Сен-Map, или Заговор во времена Людовика XIII - де Виньи Альфред (лучшие книги читать онлайн бесплатно .TXT) 📗

— Я ловлю вас на слове, — горячо проговорила королева, — иначе с вами ничего не поделаешь, и надеюсь, что вдвоем мы будем достаточно сильны; действуйте по примеру графа Суассонского, а затем переживите свою победу; встаньте на мою сторону, как вы встали на сторону господина де Монморанси, но перескочите через ров.

Гастон понял намек на свой хорошо известный поступок. Когда после битвы при Кастельнодари злополучный мятежник почти в одиночестве перепрыгнул широкий ров, по ту сторону которого его ожидали семнадцать ран, тюрьма и смерть. Гастон Орлеанский, стоявший во главе своей армии, не двинулся с места. Королева так быстро произнесла эти слова, что он не успел заметить, говорила ли она между прочим или с намерением уколоть его; как бы то ни было, он счел за благо не принимать вызова, да и королева воспрепятствовала этому, так как она продолжала, обратившись к Сен-Мару:

— Но, главное, не надо поддаваться пустым страхам; хорошенько разберемся в нашем положении. Господин обер-шталмейстер, вы только что от короля, имеются ли серьезные основания опасаться за его жизнь?

Д'Эффиа не переставая наблюдал за Марией Мантуанской, на подвижном лице которой он читал все мысли столь же быстро и точно, как если бы она облекла их в слова; он понял, что она велит ему высказаться и побудить к действию Гастона Орлеанского и королеву; нетерпеливым движением ножки она приказала ему покончить с колебаниями и приступить к действию. Лицо Сен-Мара приняло сосредоточенное выражение и побледнело; он на минуту задумался, чувствуя, что на карту поставлена его судьба. Де Ту взглянул на своего друга, и содрогнулся, ибо хорошо знал его; он хотел что-то сказать, хотя бы одно слово, но Сен-Мар уже поднял голову и заговорил:

— Я не думаю, государыня, чтобы король был так болен, как вам, вероятно, говорили; господь еще долго сохранит нам жизнь его величества, я надеюсь, я даже уверен в этом. Он страдает, это правда, он очень страдает, но больна прежде всего его душа: она поражена недугом неисцелимым, которого не пожелаешь своему злейшему врагу, и весь мир оплакал бы участь короля, если бы знал об этом. Однако конец горестям, иначе говоря, жизнь, еще не скоро будет ему дарован. Терзается он только духовно, сердце его объято великим смятением; он хочет и не может сделать решительный шаг; долгие годы зрели в нем семена справедливой ненависти к одному человеку, с которым он связан, мнится ему, долгом благодарности, и эта внутренняя борьба между добротой и гневом снедает его. Каждый год преумножает, с одной стороны, заслуги этого человека, а с другой — его преступления. Порой чашу весов перевешивают преступления; король замечает это и негодует, он хочет покарать, но вдруг останавливается и заранее льет слезы. Если бы вы видели его в такую минуту, государыня, он возбудил бы вашу жалость. Не раз брался он при мне за перо, чтобы отдать приказ об изгнании этого человека, поспешно обмакивал перо в чернила — и что же? — писал ему поздравительное письмо. Поступив таким образом, он гордится своим христианским милосердием, проклинает себя как верховного судью, презирает себя как монарха; он ищет прибежище в молитве и погружается в размышления о будущей жизни, но вдруг в ужасе вскакивает, потому что видит адский огонь, уготованный этому человеку, и знает лучше, чем кто-либо, тайну его проклятия. Надо слышать тогда, как он обвиняет себя в преступной слабости, восклицая, что сам будет наказан за то, что не сумел покарать! Можно подумать порой, будто какие-то призраки велят ему нанести удар ибо рука его поднимается даже во сне. Словом, государыня, в душе короля бушует гроза, но она сжигает лишь его самого. Ни одна вспышка не вырывается наружу.

— Так пусть же грозе помогут разразиться? — воскликнул герцог Буйонский.

— Тот, кто это сделает, может погибнуть, — заметил Гастон Орлеанский.

— Как прекрасно было бы такое самоотвержение! — сказала королева.

— Как бы я восхищалась им! — вполголоса молвила Мария.

— Я сделаю это, — сказал Сен-Мар.

— Мы сделаем это, — шепнул ему де Ту.

Между тем юный Бово приблизился к герцогу Буйонскому.

— Вы забываете о последствиях, сударь, — проговорил он.

— Нет, черт возьми, я помню о них! — ответил тот, понизив голос, и, обратившись к королеве, добавил: — Примите предложение господина обер-шталмейстера, государыня, ему легче, чем нам с вами, склонить короля к решительным действиям; но будьте готовы ко всему; кардинал хитёр, он не дремлет. Я не верю его болезни, не верю его молчанию и бездействию, хотя он уже два года не подает признаков жизни; я не поверю даже его смерти, пока не брошу его голову в море, как была брошена голова великана у Ариосто. Будьте готовы ко всему, и ни минуты промедления. Я сообщил свои планы его высочеству, а теперь вкратце изложу их вам: я предлагаю вам Седан, государыня, он послужит убежищем для вас и для принцев, ваших сыновей. Итальянская армия в моих руках; я призову ее, если понадобится. Половина перпиньянского лагеря состоит из приверженцев господина обер-шталмейстера; все старые гугеноты, находящиеся в Ларошели и на юге Франции, готовы по первому знаку прийти к нему на помощь; уже год, как все налажено благодаря моим стараниям и в предвидении грядущих событий.

— Я без колебаний вручу вам свою судьбу, чтобы спасти детей моих, если с королем случится несчастье. Но в этом обширном плане вы забываете о Париже.

— Париж целиком наш, государыня; простым народом мы владеем через архиепископа, который даже не подозревает этого, и через всеобщего любимца, господина де Бофора; войска примкнут к вашей гвардии и к гвардии его высочества, а он, если пожелает, возьмет на себя верховное командование.

— Я?! Но немыслимо! У меня слишком мало солдат, да и убежище мне требуется понадежнее Седана, — заявил Гастон.

— Королева, однако, довольствуется Седаном, — заметил герцог Буйонский.

— Пусть так, но ведь моя сестра не подвергается такой опасности, как поднявший меч мужчина. Понимаете ли вы, что наша затея весьма рискованна?

— Как! Даже имея на своей стороне короля? — спросила Анна Австрийская.

— Да, государыня, да; ведь неизвестно, сколько времени все это продлится; необходимо принять меры предосторожности, и я ничего не намерен делать до заключения договора с Испанией.

— В таком случае, не делайте ничего, — проговорила королева, краснея, — ибо я, разумеется, и слышать не хочу о договоре.

— Это самый разумный выход, государыня, его высочество прав,— сказал герцог Буйонский.— Граф-герцог де Сан-Лукар предлагает нам семнадцать тысяч хорошо обученных солдат и пятьсот тысяч экю наличными.

— Как?! — удивленно воскликнула королева.— Вы посмели сделать такой шаг без моего ведома! Соглашение с иностранной державой?!

— С иностранной державой, сестра моя! Кто бы мог подумать, что испанская принцесса употребит это слово? — возразил Гастон.

Анна Австрийская поднялась, взяла за руку дофина и, опершись на Марию, сказала:

— Да, ваше высочество, я испанка, но я внучка Карла Пятого, и мне известно, что отечество королевы там, где находится ее трон. Я покидаю вас, господа, продолжайте без меня; отныне я ничего не желаю знать об этом.

Королева направилась к выходу, но, увидев испуганное, заплаканное лицо Марии, вернулась.

— Я торжественно обещаю, однако, нерушимо хранить эту тайну — ничего более.

Все были немного смущены, за исключением герцога Буйонского, который решил с честью выйти из положения.

— Мы благодарны вам за это обещание, государыня,— промолвил он, почтительно склоняясь перед королевой,— и большего не просим, ибо уверены, что после победы вы полностью будете на нашей стороне.

Королева не пожелала вступать в пререкания, она сухо поклонилась и вышла вместе с Марией, бросившей на Сен-Мара один из тех взглядов, в которых отражаются одновременно все движения души. Он прочел в этих прекрасных глазах вечную и горестную преданность женщины, навсегда отдавшей свое сердце, и понял, что счел бы себя последним из людей, если бы вздумал отступить от своего намерения.