Свирепая справедливость - Смит Уилбур (читать хорошую книгу полностью txt) 📗
Во время ленча Питер украдкой следил за братом, изучая красивое лицо, очень похожее на собственное, с тем же широким лбом и прямым аристократическим носом, и в то же время очень отличающееся в небольших, но важных деталях – и дело было не только в темных усах Стивена.
«Легко быть крепким задним умом», – сказал себе Питер, наблюдая за своим близнецом. Только теперь эти небольшие отличия, увиденные словно впервые, обрели для него значение. Глаза более узкие и посажены чуть ближе; когда Стивен смеется с глубоким грудным придыханием, в его глазах не гаснет холодный свет, рот остается решительным и жестким, как у человека, который не потерпит преград на пути своего честолюбия, препон своим желаниям.
За ленчем разговор шел преимущественно о перспективах скачек: сезон открылся в прошлый уик-энд в Доркастере, и Питер со знанием дела участвовал в беседе; при этом ему вспоминались подробности из прошлого, которые могли бы встревожить его, не заглуши он их своей инстинктивной и безусловной верностью брату.
Когда Стивена отчислили из Сандхерста, Питер, ничего не выясняя, знал: с братом поступили несправедливо. Ни один Страйд не был способен на то, в чем обвинили Стивена, и Питеру даже в голову не пришло обсуждать с ним то, что произошло. Он лишь подтвердил свою верность рукопожатием и несколькими неловкими словами.
– Спасибо, Питер. Я никогда этого не забуду, – ответил Стивен, глядя ясным взглядом в глаза Питеру.
В послевоенные годы, когда даже более опытным людям казалось, что заработать по-крупному невозможно, Стивен стремительно богател; нужно было обладать особыми способностями и идти на большой риск, чтобы добиться того, чего добился Стивен.
Теперь, сидя за столом брата и лакомясь седлом барашка с первыми в этом сезоне хрупкими белыми побегами спаржи, привезенными с континента, Питер ступил на запретную почву и задумался над собственной верностью, которую раньше считал безусловной. Но все это были соломинки, развеянные ветром времени. Возможно, эти далекие события не имели никакого значения. Питер стал думать о настоящем.
«Страйд», – сказал руководитель Магды в Тель-Авиве. Только два имени, двое близких к Калифу людей: Цветок Кактуса и Страйд. Это факт, а не предположение.
Сэр Стивен Страйд во главе стола перехватил взгляд брата.
– За дружбу старую до дна. – Стивен в старинном приветствии поднял бокал кларета.
– За счастье прежних дней, – без запинки подхватил Питер. Небольшой ритуал, наследие Сандхерста. Питер подавил глубокое сожаление. «Наверное, Калиф не сумел еще растлить меня до конца», – подумал он и выпил.
После ленча настало время для другого ритуала, принятого между братьями. Стивен сделал знак, и Питер коротко кивнул. Старая армейская шинель Питера висела внизу, в шкафу, рядом с ящиком с высокими сапогами. Расположившись бок о бок на монашеской скамье, где так часто сиживали в прошлом, они переоделись в теплую грубую одежду.
Потом Стивен сходил в оружейную, достал из шкафа дробовик и сунул в карман горсть патронов.
– У лисы где-то внизу выводок, она частая гостья у местных цыплят, – объяснил он, когда Питер вопросительно посмотрел на него. – Нужно ее остановить. Вот наконец дошли руки... – Он прошел через заднюю дверь в сад и направился к ручью.
В первый день пребывания Питера в «Тисовом аббатстве» братья всегда обходили границы старого имения – еще одна традиция; в это время они обменивались новостями и восстанавливали контакт друг с другом.
Они вместе прошли по берегу речки; когда тропа сузилась, зашагали след в след – Стивен впереди, – потом повернули и углубились в лес.
Брат был взбудоражен успешным визитом в Испанию, хвастал тем, что удалось купить очередной участок берега под новое поле для гольфа: можно расширить отель на пятьсот номеров.
– Сейчас время покупать. Запомни мои слова, Питер: мы на пороге нового подъема.
– Падение цены на нефть очень кстати, – согласился Питер.
– Ну, это только начало, старина. – Стивен оглянулся через плечо и понимающе подмигнул Питеру. – В следующие шесть месяцев цена упадет еще на пять процентов, запомни мои слова. Арабы образумились, – быстро продолжал Стивен и стал перечислять отрасли промышленности, которым наиболее выгодно снижение цены на сырую нефть, а потом ведущие компании в этих отраслях. – Если у тебя лежит без дела пара фунтов, вот куда их нужно вложить. – Заговорив о деньгах, Стивен менялся до неузнаваемости. Сквозь облик деревенского сквайра, который он так тщательно сохранял, проглядывала его подлинная сущность – глаза блестели, усы топорщились, как у крупного хищника.
Когда братья вышли из леса и зашагали по открытому полю к развалинам римского лагеря на невысоком холме, Стивен продолжал говорить, негромко и убедительно:
– Людям по-прежнему нужно говорить, что им делать. Проклятые торгаши из Вестминстера профукали империю, но наши обязательства никто не отменял. – Стивен переложил дробовик из одной руки в другую; при этом ружье раскрылось и стали видные блестящие медные капсюли патронов в казеннике. – Править должны только достойные. – Он еще несколько минут развивал эту тему.
И вдруг смолк, будто решил, что и так сказал слишком много, даже такому доверенному человеку, как собственный брат-близнец. Питер тоже молчал. Они поднимались на холм, под ногами хлюпала влажная почва. В этой минуте было что-то совершенно нереальное. Питер шел по хорошо знакомым местам, в прекрасном, мягком солнечном свете английского весеннего полдня, шел с человеком, которого знал с рождения – и которого как будто совсем не знал.
Он не впервые слышал от него такие речи, но, может быть, впервые прислушался. Он вздрогнул, и Стивен взглянул на него.
– Замерз?
– Зябко, – объяснил Питер, и Стивен кивнул. Они поднялись на невысокую насыпь, обозначавшую периметр римского лагеря, и постояли на краю, под ветвями красавицы-березы, одетой великолепием весенней листвы.
Стивен тяжело дышал после подъема на холм: начинал сказываться лишний вес. Щеки налились нездоровым румянцем, на подбородке выступили капельки пота.
Он с металлическим щелчком захлопнул ружье и прислонил его к стволу дерева, стараясь отдышаться.
Питер небрежно передвинулся и оперся плечом о ствол, однако руки в карманы не убрал, держался за отвороты шинели и чуть покачивался, сохраняя равновесие. Он казался полностью расслабленным, на самом же деле был напряжен, как пружина, готовый к самым решительным действиям. Дробовик оставался в пределах досягаемости его правой руки.
Питер видел, что Стивен зарядил дробовик «четвертым номером». С десяти шагов такой выстрел мог вырвать человеку внутренности. Когда раскрываешь и закрываешь ствол, курок взводится автоматически.
Стивен достал из бокового кармана пальто серебряный портсигар и постучал сигаретой по крышке.
– Жаль Магду Альтман, – неловко сказал он, не глядя Питеру в глаза.
– Да, – негромко согласился Питер.
– Рад, что все прошло цивилизованно. У тебя могли возникнуть осложнения.
– Могли.
– Как теперь твоя работа в «Нармко?»
– Еще не знаю. И не буду знать, пока не вернусь в Брюссель.
– Ну, мое предложение остается в силе, старина. Мне нужна помощь. Правда, нужна. Нужен человек, которому я мог бы доверять. Ты бы сделал мне большое одолжение.
– Очень благородно с твоей стороны.
– Нет, я серьезно. – Стивен прикурил от золотой зажигалки «Данхилл» и с явным удовольствием затянулся.
Немного погодя Питер спросил:
– Надеюсь, у тебя не очень много акций Альтмана? Они сильно падают.
– Знаешь, это странно. – Стивен покачал головой. – Я их продал несколько недель назад. Мне понадобились деньги для Сан-Эстебана.
– Повезло.
Но одним везением это нельзя было объяснить. Питера удивило, что Стивен так легко рассказал о продаже акций. «Впрочем, – подумал он, – сделка крупная, и ее легко проследить»
Теперь он сосредоточенно разглядывал брата. «Возможно ли? – спрашивал он себя. – Неужели Стивен – тот мозг, в котором идеологические и эгоистические мотивы переплелись с иллюзиями всемогущества?»
