Дитя Всех святых. Перстень со львом - Намьяс Жан-Франсуа (читать книги полные .txt) 📗

Протоиерей взял со столика золотой кувшин и наполнил два кубка из того же металла. Затем протянул один Франсуа.

— Это «вино Ночи», лучшее, что у меня есть.

Франсуа не шелохнулся. Арно де Серволь верно понял причину его сдержанности.

— Можете пить без опасения. Оно не разбавлено кровью. Монахи, которые его производят, угостили меня от доброго сердца.

Франсуа взял кубок и подождал… Протоиерей отхлебнул маленький глоток.

— У вас чистая душа, сир де Вивре, а мне как раз требуется поговорить с кем-то, у кого чистая душа. Сегодня это такая редкость. Кругом либо мерзавцы вроде меня, либо дураки вроде короля Иоанна и его рыцарей.

Франсуа был совершенно сбит с толку таким вступлением.

Протоиерей продолжил:

— Вы спросите меня, что это значит — человек с чистой душой? Это — тот, кого не способно затронуть зло. Он может оказаться среди наихудших гнусностей и ужасов, но ничто из этого к нему не пристанет.

Протоиерей взглянул на землю. В последние дни было много дождей, и почва сделалась вязкой. Он указал на свои башмаки.

— Взгляните на них! Видите эти бурые пятна — земля, кровь, быть может… Они пропитаны этим насквозь.

Он снял свой перстень и бросил его в грязь.

— Но алмаз остается чистым, что бы с ним ни случилось.

Подобрав кольцо, Протоиерей вытер его пальцем и поднес к свету.

— Алмаз снова сверкает. Чтобы избавить его от грязи, хватит прикосновения, капли воды, слезинки… Чистая душа нетронутой проходит сквозь зло. И более того — она его попросту не замечает!

— Не замечает?

И Франсуа, горячась, рассказал об ужасах, с которыми столкнулся по дороге.

Арно де Серволь прервал его:

— Я говорил не об этом зле, но о том, что накапливается в наших душах. Не вас ли я видел при Пуатье?

— Да. Но я и после продолжал служить королю.

— Это естественно, ведь вы признаете только прямые пути. А я вот все сворачивал, да сворачивал, пока у самого голова не закружилась.

Франсуа надо было уйти, но он остался. Быть может, оттого, что этот человек до невозможности был непохож на него самого и Франсуа хотел бы его понять.

— Почему?

— Я и сам задаю себе этот вопрос. Думаю, из-за игры. В обоих смыслах этого слова: случай и комедия… Будет ли Протоиерей служить королю или примется разорять Францию? Я бросаю кости, а уж что они решат… Какую маску напялит Протоиерей на сегодняшнее представление? Героя или разбойника? Догадайтесь… Тем более что я запрещаю вам называть меня разбойником. Сейчас я вернулся на сторону короля и весьма рассчитываю служить ему верой и правдой. Ручаюсь, что вы не сможете определенно сказать, кто же такой Протоиерей. Никто не в состоянии ответить на этот вопрос, даже я сам!

Франсуа все прихлебывал и прихлебывал «вино Ночи». Ему было трудно разобраться в своих ощущениях. Он был зачарован, точно под взглядом змеи.

Протоиерей снова наполнил ему кубок и сменил предмет разговора.

— Почему вы так суровы с вашим оруженосцем? Он бился как герой, а вы с ним обошлись, как с собакой.

— Потому что оруженосец — всего лишь слуга, и ничего больше.

— Я не верю вам. Вы и сами так не думаете. Кто угодно, но только не вы. Видимо, есть какая-то другая причина.

Змея… Наклонив вперед свое острое лицо, Протоиерей пристально рассматривал своего собеседника. Его темным глазам невозможно было противиться. И Франсуа начал говорить. После смерти Туссена он не хотел привязываться ни к какому оруженосцу. Туссен был незаменим, таким и останется… Он рассказал все, начиная с котла в Сен-Мало и кончая розовым кустом Уарда, рассказал с такими подробностями, каких не упоминал даже Ариетте.

Арно де Серволь серьезно смотрел на него. Завершив повесть, Франсуа сам на себя рассердился за откровенность. Он с живостью повернул беседу в другое русло:

— Покайтесь! Измените жизнь, пока еще не слишком поздно!

— Уже слишком поздно! Я много убивал… Если б вы только знали, как много я убивал!

— Значит, вы не надеетесь на милосердие Божие?

Протоиерей улыбнулся.

— Бог еще хуже меня! Знаете пословицу? «Если вы убили одного человека — вы убийца, если тысячу — капитан, сто тысяч — завоеватель, а если всех — то сам Господь Бог…» Но я шучу. На мое несчастье, Бог справедлив. Я знаю, что место в аду уже поджидает меня — совсем горяченькое. Там наши пути снова разойдутся, сир де Вивре. Кстати, раз уж к слову пришлось, хотите знать, как бы я хотел умереть? Каким-нибудь совершенно неожиданным образом, несуразным, нелепым. Сыграть с моими современниками последнюю шутку, затеять последнюю игру… «Куда это запропастился Протоиерей?» — «Да он же в аду! Вы разве не знали?»

И Арно де Серволь снова наполнил их кубки.

— Ну так как же чистота судит порок? Заслуживаю ли я ненависти?

— Сверх всякого выражения!

Протоиерей коротко рассмеялся.

— Вы совершенно не умеете лгать! Я даже завидую тому, как вы не умеете ни лгать, ни ненавидеть.

В этот момент Франсуа закашлялся.

— Пить вы тоже не умеете! Умеете ли вы хотя бы любить?

Это было верно — пить Франсуа не умел. Все у него в голове мутилось. Ему опять надо было промолчать, но он заговорил:

— Я люблю свою жену.

— А до этого?

— Любил еще одну девушку, когда был ребенком. Это все.

— Вы забыли вашего первого оруженосца… Не вы ли сами сказали мне, что ваше сердце осталось с ним?

Франсуа внезапно встал.

— Я вам запрещаю!..

— Успокойтесь. Я не хотел вас задеть… Я вам сейчас даже сделаю подарок.

Он окликнул одного из караульных.

— Сходи за Анжеликой!

Франсуа смягчился.

— Кто такая эта Анжелика?

— Моя любовница. Она восхитительна, но, думаю, я выбрал ее в основном из-за имени. Анжелика и Протоиерей, ангел и демон…

— Вы собираетесь жениться на ней?

— Нет. С тех пор как я овдовел, уже не одно благородное семейство домогается чести выдать за меня дочь. Я выберу ту, у которой самое знатное имя. А что касается Анжелики — на эту ночь она ваша. Если согласится, конечно, поскольку она все-таки не рабыня…

В этот момент появилась Анжелика. Она была поистине достойна своего имени. В голубом платье, с длинными белокурыми волосами и белыми руками, девушка казалась сошедшей с небес.

— Анжелика, сердце мое, не согласишься ли ты провести ночь с этим благородным сиром де Вивре, которого видишь перед собой?

Анжелика удостоила Франсуа взгляда и улыбки, доказывающих, что, несмотря на свой небесный вид, она ценила и земные радости.

— Раз вы просите…

Протоиерей направился к выходу.

— Располагайтесь здесь как дома. Я проведу ночь на свежем воздухе.

Как только он исчез, Франсуа сразу же набросился на его подругу. Редко он испытывал подобное желание — столь внезапное и неистовое. Он хотел обладать этой женщиной сию же минуту, немедля! Анжелика, поначалу удивленная и даже немного напуганная таким пылом, попыталась успокоить Франсуа, но вскоре запылала с ним вместе. Это было настоящее бешенство страсти.

Вскоре они возобновили свои ласки, потом снова и снова, не произнося ничего, кроме непристойностей, которые только подстегивали их наслаждение… Франсуа был счастлив тем, что он мужчина. Он был горд стонами и криками, которые исторгал у этой женщины. Всю ночь он упивался юной плотью, которую столько раз ласкал Протоиерей, целовал губы, которые тот столько раз целовал…

Он остановился лишь под утро, обессилев, когда на соседней ферме запели петухи. И тогда он отдался в руки Анжелики, изнемогая от благодарности. Это было правдой: куда подевалось зло? После боя прошло всего несколько часов, на деревьях висели распятые разбойники, кругом было столько ужасов и горя, но зло вдруг исчезло. Словно и не существовало никогда…

Войско графа де Танкарвиля прибыло к замку Бринье 5 апреля 1362 года. Шамбеллан собирался уже начать осаду, но солдаты, отправленные им на разведку, принесли удивительную новость. Малыш Мешен и его люди покинули замок. Они построились в боевые порядки и ждут. Разведчики называли большое число — до пятнадцати тысяч человек, внушительное войско. Оно укрепилось на холме, возвышающемся над долиной Роны.