Цветок с тремя листьями (СИ) - Фламмер Виктор (книги без регистрации полные версии .TXT) 📗
— Я… вы же прибыли на мою свадьбу. И будете там… Разве нет?
— Буду. Ваш жених милостиво отправил мне приглашение. Но если вы прилюдно прикоснетесь ко мне, боюсь, даже этот влюбленный в вас юноша не сможет справиться с отвращением.
— Вы… слишком плохо думаете о нем.
— Вовсе нет. Подобная брезгливость нормальна для любого живого человека. Я не чувствую ваших пальцев в своей руке, но отвращение и дрожь — это ощущаю даже я.
— Вы ошибаетесь. Это — страх. Я боюсь вас. Почему я вас боюсь? Ведь вы единственный человек, кому я могу всецело довериться, — Го протянула вторую руку и легонько сжала в ладонях руку, затянутую в холодную плотную ткань.
Из паланкина послышался тяжелый вздох:
— Мертвецов все боятся. Особенно женщины и дети. А такие, как я, которые двигаются и говорят, хотя на самом деле давно уже мертвы, — пугают даже воинов. Знаете, о чем я жалею всю свою жизнь? О том, что не мои руки вынесли вас из пламени.
— А о том, что всю жизнь служите убийце моего отца и матери, вы не жалеете? — вырвалось у Го, но она тут же испытала такой острый приступ стыда, что щеки облило жаром. — Простите…
— Вы зря просите прощения. А ваша сестра — рожает от него детей. Но это не значит, что у вас нет права судить. И, знаете, я часто думаю о том, что именно грязь моей души заставляет гнить мое тело. Однако даже это не меняет того, что мстить — глупо и бессмысленно. И ненависть разрушает душу куда сильнее, помните об этом.
— Да… вы много раз говорили нам это. Но Тятя считает иначе.
— Это не так. Поверьте мне, я знаю, что она думает и чувствует лучше нее самой. Самое страшное — это признаться себе, что любишь того, кого должен ненавидеть.
— Вы… правда сумели простить и полюбить его светлость?
Тишина была ей ответом. На мгновение Го показалось, что она в этом саду совершенно одна, и она еще крепче сжала руки.
— Ой… прошу прощения, если причинила вам боль.
— Госпожа, если бы я мог ощущать боль… Впрочем, это уже не имеет значения. Вы хотели ответа на ваш вопрос — вот он: люди, за которых я готов отдать даже не одну, десять своих жизней, любят этого человека всей душой. И я всегда служил ему честно и верно. И буду продолжать это делать до последнего мига своей жизни.
— Вы… необыкновенный человек.
Глаза Го наполнились слезами, и плечи мелко задрожали.
— Не стоит меня жалеть, глупая женщина, — рука дернулась и исчезла за дверцей паланкина.
— Я не вас… себя. Всех нас. Эту несчастную страну.
— …А вот теперь вы мыслите в верном направлении. Наклонитесь ближе и внимательно слушайте, что вам нужно будет сделать.
Глава 7
Утро выдалось холодным совсем по-осеннему. Киёмаса проснулся еще до рассвета от странной тяжести на душе. Похоже, ему опять привиделисьдурные сны. Он потянулся и встал. Тело от неудобной позы затекло, в голове стоял туман, будто вчера он выпил лишнего. Повертев туда-сюда головой и разгоняя сонную одурь, он вышел в темный коридор.
Дом спал. Было еще слишком рано — воины Киёмасы просыпались вместе с ним с первыми лучами восходящего солнца. И он привык слышать по утрам их перемежающиеся с зевотой жалобы на трудную жизнь, которые смутно долетали до него из их комнат. Это вызывало у него добродушную усмешку и казалось необходимым ритуалом начала дня.
Вернуться к себе и подождать, пока рассветет? Киёмаса тряхнул головой. Что это с ним? Неужели он начинает стареть? Проклятые сны…
Он вышел на крыльцо заднего двора, сделал несколько глубоких вдохов. И, срываясь с места в бег, помчался по дорожке вниз, к озеру. Не останавливаясь, прыгнул на мостки, и спустя мгновение его тело окутало приятное тепло — вода все еще была теплее, чем утренний воздух. Но освежала гораздо лучше.
Туман в голове пропал, тяжесть в теле исчезла, Киёмаса вынырнул и довольно улыбнулся. И тут же нахмурился. А что если… И противный холодок снова пополз по телу. Его светлость… Да, Киёмаса только вчера был в замке, они с его светлостью разговаривали, но…
Киёмаса пулей вылетел из воды. Одеться. Срочно в замок. И не важно, какими словами на этот раз обзовет его Мицунари.
Стоп. Мицунари. Там, с его светлостью, — Мицунари. Если нужно — Мицунари пришлет гонца, он обещал…
«Проклятье!» — Киёмаса сжал кулаки. Да что же это с ним такое? После этого проклятого землетрясения он сам не свой. Много от него будет проку, если он начнет впадать в панику из-за плохих снов? Следует съездить в монастырь на несколько дней — это должно вернуть в душу гармонию.
Итак, сейчас тренировка, потом он поест и поедет в замок. По делу. Какому-нибудь.
На востоке небо постепенно начало светлеть. Киёмаса решил, что прогуляется по саду и проверит боеготовность дежурных, заодно перебросится с ними парой слов. И найдет себе кого-нибудь в пару: одному упражняться сегодня совершенно не хотелось.
Он поднялся по ступеням вверх, прошел по аллее вдоль кустов и фонтана и внезапно остановился как вкопанный. В самом центре главного двора, под раскидистой сакурой, окруженной резными деревянными столбиками, возвышался наглухо закрытый паланкин. Вокруг него сидели воины — кто на траве, кто на песке, а двое устроились прямо на мостике, переброшенном через декоративный ручей. Киёмаса удивленно заморгал и даже приоткрыл рот. Он что, на самом деле продолжает спать?…И оружия при себе нет… Впрочем, на нападение это похоже меньше всего.
— Господин!
Киёмаса вздрогнул от неожиданности, обернулся и уже через миг сжимал рукой горло человека, обратившегося к нему.
Нарутака. Его же собственный дежурный часовой.
— Ты! Ты что, спал что ли? — прорычал сквозь зубы Киёмаса, не разжимая пальцы.
— Нет, господин… — сдавленно прохрипел парень.
— Тогда что все это значит? Ну? — Киёмаса встряхнул Нарутаку так, что тот всхлипнул.
— Я… мне приказали не беспокоить вас, господин… доложить, когда вы проснетесь…
— Кто?! — взревел Киёмаса.
— Я, — внезапно донеслось из паланкина.
— Вот как… — Киёмаса отпустил часового и зашагал в центр двора. Подошел к паланкину и наклонился к занавешенному окошку. — И… давно ты командуешь моими людьми, Ёсицугу?
— С тех пор, как они начали меня слушаться. — Дверца паланкина с негромким скрежетом отъехала в сторону, и голова Отани Ёсицугу высунулась наружу.
Киёмаса помрачнел еще сильнее. Темные провалы глаз особенно ярко выделялись на фоне белой ткани, скрывающей лицо Ёсицугу. И сам взгляд… Ёсицугу смотрел куда-то мимо Киёмасы, хотя, может быть, Киёмасе это просто казалось в неверном свете еще не взошедшего солнца.
— И что ты замер как пень? Ты поможешь мне отсюда выбраться или нет? Или тебя тошнит от одной мысли, что ко мне надо прикасаться? — Из паланкина показались руки и плечи.
— Я всего лишь не хотел тебя оскорблять. Но вижу: ты не торопишься с ответной любезностью. — Киёмаса, подхватив Ёсицугу под мышки, рывком вытащил его из паланкина и поставил на ноги.
— Так лучше?
— По сравнению с перспективой выползать на коленях — просто замечательно. У тебя тут сад, что ли? — спросил Ёсицугу, медленно оглядываясь по сторонам.
— Ну… да… — почему-то смутился Киёмаса, — я тебе эту историю потом расскажу.
— Расскажешь… — Ёсицугу запрокинул голову и прикрыл глаза, словно прислушиваясь к чему-то. — Я тоже последнее время этим увлекся. Цветы, они очень яркие. И запах. У тебя найдется место для моих людей?
— Да, конечно. Нарутака! Займись размещением гостей.
— Да, господин! — отозвался Нарутака откуда-то из кустов — видимо, старался не попадаться Киёмасе лишний раз под руку.
— И пусть приготовят мне фуро, — Ёсицугу открыл глаза и повернулся к Киёмасе.
— Да, конечно. Я вот как раз об этом и думал, когда ты меня тут в брезгливости подозревал.
Ёсицугу вопросительно наклонил голову.
— Я думал: предложить тебе ванну с дороги или сначала составить мне компанию в утренней тренировке? — пояснил Киёмаса.
