Над Этной розовое небо (СИ) - Белова Юлия Рудольфовна (хороший книги онлайн бесплатно .txt) 📗

1

С высоты Москва кажется волшебной. Мы стоим на крыше отеля «Ритц Карлтон». Тёплая июньская ночь, бледные далёкие звезды, редкие призрачные посетители, попавшие сюда из мира теней. До меня доносятся ночные звуки города из ставшего чужим, нижнего мира. Они вязнут в медленной, стонущей и соблазняющей музыке. Она тихо звучит здесь, на террасе, а может быть только в моей голове. Свет притушен, мы в полутьме.

Все это выглядит нереально и волнующе, как и то, что скоро с нами случится. От сладкой тревоги и лёгкого смятения, немного кружится голова, запахи весны ещё витают в воздухе. Манежная площадь и пряничные кремлёвские башни, лежат у наших ног, ночные огни и магические энергии делают настоящее неузнаваемым и прекрасным. Картинка немного плывёт, и мне приходит мысль, что может, это уже и не Москва, а туманная грёза, просочившаяся из моей головы…

Марко берёт меня за локоть, с силой поворачивает к себе и протягивает бокал:

— Пей.

Он говорит тихо, но голос звучит как приказ, как откровение, как указание свыше. Я чувствую его силу. «Да с какой это стати?» — внутренне пытаюсь слабо перечить, но попытка совершенно бесперспективна. Моя воля, сломлена и сопротивление подавлено прямым взглядом его тёмных глаз, животными токами, исходящей от него силой и, главное — шампанским. Мы пьём уже вторую бутылку «Дом Периньон». Я бы предпочла «Кристаль», но в роскошном лаунже на крыше «Ритц Карлтон» из крутых шампов есть только «Дом Периньон». Да причём здесь… Это сознание пытается подавить рвущийся из недр Ид — моего первобытного, алчного, изголодавшегося злодея. Тьфу. Зачем же ты так опьянела? Не теряй разум, не становись добычей. Губы растягиваются в глупой улыбке.

Я делаю большой глоток, он удовлетворённо кивает, отворачивается и снова смотрит на сказочные огни Кремля. Мне кажется, что он делает это слишком картинно, по-киношному, я фыркаю.

— Когда мне было пятнадцать я потерял родителей, — говорит он и долго молчит. — Думаю, ты можешь понять, что это значит.

О, да! Я как никто могу это понять. Я сама потеряла маму, когда мне было семнадцать. У нас есть кое-что общее, помимо профессиональных интересов. Теперь я смотрю на него даже с теплом и нежностью. Но он этого не видит, он любуется Кремлем.

— После похорон близкий друг моего отца привёз меня в Рим. До этого я ни разу не покидал Сицилию. Была такая же ночь, мы ездили на машине по самому центру, по пустому городу — Колизей, площадь Венеции, фонтан Треви, Ватикан. Огромный величественный Рим, погруженный во мрак и яркие огни, освещающие вечность. Меня это потрясло. Скажи, тебя потрясла первая встреча с Москвой?

Я мотаю головой.

— А с Римом?

Да нет, же нет, разве ты не видишь, что меня потрясла встреча с тобой? Тебе все равно, да? Вокруг тебя сотни восхищённых девиц, правда? И ты можешь брать любую. Ты вообще можешь только брать. Все, что тебе хочется. Ты привык к этому. Плевать… Ещё глоток. И ещё один.

Я ставлю бокал на столик и вслух произношу совсем другое:

— Мне уже пора. Надо ехать…

Сейчас, когда тормоза изрядно отпущены, я могу признаться себе, что второй день неотрывно думаю об этом мужчине. Меня влечёт к нему, даже одна мысль о нем вызывает сердцебиение. Его ироничный взгляд, хриплый голос, сильные руки — все приводит к волнению и заставляет кровь течь скорее. Но я всего лишь невзрачная девчонка, вчерашняя студентка, и я ему не пара. А быть очередным трофеем, подружкой на одну ночь точно не для меня.

Я отхожу от края террасы вглубь, беру свою сумочку, достаю телефон, вызываю такси. Какое-то время он стоит, будто не слышит, словно не в силах оторваться от московского видения, потом сбрасывает заклятье и медленно подходит ко мне, смотрит мне в глаза. Ничего, я выдерживаю, не отвожу взгляд.

— Хорошо, идём.

Мы выходим, вызываем лифт, молча ждём. В области сердца немного горячо, голова чуть-чуть кружится. Входим в кабину. Замкнутое пространство. Никто не войдёт. И что, интересно, ты будешь делать?

Он стоит напротив. Очень близко. Я чувствую его запах, это запах хищника, он разгорячён, смотрит прямо в глаза. На этот раз выдержать его взгляд трудно, и я отворачиваюсь.

— Нет! Не отворачивайся!

— Что?

Он притягивает меня к себе и жадно целует. Ноги слабеют… Я чувствую его вкус — «Дом Периньон», цедра, и немного горького дикого мёда. Его язык проникает в меня, мне не хватает воздуха. Жёсткая щетина дерёт подбородок, губы. Я прижата, вжата, раздавлена, парализована, мне страшно и сладко, чувствую томление и жар, огонь и озноб. Он разжимает объятья, отрывается от меня. Нет, он не насытился, ему просто надо остановить лифт. Нажимает кнопку — его этаж. Дверь открывается. Он делает шаг, останавливается в дверях и поворачивается ко мне:

— Идём.

Я наклоняюсь вперёд, одной рукой держусь за живот, а другую выставляю перед собой, как бы защищаясь. Нет, я не твоя вещь. Со мной этот номер не пройдёт! Надо перевести дух, отдышаться:

— Я с тобой не иду.

— Идёшь.

Он хватает меня за руку и вытаскивает из лифта, тащит по коридору, открывает дверь и вталкивает в свой номер. Там какие-то коробки, пакеты. Я запинаюсь, падаю. Он перешагивает, проходит в комнату, срывает с кровати покрывало.

— Раздевайся! — наклоняется надо мной, поднимает, ставит на ноги и снова впивается в мои губы. Быстро, коротко. Потом рывком разворачивает и целует чуть ниже затылка, ведёт рукой по лицу, шее, спускается ниже. Обе руки сильно сжимают мою грудь, громко выдыхаю. Он ищет тайные крючки на моей блузке, стягивает юбку.

— Раздевайся! Быстро!

Я нащупываю свои замочки и пуговки, а он мнёт, целует, сдавливает меня. Вдруг отпускает, отстраняется, начинает расстёгивать рубашку. Мы стоим напротив друг друга и молча раздеваемся. Ток, электричество, лихорадка Эбола. Только задень — сразу разряд, эпидемия, шаровая молния. Свет фонарей из окна делает все ещё менее реальным. Вижу всё словно в кино. Путаюсь в юбке, застреваю, пытаюсь высвободить ногу. Он передо мной совершенно голый, и до меня доходит его жар, остатки утреннего парфюма, мускус, желание. Он прижимается целует шею, его член упирается в меня, распластывается по моему животу, ощущаю его пульсацию, огонь, запах, силу. Страшно…

Марко поднимает меня на руки и бросает на кровать, срывает намотавшуюся на ногу юбку, наклоняется, кладёт руку на живот и целует в губы, вламывается своим сильным языком в мой рот, заставляет задыхаться, терять сознание. Он проводит кончиками пальцев по груди, сжимает сосок, гладит, целует, лижет, сосёт, тянет одну грудь, другую. Проводит ладонью между ног, по трусикам, они мокрые, подносит руку к лицу и вдыхает мой запах. Истекаю, таю, разливаюсь — я себя такой ещё не знаю.

Он стягивает с меня трусики. Моя последняя броня исчезает, и я остаюсь совершенно открытая и незащищённая. Инстинктивно сжимаю колени, но Марко с силой разводит их в стороны и в этом движении, в раскинутых ногах в разверзнутой плоти, в готовности, мягкости и податливости — мой великий дар, жертва Молоху, направляющему его вздыбленный, жаждущий крови член.

Марко проводит пальцами по моему животу, скользит ниже, по волоскам, по складкам, гладит, прижимает и целует. Я дрожу, изгибаюсь, мой живот напряжен, руки раскинуты, впиваюсь пальцами в простыни, голова поднята, я глубоко дышу и не могу сдерживать стоны, ох не заорать бы.

Он проводит языком по вагине, раскрывает её. Силу этого языка я уже знаю. Ах! Что ты делаешь! Он лижет и сосёт все, что находят его язык и губы.

Да, да! Пожалуйста, не останавливайся! Ещё… Ещё! Ещё!

Он не останавливается. Нежно, или напористо, то едва касаясь, то с силой, ускоряясь и почти замирая, он доводит меня до невесомости, до потери во времени, до безумия. Меня трясёт, я рассыпаюсь на части, разваливаюсь и больше не существую, как что-то единое и целое. По телу прокатываются волны, сладкие конвульсии, они катятся и катятся, и я взрываюсь, кончаю. Шторм Вивальди, буря, ураган! Я чуть дышу, вибрирую, излучаю сияние.