Дитя Всех святых. Перстень со львом - Намьяс Жан-Франсуа (читать книги полные .txt) 📗
И начался какой-то фантастический бой. Франсуа показалось даже, что он на балу. Вокруг него порхали платья. И отнюдь не такие, как у крестьянок или простых горожанок, — нет, это были самые изысканные и красивые дамские наряды, какие только можно было себе вообразить. Но тот (или та?), на ком это платье было надето, скрыв под забралом лицо, потрясал мечом, булавой, цепом или секирой…
Франсуа мощно атаковало оранжевое платье. Ему удалось отбиться и снова встать в боевую позицию. И тут совсем рядом с ним раздался голос Кликуши в черном:
— Мне они нужны живьем!
Франсуа испытал новое потрясение. Этот голос был ему знаком! Но поскольку опущенное забрало искажало звук, Франсуа никак не удавалось определить, кому принадлежит странно знакомый голос.
Кликуши оказались мужчинами. И Франсуа, и Оруженосец убедились в этом почти одновременно. Один секирой, другой боевым цепом разбили шлем и голову своим противникам в юбках. Тот, что достался Оруженосцу, был смуглый бородач, а тот, что Франсуа, — смазливый блондинчик, но тоже несомненный мужчина.
Приободрившись после приказа главной Кликуши в черном и зная, что их не будут убивать, Франсуа и Оруженосец дрались отчаянно, не щадя себя. К ним было страшно приближаться. Еще трое Кликуш пали под их ударами… Но бандитов оказалось слишком много. Оруженосца настиг удар булавой в затылок, и он свалился с коня оглушенный. Что касается Франсуа, то под ним завалился конь. Рыцарь не успел высвободиться и вскочить на ноги. Вокруг завертелся шелковый вихрь, и все было кончено…
Кликуша в черном приблизился к нему, по-прежнему верхом. Франсуа вспомнил вдруг, чей это голос. Ивейн, его товарищ по воинским играм в Куссоне, тот самый, кому он обязан своим первым поцелуем…
Медленным движением Кликуша в черном снял свой шлем. Ивейн улыбался пленнику своей щербатой улыбкой. Усилием воли Франсуа заставил себя остаться совершенно бесстрастным. Победителю не удался его театральный эффект. Казалось, его это живо раздосадовало. Ивейн недобро осклабился.
— Снимите-ка с него правую перчатку. Там должен быть перстень. Дайте его мне.
Мужчины в платьях повиновались. Франсуа не сопротивлялся. Во-первых, потому что это было бесполезно, а во-вторых, потому что Ивейн только того и ждал.
Ивейн взял кольцо и медленно надел его себе на палец. Он опять широко ухмыльнулся, открыв дыру посреди рта.
— Ивейн, рыцарь льва!
Франсуа продолжал хранить равнодушный вид.
— Ну, мой маленький рыцарь, как вы находите Ивейна и его Кликуш?
Опускался вечер. Франсуа смотрел в сторону… Вдалеке он увидел солдат, ведущих Протоиерея. Тот тоже попал в плен. Видя безразличие Франсуа, Ивейн бросил:
— В замок!
Пешие, с руками, связанными за спиной, плотно окруженные всадниками в платьях, Франсуа и Оруженосец пустились в дорогу. Примерно через полчаса они достигли замка Бринье. Впереди и позади них двигались и другие отряды. Жатва в этом бою оказалась обильной. Еще раз цвет французского рыцарства был разгромлен и захвачен в плен. Только что король Иоанн Добрый познал второе поражение за свое царствование, еще более унизительное, чем предыдущее, потому что победителем на этот раз был не принц со своим войском, но шайка разбойников…
Ничто так не потрясало воображение, как замок Бринье в сумерках. Построенный на холме над Роной, он был окружен высокими стенами и вытянутыми ввысь башнями. Опоясывавший его ров с подъемным мостом был так глубок, что казался настоящей пропастью.
Во внутреннем дворе было черно от народа. Кликуши спешились и, с трудом пробив себе дорогу, прошли с пленниками в замок. Его фасад был совершенно ровен, и лишь несколько бойниц рассекали его. Редко Франсуа доводилось видеть столь зловещее место…
Двое часовых, стоящих у входной двери, смотрели, как они входят. Вид этих разбойников был причудлив: у одного на голове вместо каски красовалась епископская митра, а другой облачился поверх кольчуги в золотые ризы.
Из прихожей попадали прямо в большой зал. Он был огромен и освещался рядом факелов, укрепленных на стенах. Именно здесь «рота» Малыша Мешена сваливала свою добычу: посуду, приборы из золота и серебра, ларцы, наполненные драгоценностями, сундуки, откуда вываливались дорогие ткани, богослужебные сосуды, сарацинские ковры. И еще мешки пряностей с пометками: перец, шафран, корица, имбирь, ваниль…
Ивейн пересек помещение и проник в кухню, где хлопотала целая армия поваров и поварят. В замке Бринье обитали не только солдаты. Как и другие подобные банды, «рота» Малыша Мешена имела к своим услугам кузнецов, трубадуров, ткачей, брадобреев, костоправов, лекарей и даже священников, чтобы служить мессы и совершать таинства.
Кухню миновали быстро. Следующая дверь вела на лестницу. Ивейн ухмыльнулся:
— Идем наверх, ко мне.
Он уже поднялся на несколько ступенек, но вдруг передумал и спустился обратно.
— Что же это я! Ведь мой маленький рыцарь сначала захочет, наверное, взглянуть на подземелья…
Подземелья были обширны и загромождены бочками, наваленными одни поверх других. Казалось, эти шаткие кучи вот-вот рассыплются. В неисчислимом количестве с потолка свешивались окорока и солонина, Ивейн направился в глубину, к двери, снабженной тяжелым засовом, и открыл ее. Раздались пронзительные крики. К кольцу, вделанному в стену, было привязано более двух десятков молодых женщин, обнаженных по пояс. Они стонали от ужаса. Ивейн пояснил:
— Монашки из соседнего монастыря. Сложение у них похуже, чем у крестьянок, но зато в обладании ими есть что-то волнующее… По крайней мере, другие так утверждают.
Ивейн посмотрел на своих спутников в юбках и расхохотался во все горло.
— Ведь что касается нас…
Кликуши захохотали вслед за своим главарем. Бесконечно долго они сотрясались от неудержимого смеха. Скупо освещенный сводчатый зал отзывался эхом.
Наконец Ивейн перевел дух.
— Но я же вам не показал самое лучшее…
В другом конце помещения, в стороне от прочих, была прикована толстая, совершенно нагая женщина. Ее лицо было размалевано так, как этого не сделала бы и последняя потаскуха. Всю ее грудь покрывали царапины.
— Мать-настоятельница. Она имеет право на особое обхождение. Не знаю, что с ней делают другие, но я им доверяю. Сам-то я удовлетворяюсь тем, что заставляю ее отрекаться от Бога. Это она исполняет охотно. Не всем же дано быть мучениками…
Ивейн вынул кинжал и приставил острие к горлу женщины:
— Отрекайся от Бога!
Исполненный ужаса голос ответил:
— Отрекаюсь от Бога!
Ивейн проворно вонзил клинок по самую рукоятку. Хлынула кровь и залила черное платье.
— Ну вот! Сдохла без покаяния. Прямиком в ад! Давно я хотел сыграть с ней эту шутку, да все подходящей публики не было…
Франсуа напрягся. Он только что понял: Ивейн и был одним из тех извергов, чьи злодеяния он видел по дороге. И он понял также, что не выйдет из этого замка живым… Франсуа подумал об Ариетте и Изабелле. Ради них он не имел права на слабость.
Ивейн резко повернулся к своему пленнику, надеясь заметить на его лице признаки смятения. Но в ответ получил лишь непроницаемый взгляд. В бешенстве Ивейн крикнул:
— Хватит терять время! Все наверх!
Личные покои Ивейна и его Кликуш состояли из двух больших смежных комнат. Ложа, накрытые мехами и шелковыми тканями, теснились в полном беспорядке. Были там и кресла, скамьи, столы, сундуки и всевозможный роскошный хлам. Дальнюю стену целиком занимал огромный камин, где догорали толстые поленья.
Завидев Ивейна, мальчуган в пажеской ливрее заторопился наполнить вином кубок и поднести ему. Но слуга так дрожал, что расплескал половину на черное платье. Ивейн зарычал:
— Он это нарочно! К коту его!
Паж испустил крик ужаса, но тут один из Кликуш — долговязый парень в белом платье — поднял мальчишку за длинные белокурые волосы и направился к большому сундуку, откуда доносилось яростное мяуканье. Разбойник приоткрыл сундук, бросил туда ребенка, опустил крышку и уселся сверху.
