Ибн Сина Авиценна - Салдадзе Людмила Григорьевна (читать книги без txt) 📗
— Спаси! — просит он Ибн Сину. — Спаси мою честь!
Ибн Сина пишет: «Масуд, если ты женишься на этой женщине, которая равна тебе по рождению, Ала ад-давля передаст тебе власть». Масуд женился, но Ала ад-давля продолжал воевать. Тогда Масуд прислал посла с условием прочитать перед Ибн Синой, что отдает сестру исфаханского эмира на поругание солдатам. Ала ад-давля кричит Ибн Сине:
— Ответь!
Ибн Сина пишет: «Хотя эта женщина и сестра Ала ад-давли, но теперь она — твоя жена, и даже если ты дашь ей развод, она останется твоей разведенной женой. Ревновать же подобает мужьям, а не братьям!».
Масуд вернул сестру с уважением и почетом, но тут же вошел в Исфахан и разграбил дом Ибн Сины. Увез только что законченную двадцатитомную «Книгу справедливости»… А вскоре и Хамдеви вошел в Исфахан, и Ибн Сине пришлось вообще бежать вместе с Ала ад-давлей из города, … Али встал, напился воды, прислонился головой к мокрой холодной стене. «Если бы совсем исчезло тело, — подумал он, — если б не возвращало оно меня в мир, и я мог бы вечно видеть Ибн Сину В своих мыслях… У меня так мало времени. В могиле будет глухая и слепая тьма».
И снова он увидел Хамдеви, выгнавшего из Исфахана Ала ад-давлю. Отправляет Хамдеви войска набрать провиант в округе Исфахана. Ала ад-давля тут же нападает на город, но тюрки изменяют ему, и он терпит поражение.
1036 год. Ала ад-давля бьется годовой о стену, просит прощения, просит вернуть ему Исфахан — хотя бы за деньги! — тянет время. А сам набирает туркмен и отправляется в Рей. Ибн Сипа По его требованию едет с ним.
Горько вздыхает Али: вот уж поистине: то, что высоко для Неба, низко на земле…
Заболел Ибн Сина в 1034 году, — вспоминает Али рассказ Муса-ходжи, — когда Ала ад-давля стоял у ворот Ка раджа, сражаясь с Таш-Фаррашем. Заболел той же болезнью, какой болел и Шамс ад-давля — куланджем. Но и больного Ибн Сину Ала ад-давля таскал за собой, словно собачонку, но Походам.
Ушел из мира Махмуд. Вместо него продолжают закручивать в смертельный водоворот жизнь Ибн Сины многочисленные эмиры и царьки: от их раздоров, от их походов зависит здоровье Ибн Сины, и то — писать ему книги дома или в седле?
Мир разваливается на глазах, Масуд, сын Махмуда, воюет с Али-тегином, братом караханида Насра за Бухару. Ибн Сина внимательно следит за исходом сражения.
Слезы закипают в Груди.
Выиграл Бухару Масуд. Но у Дабусии вскоре опять взвилось красное знамя Али-тегина и засверкал всеми красками его шелковый зонтик, — знак царского достоинства у караханидов. Сразились… От имени Масуда вышел на бой Алтунташ — наместник Хорезма. Смертельно раненный, скрывая рану, он принял посла Али-тегина и заключил с ним мир. После смерти Алтунташа Харун — его сын — отделился от Масуда… На западе тревожит Ала ад-давля, на севере — опять Али-тегин. А Масуду так хочется пойти в Индию! А тут еще бунтуют тюрки-огузы, которым Махмуд дал немного земли в Каракумах, расплодились они, никого не слушают, заключают союзы с врагами Масуда! Али-тегин, слава аллаху, вдруг покинул этот мир, но на смену ему прешёл Бури-тегин, сын караханида Насра, Правде, не сразу Бури-тегину досталась Бухара — лишь в 1038 году. Харуна удалось убрать тайным ударом ножа. Ала ад-давля, выгнанный из Исфахана усилиями Хамдеви, не внушал больше опасностей. Масуд облегченно вздохнул и отправился в Индию.
Единственное, чего он боялся, — это объединения туркмен (тюрков-огузов) Тогрула и Чагры с туркменами Балха. Поставил на дорогах посты.
Три года назад туркмены восстали. Но Масуду удалось заманить четырех их вождей и убить. Майманди еще сказал: «Если раньше мы имели дело с пастухами, то теперь с эмирами. С самого начала было ошибкой сажать этих туркмен внутри нашего дома». Сейчас туркмены опять восстали, собрались у Нишапура, чего так боялся Масуд. Масуд жестоко расправился с восставшими, бросил их под ноги слонам. В 1035 году туркмены попросили у Масуда Нису, Фараву и Мере. Масуд рассвирепел и пошел на них войной.
И неожиданно потерпел поражение. Туркмены шли к этой победе с тех пор, как оставили хазарского царя. И победил Масуда Тогрул, который потом пришел под благословение к Абу Саиду, признавшись, что хочет завоевать Газну я Багдад. Абу Саид ужаснулся, но вглядевшись в лицо Тогрула, понял: этот завоюет не только Багдад, но и Византию, чего не удалось сделать арабам. Щадя своих людей, Тогрул и Чагры опять просят у Масуда Мере. «Развязность и домогательство этого народа вышли из границ!» — свирепеет Масуд. И убивает послов. В апреле 1037 года Тогрул и Чагры все же взяли Мере и отправили гонцов к халифу за дипломом на власть.
Так было положено начало сельджукскому государству.
А в сражении при Дандаканане (у Мерва) в 1040 году в последний раз решалась судьба всей державы Махмуда. Масуд и не догадывался об этом, думал: обычный бой. Тотчас туркмены стремительно окружили его. И вдруг Масуд осознал, что не Ала ад-давля, не Али-тегин со своей маленькой Бухарой, а туркмены всегда были и есть главная его беда.
Все уже и уже смыкаются они вокруг него.
Масуду сделалось страшно: «Вот она, смерть! Как глуп этот бой моей самонадеянности с нравом туркмен на жизнь!»
И вдруг Масуд увидел незнакомого всадника, прокладывавшего к нему саблей дорогу. Свободной рукой вея на поводу свободного коня!
Приблизился.
Черпая чалма… Не, молодой, Масуд спрыгнул со спины слона на этого богом посланного коня, и оба выскочили из ада.
Летит всадник, спасший Масуду жизнь, будто стрела. Масуд никак не может догнать его. А догнал…
О, боже! Это отец! Десять лет назад умерший отец…
Мрачно взглянул на сына. Исчез…
Да, держава была погублена. Столь быстрый распад ее поразит потом, через двести лет, поэта Саади. А Беруни, 67-летний, глухой больной старик, даже не заметил этого…
Судьба, не соединившая Махмуда и Ибн Сину в жизни, соединили их после смерти. Горели со скелетом Махмуда в огне рукописи Ибн Сины, привезенные Масудом из Исфахана: двадцатитомная «Книга справедливости» и «Философия Востока». Случилось это в 1151 году, через 114 лет после смерти Ибн Сины. Мелкий правитель с Гиндукуша Хусайн по прозвищу Джахансуз (Сжигающий мир), из династии гуридов, мстя за двух братьев, убитых потомками Махмуда, семь дней жег Газну, выкинул скелет Махмуда Из могилы, скупил все хвалебные оды в его честь, написанные Фаррухи и Уисури, запер их, как узников, в тюрьму. Потом заставил двух потомков Махмуда принести на себе два мешка земли, убил их, смешал землю с их кровью и заложил крепость. Последнего газневида Хосрова Малика взял в плен в 1181 году другой гурид — Му’изз ад-дин.
В 1222 году любимый сын Чингиз-хана Угэдэй разрушил Газну до основания. Лежат теперь ее развалины оплывшим никому не нужным холмом у дороги недалеко от Кабула…
Умер Махмуд в 1030 году. От удушья. Рядом находился, как говорит молва, Насир Хусров.
— Не молчи. Страшно… — хрипел Махмуд.
Хусров спросил:
Как ты смотришь на положение людей в мире?
— Они прощены, — помолчав, ответил Махмуд, — если бы не мое присутствие среди них…
И Хусров опустил голову. ОН — знал эти слова. Их сказал Фудайл — знаменитый разбойник, убивавший и детей. Однажды он услышал, как мать пугала его именем ребенка… И оставил свое дело, стал великим суфием.
О уходящие! — тихо проговорил Насир Хусров, успокаивая умирающего Махмуда. — Кто в мире лучше нас? И кто достойнее дождя в Рассветный час?
Стихи слепого Маарри… Махмуд благодарно прикрыл глаза.
Майманди не намного пережил Махмуда. Везирская его жизнь, к которой он так упорно стремился, была исполнена коварства, возвышений, падений. Он говорил: «Я вас всех знаю, и так, как было до сих пор, больше не потерплю, придётся вам надеть другую шкуру и всякому наравне нести свою службу». Враги действительно надели другую шкуру и добились низложения Майманди. Махмуд потом вернул ему везирство, но Майманди сделался другим. Купил тайком за бесценные сокровища египетскую ткань из Тинниса бакаламун. (Румийский султан сказал египетскому: «Возьми сто моих городов за один твой Теннис, где ткут бакаламун и касаб».) Из бакаламуна Майманди сшил «себе халат. Ткань эта принимала, цвет того, что ее окружало. Из касаба — белоснежной, как совесть, сделал чалму и учил в ней искусству лгать:, „Опаснее всего такая ложь, — говорил он сыну, — которая излагается правдоподобно, то тут, то там запинаясь, делая вид, что и сам точно не знаешь всего, и в то же время тонко сводишь концы с концами“.
