Ибн Сина Авиценна - Салдадзе Людмила Григорьевна (читать книги без txt) 📗

Л. Салдадзе

Ибн Сина (Авиценна)

Страницы великой жизни

Как настраивается оркестр…

Абу Али — отец Али. Это кунья то, что ставится на мусульманском Востоке перед именем. Если оно сходно с именами сыновей халифа Али — Хусайном и Хасаном, то куньей будет Абу Али.

Хусайн — имя собственное.

Ибн Абдуллах — сын Абдуллаха.

Ибн Али ибн Хасан — имена деда, прадеда.

Ибн Сина — псевдоним.

Абу Али Хусайн ибн Абдуллах Ибн Али ибн Хасан ибн Сина — герой нашей книги.

В Европе его зовут АВИЦЕННОЙ. И еще — Князем философов. На Востоке — Аш-Шайхом — ар-Рансом.

Друзья называли интимно, по кунье — АБУ АЛИ, или БУ АЛИ.

Родители — Хусайном.

Ученики — Шейхом.

Все остальные — Ибн Синой.

Ибн Сина — это «незримый очаг подземного огня, питающий целую цепь огнедышащих вершин». (Е. Бертельс, XX в.)

Ибн Сина — еретик, продавший душу дьяволу, «бумагомаратель». (Авензоар и другие враги. Ибн Сины, его современники, XI в.)

Ибн Сина — гений, пророк, «первый ум человечества». (А. Гуашон, XX в.)

Ибн Сина — переписчик чужих книг, «простой комментатор Аристотеля». (Гегель, XIX в.)

Ибн Сина… «Лучше быть неправым, поддерживая Авиценну, чем правым, поддерживая других». (Микеланджело, XVI в.)

Ибн Сина — «носитель особой таинственной духовности. Недаром его боятся и сегодня». (Гейер, XX в.)

Да не было вообще никакого Ибн Сины! Миф это! Собирательный образ восточного философа! (Есть и такое мнение,) Девяностолетний крестьянин с гор, мой дед:

— Авиценна?.. Ну как тебе объяснить? Вот наш грузинский дом. На столбах стоит. Столбы — это Авиценна, Толстой. Шота Руставели… Дом — все мы, человечество. Разрушится столб, кто его снова поставит? Именно этот столб?.. Все равно не так сказал! — вздохнул, махнул рукой и замолчал. И вот когда он молчал и смотрел на меня, я поняла: он знает, кто такой Ибн Сина.

Молчание… если б я могла рассказать об Ибн Сине молчанием!

В молчании свои скорости, свой свет, свои связи, свои откровения. Все прожитые жизни, моменты поколений, сколы мировой истории с застывшими на них отблесками кровавых и огненных катастроф только в молчании и связываются за доли секунд в единый духовный план. И тогда начинает просвечивать сквозь бессмысленный калейдоскоп хаоса и праха вечность. Но только станешь говорить, все исчезает. «Шумно бегут ручьи, море — безмолвствует…»

Молчанием умеют говорить человек, искусство, природа. Рука, которую Александр Македонский просил во время своих похорон высвободить из-под надгробного покрывала, чтобы волочилась она, пустая, по земле, ничего не могущая взять с собой в могилу… Не молчанием ли кричал он — завоеватель половины мира — о понятой им правде?

Не молчанием ли и всем видом своим отвечает измученный, залитый кровью Христос в терновом венце на вопрос Понтия Пилата «Что есть Истина?» [1]. Ведь Истина он сам и есть.

Не молчанием ли, соединенным с красотой, вырывает нас из суеты и соединяет с вечностью Природа?

Ибн Сина — это Молчание…

Чтобы познать его, надо пройти через трудный дом тысячелетий. Надо познать тайну зеленого дерева в пустыне, перед которым извечно опускается на колени житель песков, истомленный однообразием и пустотою вяло текущей жизни, — говорили современники Ибн Сины. Называя дерево богом, кочевник размазывает по лицу редкостные, оседающие прямо в сердце прохладные капли росы, обретая согласие с миром и с самим собой. Да же когда становится он жителем городов и добровольно отдает себя сладостному заточению в культуру, поклоняясь богам, задавленным каменными молитвами церквей, он все равно тоскует о том чистом зеленом дереве… Светлый облик природы, осененный терпением, проповедь неба, выправляющая с материнской добротой загубленную жизнь, — это Ибн Сина, Рассказать о нем в рамках одной его личной судьбы — все равно что рассказать об одном листочке дерева. Корень бессмертия — в непрерывности времен. Только тогда одна человеческая судьба становится отблеском судьбы человечества. История — кольца на срезе дерева. Прочитать их — все равно, что прочитать пророчество, состоявшееся уже в мире. Ибн Сина, Данте, Беруни, Леонардо да Винчи, Омар Хайям, Коперник, Улугбек… — все это знаки победы человечества над роковым огнем забвения. Клочья этого огня падают на лучших, словно небо торопится испепелить тех, с кем история слишком широко шагает. Те же, кто выжил, имеют трагическую судьбу.

Ибн Сина — блистательный итог огромного пройденного человечеством пути. Есть поколения — корни, поколения — завязи, поколения, на которые падает тысячелетиями подготавливаемый расцвет. Работа всех бессмертна. Благородные мысли не умирают, а собираются в некое Хранилище, как говорил Ибн Сина, — в Ноосферу, как говорил Вернадский. Ноосфера сохраняет и улучшает мир.

Главное — осуществить точное «хронологическое распластавание» Ноосферы — этого великого накопленного человечеством интеллектуального богатства. Главное — выстроить из хаоса камней стройный горный хребет, где каждая прожитая во имя Истины жизнь стала бы той или иной вершиной. Но сколько забытого, исчезнувшего, непонятого… И порою в стране гор не хватает как раз самой главной, самой ослепительной, купающейся в облаках вершины.

В 1980 году мировая общественность широко отметила тысячелетний юбилей Авиценны. При его жизни и потом, в каждом веке, ученые спорили о книгах мудреца, яростно защищая или яростно ниспровергая их. Жизнь великого непокоренного скитальца стала символом честного служения Истине. Он весь — тайна. В последний период жизни зашифровывал свои мысли так, что до сих нор ученые не могут найти им однозначное толкование, Его жизнь, рассказанная им самим своему наипреданнейшему ученику, — сплошной ребус. Ученые до сих пор пытаются объяснить мотивы тех или иных поступков Ибн Сины, выстроить его характер, найти закономерность его судьбы. Но сложны не только его жизнь, его труды, сложна и эпоха — восточное средневековье. Ученые мира в течение многих веков размышляют над всем этим, совершая подвиги преданности и титанического труда.

Авиценна известен и не известен. Его знают как символ великой восточной мудрости, но не знают порой конкретно, изнутри. XX век во многое внес ясность, возвеличил и без того легендарную славу великого гуманиста, способствовал его широкой популяризации. В нашей стране и за рубежом вышло много книг о нем. Была утверждена Международная премия Авиценны. Первым ее лауреатом Международное жюри признало ученых Узбекистана. Институт востоковедения им. Беруни АН УзССР.

За три года до юбилея мною был опубликован роман в диалогах об Авиценне, — «Созвездие Ориона».

Предлагаемая сейчас читателю книга — моя вторая попытка найти место, которое занимает Ибн Сина в горном хребте человечества, попытка обобщить новый материал о нем, проникнуть в те или иные белые пятна его судьбы, рассказать о земле, родившей столь уникальный ум, о ее древней культуре и красоте.

В этой работе я опиралась на труды таких ученых, как В. Бартольд, Е. Бертельс, И. Крачковский, Н. Конрад, С. Толстов, М. Массон, Ш. Нуцубидзе, А. Богоутдинов, А. Болдырев, М. Болтаев, И. Муминов, П. Булгаков, Б. Петров, У. Каримов, Б. Розенфельд, А. Сагадеев, В. Чалоян и другие. Использованы и труды зарубежных ученых: А. Меца, А. Мюллера, Г. фон Грюнебаума, А. Гуашон, А. Корбена, В. Деноми и др.

Особую признательность выражаю советским ученым Л. Гумилеву и М. Хайруллаеву за их научные труды, явившиеся для меня путеводной нитью при создании этой книги, всем рецензентам, а также Академии наук УзССР за помощь, оказанную при издании этой книги.

Представляя на суд читателя это мое путешествие в жизнь Ибн Сины, в его труды, я не претендую на то, что все мои догадки, положения имеют полную научную обоснованность. Многие из них носят характер гипотез.