
Щек глядел на Длесю: от холода подурнела, но видно было, что девка терпеливая.
Хижа на себя домашнюю также не была похожа. По глазам мужик видел, что ее крепкие мозги под личиной долговязой, угловатой женщины спокойны. Посиневшее от холодной сырости лицо умело сохранить красоту. Брови измученно изогнулись, и Хор-сушка беспрерывно спрашивал о том, о сем. Она тихо, лишь для него, слезливо жаловалась, и он, полный заботы, утешал ее. Рыжеголовый впервые в жизни прикипел сердцем. Остен позвал его, Хорсушка подъехал.
— Ну, рыжий, увяз в мочижине? — смеялся новоиспеченный огнищанин.
— Пора увязнуть. Давно хотел ожениться.
— Давно? Что ж молчал — мы бы тебе подыскали… Ха! Токмо ты, плеша, не кисни! Будь, как клинец, востер. Понял? Ха, вертайся скорей! Девки, выше носы, подъезжаем!
Остен щеголевато по дорожной муляке пустил наметом коня, потом взвил его на дыбки и поехал далеко впереди, глядя влево на Перунов лес… Когда со Стефаном он шел к горе, очень боялся встретиться со знакомыми, но надеялся на лучшее. Стефан начал объяснять:
— Народец в земле вашей имущь, но отплатить не торопится. Ведь боронит дружина пределы Руси, а на то нужны средства.
— Немалые, отче. Жаден наш люд, о спокое не думает, ждет подло, оттого все не так! — поддакнул Остен.
— Так вот, ты знаешь, что мне от берега всю вашнюю землю не видать, и бор мой не велик. Меня ругают, корят день ото дня все боле.
— Ольга?
— И она не рада, но стара уж. Мужи есть вокруг нее. Посмотришь сам — поноровистей будут…
От слов Стефана упругая молодецкая походка пожилого Остена забрыляла.
— Решено покончить с тем неукладом, в земле твоей утворившимся.
— Пора. Смотреть тошно, как чухи жируют за хребтом войска. Сам немало кровушки пролил — был помоложе.
— Зачтется, муже.
— Ничего не надь. Привычные мы. Пособим отчине, как можем…
Подошли к горе. Среди нависавших повалов кондаков, теремов и других строений стояли гостиный двор и торговые склады.
— Вот отсюда мы сплавляем товар. Этот товар лежит в окраинах, как сомина на тле. Попадая сюда, тоже не дает барышей: его надо свезти к ромеям иль на Дунай, иль в неметчину. Вот и задача тебе: собрать дань окрест себя. Бери воск, железо, пеньку — что есть для нас ценное…
Остен думал: «Вот это громадина добра! Жируют киевляне, тучнеют от земли нашей… Эх пожечь бы их, да посмотреть потом — вот хоть на этого делового сусляного колобка! Ишь, собери — и отдай мне!..»
— А ежели платить не станут и пойдут с которой? У нас ведь всяк мечом горазд рубать! Лес зело темен в наших краях…
— На то тебе и голова, чтоб думать. Сразу не взять — и не бери: не торопись урвать. Пусть везут к пристаням, торгуют сами, раж в себе рождая. А ты обязательно мой пошлину в пользу князя. Народ сирый, ничейный, но князю, мыслю, давать будут. Лишь людишек надобно подогнать, чтоб товар пошел… Купцам продавайте, как сговоритесь. С купцов нам и так уже корысть есть! Тебе — лишь досмотреть все по правде и мошну сохранить. Я приеду — заберу. Послужишь, муже?
— Да… Сложно все как!..
Из гостиного двора выходили толпой мытчики, купцы, досмотрщики, дружинники. Все — по каким-то важным делам. Направлялись мимо них. Стефан объяснял, совсем отчего-то скисшему Остену, что Святослав, отходя от Киева, примется карать степняков за наглость, несмотря на какие-то заключенные договоры между воеводами и печенегами. А тем временем торговые ладьи пойдут под прикрытием одесно движущейся дружины по реке до порогов. Там они сойдутся, минуют препятствие — и к морю.
— Эк, Стрибог взъярился на землю и принес бисенка к нам! — встретил какой-то дружинник Остена.
— Иди, баламут, отсель. Какой Стрибог, лапотник? — брезгливо заступился Стефан.
— Чему ты учишь степняка некошного? — не отставал тот.
Остен взялся за меч:
— Сам-то кто ты есть? Не смерди, а то располосую вдоль!
— Располосую… Горяча степная кровь!.. Что, Стефан, это товарищ новый твой, ты ополоумел? — Отходил беззубый кучерявый мужик Остеновых лет.
— Дубина! — отозвался о кучерявом Стефан, когда он ушел. — Не слушай, муже… А что он говорил о степняке?
— А! Спрашивали меня ране за кудри черные: кто мать-отец?.. Ноне уж патлы мои не так черны.
— Не горюй, знамо дело — за Землю выбелился… А што про степняка?
— Помню мать токмо… — Остен не желал этого разговора.
— А отца?
— Отец — он у всех отец. Что из того?
— Да. Уж ты не будь в обиде на меня. Просто из любопытства человечьего еще спрошу. Вы в те поры, я понял, в Киев въехали с матушкой. А откуда?
Остена Стефан начал бесить: очень захотелось колобку вспороть брюхо сусляное… Но сдержался и ответил:
— С Роси… Что, не Русская земля? Чернявых мало из других мест?
— Не ярись. Черные клобуки по всей земле. Дружки вот и зудят на тебя…
Остен обогнал Стефана и, оборачиваясь, добавил:
— Я — чернявый. Оттого ко мне и с перекором! Из дружины даже ушел!
Стефан понял, что Остеном наречен новый знакомец не зазря… А может, такой и послужит, как надо! Ни в дружине, ни в поселке не слыхал о нем ничего худого. Рубака? Так это и надобно.
— Плюнь, дело у нас есть, а прошлое ветром стало.
— На этого пса я два раза плюнул, и третий плюну.
— Ого, ну и сретенье! — Еще один приятель недоверчиво глядел на Остена.
— Ого! — скорчил внезапную радость северянин, угадывая продолжение.
— По делам?
— По ним.
— Ну, боле никуда не пойдем! — глядя в черные остервенелые глаза сотоварища, объявил Стефан. — Дале — токмо светлый княже. Возьми белчуг — теперь ты досмотрщик, служивый.
— Благодарствую, Стефан… — Назвав по имени побережника, Остен пришел в себя и подумал: «Пес догадливый, на гору не повел — стесняется меня. Тебя бы ко мне в Поречный».
— Помни, муже, у тебя теперь колечко, послужи делу верно.
— Да, друже, все будет ладно…
Первыми покидали отряд Щек и его жена. Провожая, свернули всем отрядом к поселку. Из открытых ворот выскочил гладкошерстный песик и по-молодецки затявкал. Всадники, сознавая, что везут худую весть, проехали мимо запутавшегося в лошадиных ногах брехунка. Был бы другой случай — потешились бы копейками над будущим свирепым псом.
Выбежали Ярик и Птарь, высматривали среди комонных братца — от неведенья терялись.
— Где ж Малк? — мямлил Птарь.
— Тебе говорено — мертвый он… — с остановившимися глазами заключил Ярик.
Никто боле не встречал. Сыз со Стрешей смотрели с крыльца. Вбежавший на двор выжля определил нахождение Светояра. Тот под катухом вбивал ногой землю, вывороченную свинками. Осмотрел приезжих, отметил Щека, каких-то молодых баб. Малка — нет… Сжалось сердце. Посмотрел на Остена, Остен на него. Взгляды встретились. У Светояра так забелели серые глаза ненавистью, что Остен порешил завтра же начать свару с этим красивым, сильным, правильным мужчиной. От таких людей ему жизнь не мила.
Хорсушка подъехал к Гульне. За ним встал Остен и молча смотрел в мутные глаза женщины. Рыжий извинялся:
— Прости, мать, так вышло — не уберегли мальца, попали в кашу…
К ней подъезжали огромные кмети и по-детски объясняли:
— Шли под нами, как вышло се — не знаем…
— Врубились колуном поганые, прям по нам…
Из толпы выехал пожилой Усь, внимательно следил за всем. Слез с коняки, не выдержав слишком заметных над собой усилий женщины, показывавшей презрением, что все решилось еще в тот их наезд. Подошел к молчавшей матери, пригнул кудлатую, бородатую голову и поцеловал за мужество в плечо. Гульна не шелохнулась.
